Как я уже указывал вкратце, этот фрагмент предоставляет нам величайшее изо всех утешений, говоря, что невозможно жить без желаний и искушений плоти, без греха. Оно убеждает нас не уподобляться людям, о которых пишет Герсон, — они стремились избавиться от всякого чувства искушения или греха, другими словами, обратиться в камень . Софисты и монахи представляют святых чурбанами и колодами, не имеющими вовсе никаких чувств. Несомненно, Мария испытывала великую душевную скорбь, когда потерялся ее Сын (Лк. 2:48) . Во всех Псалмах Давид жалуется, что он едва ли не совершенно обуян великою скорбью из-за своих многочисленных искушений и грехов. Павел также жалуется на то, что чувствует “отвне — нападения, внутри — страхи” (2 Кор. 7:5), и что он своею плотью служит закону греха (Рим. 7:25). Он говорит, что “испытывает заботу о всех церквах” (2 Кор. 11:28), и что Бог сжалился над ним, вернув к жизни Епафродита, когда тот был близок к смерти, чтобы не прибавлять Павлу печаль к печали (Флп. 2:25-27). Посему святой, как его определяют софисты, похож на мудреца, как его определяют стоики, открывшие вид мудреца, никогда не существовавшего на свете. Таким нелепым и нечестивым представлением, порожденным невежеством в этом учении Павла, софисты подводят себя и бесчисленное множество других ко грани отчаяния.
Когда я был монахом, меня часто охватывало искреннее желание увидеть жизнь и поступки хотя бы одного праведника. И при этом я представлял себе такого святого, который живет в пустыне, воздерживаясь от пищи и питья и потребляя лишь корни и холодную воду. Представление об этих невозможных святых я извлек из книг, написанных не только софистами, но даже и священниками. Ибо Иероним где-то пишет: “Я не говорю ничего о пище и питье, так как это роскошь даже для тех, кто столь немощен, что может отпить немного холодной воды и отведать приготовленной пищи” . Однако теперь, когда сияет свет истины, мы абсолютно ясно видим, что Христос и Апостолы называют святыми не тех, кто ведет жизнь по обету безбрачия, не тех, кто умерен в питье и пище или совершает иные дела, придающие им внешний блеск и величие, но тех, кто, будучи призван Евангелием и крещен, веруют что они были освящены Кровью и смертью Иисуса Христа. Так всякий раз, когда Павел пишет о христианах, он называет их святыми, детьми и наследниками Божиими и т. п. Поэтому святыми являются все верующие во Христа — мужчины они или женщины, рабы или свободные. И они святы не по собственным делам, но по принимаемым ими верою делам Божиим, — таким, как Слово, таинства, страдания, смерть, воскресение и победа Христовы, как ниспослание Святого Духа и так далее. Другими словами, они святы не деятельным, но пассивным благочестием.
К таким истинным святым относятся проповедники Cлова, правители, родители, дети, хозяева, слуги и т.д. — если они прежде всего объявляют Христа своею премудростью, праведностью, своим освящением и искуплением (1 Кор. 1:30), — и во-вторых, если они исполняют обязанности своего призвания по велению Cлова Божия, воздерживаясь от плотских желаний и пороков ради Христа. У них нет одинаковой для всех твердости характера, и многочисленные слабости и проступки заметны у каждого. Верно и то, что многие из них впадают во грех. Однако это вовсе не вредит их святости, пока они грешат по собственной слабости, но не по сознательной нечестивости. Ибо, как я уже несколько раз говорил, благочестивые осознают свои плотские желания, они противостоят и не потворствуют им. Когда же они неожиданно впадают во грех, то получают прощение, если верою обращаются ко Христу, желающему не чтобы мы изгоняли заблудшую овцу, но чтобы искали ее. Посему я ни в коем случае не заключаю поспешно, что слабые в вере или нравственности нечестивы, когда вижу, что они любят и чтят Слово Божие, принимают Святое Причастие и так далее, ибо Бог их приемлет и считает их оправданными через прощение грехов. Ведь именно перед Ним они стоят или падают (Рим. 14:4).
Вот что всюду говорит о святых Павел. И я счастлив благодарить Господа за Его преизобильный дар, к которому я стремился, будучи монахом, ибо я увидел не одного святого, а многих, фактически несчетное число истинных святых, — и не тех, которых изображают софисты, но тех, которых показывают и описывают Христос и Апостолы, к которым, по милосердию Божию, принадлежу даже я. Ибо я был крещен, и я верую в то, что Христос, мой Господь, Своею смертию искупил мои грехи и даровал мне вечную праведность и святость. И да будет проклят всякий, не воздающий чести Христу верою в свое оправдание и освящение через Его смерть, Слово, Таинства и все остальное.
Несмотря на то что мы отвергали нелепое и нечестивое представление о наименовании “святые”, которое считалось применимым только к святым на небе, а на земле — к отшельникам и монахам, совершающим в некотором роде показное действо, — давайте учиться из писаний Апостолов тому, что все верующие во Христа святы. Мир восхищается святостью Бенедикта, Григория, Бернарда, Франциска и людей им подобных, потому что слышит о том, как они совершали дела, замечательные и необыкновенные внешне. Безо всякого сомнения, Св. Амвросий, Августин и другие были тоже святыми. Они не жили такою аскетическою и ужасною жизнью как те другие, а оставались среди людей, ели обычную пищу, пили вино и носили нарядную, пристойную одежду. Что касается заурядных жизненных обычаев, то они почти не отличались от других уважаемых людей, и, несмотря на это, они заслуживают, чтобы их считали выше упомянутых ранее. Ибо они, безо всяких суеверий, учили вере во Иисуса Христа во всей ее чистоте, боролись с еретиками и очищали церковь от бесчисленных заблуждений. Общение с ними приносило радость многим людям, особенно скорбящим и бедствующим, которых они утешали и ободряли Словом, ибо они не удалялись из общества, а выполняли свои обязанности среди частых волнений. Те другие, напротив, не только учили многому, противоречащему вере, но были также и основателями бесчисленных суеверий, заблуждений и нечестивых форм богослужения. Посему если они в свой смертный час не держались за Христа, веруя исключительно в Его смерть и в Его победу, — то их воздержанная жизнь была для них совершенно бесполезною.
Из этого ясно видно, кто такие истинные святые и какую жизнь следует называть святою. Это не жизнь тех, кто прячется в расщелинах и пещерах, терзает свое тело постами, носит власяницу и так далее, думая об обретении на небесах какой-то особенной награды, превышающей награду других христиан, невзирая на саму жизнь этих других христиан, — крещеных, верующих во Христа и так далее. Эти другие христиане не справляются со всем сразу, чтобы отрешиться от греховности человеческой натуры со всеми ее делами, и на протяжении всей жизни их не покидают плотские желания, однако осознание этих желаний не причиняет им вреда до тех пор, пока они не позволяют желаниям овладеть собою, но подчиняют их Духу. Это учение несет утешение благочестивым душам, и они не отчаиваются, ощущая плотские стрелы, которыми сатана поражает их дух (Еф. 6:16). Вот что было со многими людьми при папстве — они считали, что им вообще не полагается чувствовать никаких плотских желаний. И тем не менее ни Иероним, ни Григорий, ни Бенедикт и никто из тех, кого монахи объявляют примером для подражания в целомудрии и всяческих христианских добродетелях, — никто из них не смог добиться того, чтобы вообще не испытывать никаких плотских желаний. Они, конечно же, чувствовали подобные желания и притом очень сильно, как откровенно не раз признается в своих книгах один из них. Посему Бог не ставил им в вину их незначительные проступки или даже те опасные заблуждения, которые кое-кто из них принес в церковь. Так Григорий был создателем обедни без пения — величайшей мерзости, когда-либо существовавшей в церкви Христовой . Другие мерзости были придуманы монашеством — нечестивые виды богослужения и самовольные действия религиозного поклонения. Киприан настаивал на том, чтобы крещеные еретиками были крещены заново .
Посему мы истинно исповедуем в символе веры, что мы веруем в святую Церковь. Ибо она незрима , пребывает в Духе, в “неприступном” месте (1 Тим. 6:16), от чего святость ее увидеть нельзя. Бог прячет ее, скрывая ее под нашею слабостью, грехами, заблуждениями, под различными проступками и видами распятия так, что она вообще не очевидна для нашего восприятия. Не знающие этого немедленно оскорбляются, замечая слабости и грехи людей крещеных, верующих и имеющих Слово Божие. Они решают, что подобные люди не принадлежат Церкви. Между тем они воображают, будто Церковь состоит из отшельников, монахов и им подобных людей, чтущих Господа языком, но тщетно, ибо они учат не Слову Божию, а учениям и заповедям человеческим (Мф. 15:8-9). Из-за того, что они совершают дела суеверные и противоестественные, которые хвалит и которыми восхищается человеческий разум, — они рассматриваются как святые и как Церковь. Всякий, думающий таким образом, полностью извращает статью вероисповедания: “Верую в святую Церковь”, — он подменяет слово “верую” словом “вижу”. Такие разновидности человеческой праведности и самовольной святости в действительности являются родом духовной магии, посредством которой взоры и помыслы людей ослепляются и уводятся прочь от понимания истинной святости.
