«На первый же день приезда Владыки, — рассказывала послушница Анна Герасимовна, — вижу, жалует к нам. Сердце у меня так и заныло. Что это? — думаю, мы — дураки, и никогда к нам такие лица не ходили!»
Преосвященный Нектарий вошел в келью. Пелагея Ивановна сидела в чулане на табуретке, поджавшись. Владыка взял также табуреточку и сел с нею рядом, а Анне Герасимовне приказал поместиться на лавке.
«Ах, раба Божия! Как мне быть-то?» — сказал Владыка.
Посмотрев на него строго, ясно, так что, видимо, произведя сильное впечатление на преосвященного своим светлым, глубоким и чистым взором, она громко ответила:
«Напрасно, Владыка, напрасно ты хлопочешь! Старую мать не выдадут!»
Пригорюнился преосвященный Нектарий, облокотился бородой на свой посох и стал покачивать головой из стороны в сторону. «Уж и сам не знаю, как быть! — сказал Владыка, обращаясь к Анне Герасимовне. — Что-то мне страшно!»
«Преосвященный Владыка! — вдруг заговорила Анна Герасимовна, сделавшись смелою и откровенною, — да зачем же сменять! Ведь она никого не обижает!»
Едва договорила она это, как Пелагея Ивановна вскочила тревожная, страшная и начала воевать. Все, кто были с Владыкой, от испугу разбежались, кто куда мог. Анна Герасимовна рассказывала: «Осталась я с ним одна-одинешенька: тряской трясусь, да творю молитву: "Господи, только помози!" Да кое-как, улучив минуту, Владыку-то уж и выпроводила вон; а она-то воюет, что ни попало под руки, все бьет да колотит. Ужас на всех и на нас-то напал. К вечеру, слышу, говорят: архиерей сказал какому-то с ним прибывшему протоиерею, что "напугала меня Пелагея Ивановна; уж и не знаю, как быть!" "Охота вам, Владыка, — говорит протоиерей, — безумную бабу слушать!"»
Весь остальной день до всенощной преосвященный Нектарий ходил по монастырю вместе с Лукерьей Занятовой. Дивная раба Божия Прасковья Семеновна была очень непокойна, разбила у себя в келье окна и кричала: «Второй Серафим, Пелагея Ивановна! Помогайте мне воевать! Наталья косматая, Евдокия глухенькая, помогайте мне! Стойте за истинную правду! Николай Чудотворец, угодник Христов, помогай за правду!»
Эта война блаженных производила сильнейшее впечатление и наводила ужас на всех. Вообще, как мы слышали выше и из уст самого о. Серафима, истинных блаженных и Христа ради юродивых бывает мало; большинство их — бродящие по России, взявшие самопроизвольно на себя этот великий и тяжелый подвиг, порочные люди, руководимые врагом человечества. Но истинные блаженные узнаются по необъяснимой на словах чистоте и святости взора, проникающего в сердце человека, по образу их жизни и в особенности по неподражаемой речи, которая у всех одна. Они все воюют одинаково. Непонятное на первый взгляд это буйство делается совершенно понятным, когда вспомним, что блаженные имеют уже на земле духовные очи, видящие явно духов злобы и ангелов. Воевание это есть борьба с духами злобы, являющимися смущать человечество, соблазнять и возбуждать вражду между людьми. Так Василий блаженный иногда воевал и бросал камни в церковные стены, пока внутри служилась обедня, видя, что злые духи располагаются снаружи, по невозможности стоять в церкви, и целовал стены домов, в которых были балы, танцы, кутежи, так как видел ангелов-хранителей, удалившихся из них, по невозможности присутствовать в жилищах.
Блаженные Пелагея Ивановна и Прасковья Семеновна весь день 19 мая провели в страшной войне. Елисавета Алексеевна вышла из кельи только ко всенощной. После всенощной протодиакон передал приказание Владыки, чтобы все сестры до одной шли в трапезу. Было сестер около 500, и они тесно разместились в трапезе. Глубокое молчание и грустное выражение лиц располагали к ожиданию чего-то страшного. Когда все были на местах, вошел и преосвященный Нектарий.
«Желающие Лукерью Васильевну, отделяйтесь! — произнес Владыка, стоя в мантии. — Становитесь вперед, к образам!»
Некоторые стали впереди, но сравнительно их было очень мало, всего 40 человек. Видя это и приписывая тому, что нет места в трапезе, преосвященный стал приказывать: «Назад! Назад!»
«Некуда назад!» — ответили в один голос 400 сестер, преданных Елисавете Алексеевне. Многие из них на коленях, со слезами просили преосвященного оставить ее начальницей. «Отделяйтесь, отделяйтесь!» — приказывал опять Владыка, но никто не двигался с места. Тогда он сказал: «Я ее не оставлю! Избирайте три лица, а если вы не изберете, то я, кроме Елисаветы и Лукерьи, изберу сам третье лицо из среды Лукерьи Васильевны. Завтра, если жребий падет на Лукерью Васильевну, то кто не повинуется, всех вон!»
«Много будет всех вон!!!» — громко ответили все сестры.
Раздраженный и разгневанный неудачами, а также ответами Серафимовых сирот, преосвященный Нектарий стал нетерпеливо подвигаться к двери, но, по тесноте, сестры невольно запутались в его мантию, а он, желая освободиться, начал их толкать, отстранять ногами, и вся эта сцена глубоко поразила и возмутила стоявшего у дверей трапезы незамеченным Николая Александровича Мотовилова.
В ночь на 20 мая подле старицы Прасковьи Семеновны сидели сестры Прасковья Степановна, Анастасия Михайловна и послушница Федорушка. Взяв образок Казанской Божией Матери, Прасковья Семеновна приложилась к нему, потом надела на бывшую свою начальницу мельничной общинки Прасковью Степановну и сказала: «Иди ты к новой начальнице и скажи, чтобы она не бралась начальствовать, это не ее дело! Вот у меня три свидетельницы, но две лживые поколеблются! Ты одна у меня будешь истинная свидетельница! Вспомни, Прасковья Степановна, вспомни, матушка, что тебе сказал батюшка Серафим: останешься ты как рак на мели!»
Но Прасковья Степановна не пошла к Лукерье Занятовой, опасаясь передать ей слова старицы, ибо архиерей должен был ее постригать на следующее утро.
Преосвященный Нектарий служил обедню в Тихвинской церкви, и, когда вышел на молебен, он приказал подать ему билеты с наименованием кандидаток, избираемых в настоятельницы монастыря. Протодиакон вынес на блюде три запечатанных конверта. Владыка взял один, распечатал и передал для прочтения протодиакону, а остальные два спрятал себе в карман. Протодиакон громко провозгласил:
«Господь Бог выбирает начальницей Гликерию Занятову!»
В публике произошло смятение, послышалось рыдание, некоторые из приезжих упали в обморок. Никто не поверил, что Бог мог избрать начальницей преданную о. Иоасафу, который запечатывал храмы, попирал заветы и заповеди Царицы Небесной и о. Серафима. Возбуждение народа против преосвященного дошло до крайних пределов. Ввиду того что остальные конверты он взял себе в карман, а не отдал по принадлежности сестрам обители или для хранения в ризнице, Владыку обвинили в пристрастии, в допущении обмана. Присутствующие были уверены, что во всех конвертах заключалась записка одного содержания об избрании Лукерьи Занятовой. Можно себе представить, как был отслужен молебен и что происходило в это время в церкви.
Одна же отличавшаяся кротостью Устинья Ивановна не могла сдержать свою скорбь и сказала: «Батюшки Серафима на тебе взыщение за нас, Владыко, ибо он собирал нас, а ты разгонять хочешь!»
Преосвященный Нектарий приказал отправить ее под начало в Ардатовский монастырь.
Благодатная старица Евдокия Ефремовна, стоя пред преосвященным, со слезами говорила ему: «Святый Владыко, пощади нас, Иоасаф гонит нас 30 лет! И ты гонишь нас! Нам Лукерьи не нужно!»
«Иоасаф добрый человек!» — ответил Владыка.
«Я, батюшка, живу 6о лет в обители, и мне уже осьмой десяток, старших нас шесть сестер, на нас обитель завел о. Серафим; мы с ним трудились, ему служили!» — продолжала дивная старица.
«Что мне до того, что тебе 70 лет! — воскликнул преосвященный Нектарий. — Вы мне не нужны! У меня и молодая будет начальницей!»
Сестры плакали и рыдали.
После обедни Владыка кушал чай и обедал у новой начальницы Лукерьи Васильевой, где ликовали поклонницы о. Иоасафа. Елисавета Алексеевна совершенно покойно удалилась из церкви и поспешила переехать из начальнической кельи в свою прежнюю казначейскую.
Серафимовы сестры провели день в слезах и не выходили из келий. Только великие рабы Божий продолжали еще с большей силой воевать со врагом, видя, до какого забвения довел он Иоасафовых сестер. Сестра Аграфена Николаевна Назарова поспешила в келью Пелагеи Ивановны рассказать ей, что происходило сегодня в церкви, и принесла с собой ей в подарок прехорошенького котенка, зная, как блаженная любила их.
Пелагея Ивановна вскочила, выхватила котенка из рук Назаровой и так сильно ударила кулаком по голове его, что он и не пикнул. Никогда еще с блаженной подобного не случалось.
— Полно озорничать-то! — закричала Анна Герасимовна.
— Нет, не перестану! — ответила блаженная.
— Да, вот все так: ей все равно, а я-то при чем? Только знай через тебя все к ответу иди! — ворчала Анна Герасимовна.
