(i) Евангелия рассказывают о том, как политические властители этого мира, исполненные гордости, достигли своих высот. Все первые читатели евангелий прекрасно понимали, что само слово «евангелие», не говоря уже о выражении «царство Божье», бросало прямой вызов режиму кесаря, новость о правлении которого в Римской империи называли «благой вестью», «евангелием». Рим стоит теневым фоном за всеми евангельскими историями, и когда Иисус наконец встречается с римским правителем Пилатом, проницательный читатель чувствует, что наступает развязка, становится явным то противостояние, которое здесь присутствовало в скрытом виде изначально. Подобным образом (о чем наиболее выразительно говорит Евангелие от Матфея) присутствие династии Иродов и судьба Иоанна Крестителя постоянно напоминают о том, что местная иудейская (или так называемая иудейская) псевдоаристократия никак не желает терпеть присутствие альтернативного «царя иудейского» или весть о нем. И наконец, коррумпированный режим Каиафы и первосвященнического клана выходит на сцену также только в кульминационный момент повествования как часть глубинной структуры проблемы, когда человеческие системы стараются всеми доступными средствами пригвоздить Иисуса ко кресту, что им и удается.
(ii) Таким образом, евангелия рассказывают и о порче самого Израиля, где люди, носившие решение проблемы, сами стали ее частью — причем, по ужасающей иронии судьбы, из-за которой Павел рыдает всякий раз, когда думает об этом, стали центральной частью проблемы. Фарисеи предлагают свое толкование Торы, чтобы достичь святости, но это только усугубляет положение вещей. Священники в Храме приносят жертвы, которые должны свидетельствовать о Божьей благодати, но вместо этого свидетельствуют о наличии коррумпированной системы с претензией на особые привилегии. Бунтовщики желают посвятить себя делу Божьего Царства, врывающегося в этот мир (Мф 11:12), но их попытка одолеть насилие другим насилием может привести только к торжеству насилия, а не к победе над насилием. Это значит, что Иисус погибает не только от рук языческих народов, но и от рук Израиля, который стремился — как и в тот день (и здесь тоже была горькая ирония), когда он впервые пожелал поставить над собой царя, — стать «как все народы» (1 Цар 8:5, 20), и теперь говорит, что у него нет царя, кроме кесаря (Ин 19:15).
(iii) Кроме того, евангелия рассказывают о темных надличностных силах, которые и сейчас проще всего назвать «бесовскими», несмотря на все проблемы, которые порождают подобные слова. Эти силы действуют и с помощью всех описанных выше элементов, но их нельзя просто свести к ним. Евангелия говорят нам о «сатане», об «обвинителе», наделенном подобием личности, который изо всех сил стремится завлечь Иисуса в ту же ловушку, в которую уже попал Израиль, как и весь мир. Демоны вопят на Иисуса, когда он совершает исцеления, кидаются на него, вылезая из гробниц, и это означает, что битва идет не только на уровне людей. Темное бурное море пробуждает в памяти древнего Израиля образ зла, которое превосходит сумму нынешних дурных поступков и бедствий. «Власть тьмы», о которой Иисус упоминает, когда его собираются арестовать (Лк 22:53), указывает на представления о том, что по ночам зло обретает свободу, распоясывается, чтобы делать свое дело с помощью своих подмастерьев — солдат, предателя, запуганных учеников и нечестного суда. Насмешки прохожих над распятым Иисусом («Если ты Сын Божий…») перекликаются с ядовитым и соблазнительным голосом, который Иисус слышал в пустыне. Власть самой смерти, окончательно отрицающей благость творения, говорит о том, что силе разрушения, силе антимира и антибога позволено выполнять ее темную работу. Рассказывая обо всем этом, евангелия подтверждают, что этот избитый иудейский пророк, висящий на кресте, был той самой точкой, в которой зло стало в подлинном смысле самим собой во всей своей полноте.
(iv) Евангельский рассказ об Иисусе показывает, что граница между добром и злом проходит не между Иисусом с его друзьями, с одной стороны, и всеми остальными — с другой, и уж определенно не между Иисусом и язычниками, но она лежит внутри самих его последователей. Петр, призванный стать скалой, здесь же назван «сатаной». Фома ворчит и сомневается. Иаков с Иоанном хотят занять наилучшие места в Царстве. Все они спорят о том, кому достанутся самые почетные должности. Иуда есть Иуда есть Иуда, это самая глубокая тайна изо всех. Как бы там ни было, как только в ночном саду при свете факелов начинают блистать мечи, учеников оставляет верность и смелость и они, в свою очередь, покидают Иисуса. Мы можем вспомнить о евангельских женщинах, которые остались верными и преданными Иисусу, когда мужчины разбежались, но это будет аргумент от молчания. Если вспомнить об обстановке, в какой создавались евангелия, честность, с которой здесь описаны падения первых столпов церкви, достойна почтения.
(v) Евангелия рассказывают историю порочного круга зла. Из одного здесь вытекает другое, средство от зла несет в себе семена нового зла, так что попытки исправить положение вещей просто приводят к появлению зла второго порядка и так далее. Предательство Иуды и отречение Петра — это просто последние витки длинной истории, а несправедливость первосвященника Каиафы и правителя Пилата вместе с насмешками толпы у креста связывают все ее концы воедино.
Точка концентрации всех форм и проявлений зла
Эти пять пунктов позволяют нам увидеть, что авторы евангелий пытаются рассказать историю смерти Иисуса как той точки, где сконцентрировалось зло во всех его формах и проявлениях. Смерть Иисуса была результатом действий как великого политического зла мира, тех игр во власть, в которые мир играл тогда и играет сегодня, так и темных сил, которые стоят за этими структурами человеческих отношений и общества, тех сил, которые обвиняют во зле само творение и потому пытаются его разрушить, тогда как его Творец желает его искупить. Евангелия рассказывают о смерти Иисуса как о моменте, когда порочный круг привел к его полному торжеству в жестокой и кровавой казни этого пророка, возвещавшего Царство Божье. Но если евангелия рассказывают об Иисусе именно таким образом, к какому заключению они нас подводят?
Столкновение Иисуса со злом
Здесь мы могли бы сказать: «Хорошо, допустим, евангелия на самом деле говорят нам о том, что зло — то самое зло, которое мы уже подробно исследовали, — было причиной смерти Иисуса; но ведь этот факт сам по себе не дает нам решения проблемы зла, но просто снова ставит все тот же вопрос». Мы не вправе прибегнуть к такой лазейке: «Да, зло водрузило Иисуса на крест, но воскресение все расставило по своим местам», — авторы евангелий рассказали нам более глубокую и сложную историю. Именно здесь мы обнаруживаем еще одну уже знакомую линию: евангелия в то же время рассказывают историю, как Бог наконец осуществил свой долгосрочный, растянувшийся во времени от Авраама до Иисуса план, тот самый двусмысленный и рискованный план, который мы рассматривали в главе 2.
Это можно увидеть уже в том, как евангелисты рассказывают об общественном служении Иисуса. Я писал об этом достаточно развернуто в других книгах (из них стоит обратить внимание на такие, как «Иисус и победа Бога», главы 5-10, и «Вызов Иисуса» [5]), так что здесь я лишь кратко представлю свои выводы.
Иисус протягивает руку и прикасается к прокаженному. Вместо того чтобы заразиться от него, Иисус каким-то образом передает свою целостность, свою «чистоту» прокаженному. Он дозволяет прикоснуться к нему женщине с кровотечением, любое соприкосновение с которой делает человека нечистым, но вместо этого от него исходит сила и передается ей, так что женщина исцеляется. Он прикасается к мертвому телу сына вдовы из Наина — и не становится от этого нечистым, но возвращает умершему жизнь. Я думаю, евангелисты хотели нам показать, что подобная логика действует и на кресте. Здесь Иисус отождествляет себя с иудейскими бунтовщиками, готовыми поднять обреченное на поражение восстание, чтобы пришло то Царство, к которому они стремились, но не таким образом, каким они его думали установить.
Застольное братство с грешниками
Иисус устраивал празднования в честь Царства, но с «неправильными» людьми. Этим он навлек на себя гнев и ненависть тех, кто знал всем своим существом, что Царство Божье — это святость и уклонение от всего злого, — и кто никогда не подозревал, что злые люди могут получать искупление и спасение. Мать и братья Иисуса приходят, чтобы его забрать к себе, полагая, что Иисус не в своем уме, он же провозглашает собравшейся вокруг него толпе людей, впитывающих каждое сказанное им слово, что они, слушающие его, и есть его мать и братья. Он рассказывает истории (о потерянной овце, потерянной монете, двух потерянных сыновьях), которые говорят — имеющим уши слушать, — что его застолья с грешниками не случайность, но исполнение воли небес. Он сам напрашивается на обед в дом иерихонского сборщика налогов Закхея, а глубоко потрясенная толпа, стоя за дверью, обсуждает его поступок: «Он вошел сюда, чтобы есть с грешником!» И наконец, он умирает рядом с двумя бунтовщиками, разделяя их позор, хотя сам он невиновен, что особенно подчеркивает Лука. Бесчестие зла обрушивается на него, и Иисус его несет от начала до конца, как бы истощая его силу.
