Пребывание архимандрита Игнатия в Оптиной Пустыни оставило след в оптинских хрониках: «26 мая 1856 г. Во время благовеста к вечерне прибыл в Обитель Архимандрит Троицко-Сергиевой, что близ Стрельны, Пустыни о. Игнатий Брянчанинов, намеревается погостить в Обители до 20-го июня и пользоваться минеральною водою из Пафнутьева колодца, которую доктор его по разложении признал полезною от геморроя, золотухи и ревматизма.
Приятно встретились с ним Старцы наши: Батюшка о. Макарий у перевоза, а о. Архимандрит на монастырском дворе у Церкви. Поместился в Монастыре, в Корпусе, занимаемом {стр. 529} о. Игуменом Антонием. Привез Старцам в подарок на ряски камлота, похожего видом на мухояр.
31 мая 1856 г. Старцы наши и о. Ювеналий Половцев с приезжим о. Архимандритом ездили на обед в Козельск к Почетному Гражданину Дмитрию Брюзгину.
22 июня 1856 г. Поутру в 9 часов проводили в обратный путь нашего гостя о. Архимандрита Игнатия. О. Архимандрит поехал с ним до Калуги, дабы вместе быть у Преосвященного [2051] и изложить пред ним просьбу о. Игнатия о построении для него в Скиту корпуса келлий, а Старцы — о. Игумен Антоний и Батюшка о. Макарий — провожали его до Прысковской церкви и, по взаимном пожелании всего благого, возвратились домой. В Калуге Пр<еосвященный> Григорий принял просьбу о. Архимандрита Игнатия холодно и с возражениями, что Скит не для этого основан и т. п. Что воспоследствует из сего — неизвестно» [2052].
В другом варианте летописи за 22 июня 1856 г. записано следующее: «В 5 часов утра от нас отправились в Калугу к Преосвященному Григорию отец Архимандрит Игнатий Брянчанинов, гостивший в нашей обители с 26-го мая, и с ним настоятель наш о. Архимандрит Моисей. Добрую оставил по себе у нас память Архимандрит Игнатий: смиренный муж и духовный. Из многих духовных бесед его с нашими старцами записываю от многого малое, но, на мой взгляд, глубоко знаменательное: «В ямщицком селе Тосне, под Петербургом, в 1817 г. произошел такой случай, о котором, — так сказывал о. Игнатий, — я узнал со слов лица, заслуживающего всякого доверия. В этом селе жил богобоязненный ямщик Феодор Казакин, женатый, но бездетный, неграмотный, кроткий и поведения во всех отношениях примерного. Был он уже человек лет пожилых, к себе внимательный, не только на выдумку, но и на какую-либо неправду, по простодушию своему, неспособный. Занимаясь кузнечным мастерством, он сам для дела своего выжигал уголья в лесу, версты за три от села, на правом берегу реки Тосны, в местности, называемой Дубок. Однажды Казакин работал один около своей угольной ямы и внезапно, среди бела дня, увидел множество бесов в образе людей обоего пола. Бесы в странных одеждах и в колпаках сидели на высоких деревьях, играли на каких-то невиданных музыкальных инструментах и припевали:
{стр. 530}
— Наши годы! наша воля!
Они и еще что-то пели, но Казакин с испугу не мог вслушаться. Казакин стал креститься и молиться, но видение не исчезало. Страшно испуганный Казакин бросился бежать домой. Дорога к дому шла по берегу реки, а на берегу росли большие развесистые березы. И на всех березах этих во множестве сидели бесы, играли на инструментах и с торжеством бесчинно припевали:
— Наши годы — наша воля! Наши годы — наша воля!..
С версту от места работы, где впервые увидел Казакин бесов, он их увидел в третий раз: они сидели на деревьях и пели ту же песню:
— Наши годы — наша воля!
До полусмерти испуганный Казакин добежал до села, от которого его отделяла река, и, пока ему подавали с другой стороны реки плот для переправы, он присел отдохнуть и в это время увидел страшного змия, который явился у ног его и хотел уязвить; но Казакин отскочил от змия».
Отец Архимандрит слышал этот рассказ от причетника села Тосны, Ивана Андреева, принявшего монашество в Сергиевой пустыни, где настоятельствует теперь сам Архимандрит Игнатий.
Сказывал нам о. Архимандрит Игнатий еще и о благодатных видениях Валаамского схимника Кириака. Боже мой, Боже мой! От чего, от какой благодати и истины отпадает бедная несчастная, израненная духовным врагом своим, святая моя Родина!» [2053].
О результатах переговоров у Преосвященного Григория архимандрит Игнатий сообщал старцу Макарию в письмах от 20 июля и 7 августа 1856 г. А брату в письме от 13 августа он написал: «Несмотря на мое желание остаться в Оптиной Пустыне, я не сошелся с настоятелем ея, и потому время моего удаления из Сергиевской отсрочилось на неограниченное время. Отдаюсь на волю Божию. Приходится жить иначе, нежели как рассуждается жить. Такова участь не одного меня. По человеческому суждению общество Скита Оптинского и духовник, отец Макарий — лучшее, чего бы можно было желать по настоящему состоянию христианства и монашества в России; но Промысл Божий, руководящий нашею участию, мудрее суждения человеческого» [2054]. {стр. 531} История с несостоявшимся переходом не отразилась на отношениях архимандрита Игнатия с Оптиною Пустынью. Из писем от 20 июля 1856 г. и по 28 января 1857 г. видно, с какой «ревностию» хлопотал он о доставлении Скиту дополнительного штата, а также, по собственной инициативе, о «предоставлении Оптиной Пустыне двух десятин земли, прилегающей к восточной ограде Скита».
Только раз упоминает он о происшедшем, когда делает одному из братии Оптины драгоценный подарок: «29-го Января посетил нас о. Ювеналий на обратном пути своем в Оптину, — писал он отцу Макарию 5 февраля 1857 г.— Я ему вручил один том из Голландовой библиотеки, в котором находятся сочинения Пр<еподобного> Марка Подвижника на Греческом и Латинском — на подержание. После укорила меня совесть, сказав: "Где же бескорыстная любовь? когда ты собирался на жительство в Скит, то и книги свои хотел отдать для общей пользы; а когда дело помещения не состоялось, то ты жалеешь книг и они стоят у тебя бесплодно в шкафе". Почему и передал о. Ювеналию, что и прочие 13-ть томов я перешлю к нему».
О мотивах этого подарка он написал 13 апреля этого же года: «Примите мое усерднейшее поздравление с наступившим Праздником и вместе с тем искреннейшую признательность за поздравление Ваше в драгоценном для меня письме Вашем от 30-го Марта, так как и все письма Ваши для меня драгоценны, и при одном зрении почерка Вашего, прежде чтения самого письма уже чувствую в грешной душе моей утешение. Желая, чтобы мысленное сребро — библиотека Св. Отцов, собранная Голландом, не лежала под спудом, но давала лихву богоприятную, обращаясь между людьми, способными заниматься ею, я рассудил лучше отдать это сребро на руки человеку, нежели приковать его к какому-либо месту, в коем оно очень легко может попасть под спуд — в шкаф, и сделаться там пищею моли и мышей, без всякой пользы для людей. Было время, когда Белые берега обиловали благонамеренными иноками, были времена, когда обиловала ими Пестуша, обиловала ими в свое время Площанская Пустынь; теперь наступило время цвета для Оптиной; время цвета пройдет своей чередой — процветут другие места — также на свое время; почему приковать книгу к месту я счел менее надежным, нежели поручить ее человеку. Надеюсь, что о. Ювеналий, попользовавшись ею, и попользуя ею Христианство, когда достигнет седин {стр. 532} и изнеможения, то поручит ее благонадежному иноку, который опять будет держать в обороте мысленное сребро».
27 октября 1857 г. архимандрит Игнатий Брянчанинов был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского с кафедрой в г. Ставрополе. В письме, написанном 20 ноября 1857 г. пред отъездом к месту назначения, епископ Игнатий снова возвращается к издательским трудам отца Макария и просит: «Если эти книги будут напечатаны, то не откажитесь прислать и мне». «Спаси Вас, Господи, — отвечает отец Макарий, — что и еще изволили удостоить меня получить Ваше Архипастырское и Отеческое писание от 20 числа Ноября, из коего видимо о времени Вашего отъезда из Петербурга, и потому пишу благонадежно в Ставрополь к Вашему Преосвященству». Он сообщает о состоянии дела с напечатанием книг, о которых спрашивал епископ Игнатий, и о предполагаемом продолжении работы по переводу и печатанию книг, несмотря на то что «чувствует часто большую слабость и немощь».
Уже в конце своего пребывания на Кавказской и Черноморской кафедре епископ Игнатий писал своему другу Михаилу Чихачеву: старец Макарий «постоянно переписывался со мною с того времени, как я на Кавказе». Однако от той поры сохранилось только одно письмо от 8 апреля 1858 г., в котором он снова повторяет: «Да подкрепит Вас Милосердый Господь в трудах Ваших по переводу Отеческих книг. Издавая эти книги, Вы оказываете несказанное благодеяние российскому монашеству и Христианству».
Всего за годы издательской деятельности старца Макария было выпущено в свет 16 книг, из них 10 на славянском языке, 1 — на славянском и русском и 5 на русском языке. Самым драгоценным изданием, пишет жизнеописатель старца Макария Леонид Кавелин [2055], было «Св. Отца нашего Исаака Сирина {стр. 533} епископа Ниневийского слова духовноподвижнические, переведены с греческого старцем Паисием Величковским. Напечатаны на славянском наречии, снабжены подстрочными примечаниями и алфавитным указателем», составленным старцем Макарием.
