Все эти проблемы вновь встают в эпоху Второго храма, когда России, чтобы уцелеть, надо опять просыпаться и включаться в мировые процессы, как это было при Петре. Нет, никак не получается. Мешает все то же: пьянство, безынициативность, безответственность и, конечно, нечестность, отчетливее всего проявляющаяся все в тех же лживости и воровстве. Вроде есть православные, которые задаются теми же вопросами: "…попробуем хотя бы только поставить вопрос а не имеют ли своим источником то же Православие такие качества, как легкое впадение в жестокость, низкая инициативность, слабое чувство личной ответственности, стремление быть "как все" (конформизм)?".[73] Вопрос риторический: конечно, имеют.
Другой православный автор пятнадцать лет спустя пишет: "…в Православии отсутствует концепция полноценной жизни христианина "в миру", отсутствует, например, христиански осмысленная светская трудовая этика. Монашеское служение остаётся несоизмеримым по своей значимости со служением мирян (православных в миру). Таким образом, в сознании многих православных существует жесткий дуализм между «духовным» и «мирским», «церковным» и «светским». За этим дуализмом кроется вопрос: каким образом спасение, понимаемое в эсхатологическом смысле, совместимо со спасением как благоустроением человеческой жизни на земле, с христиански осмысленной ответственностью за всё происходящее в этом мире, с религиозным осмыслением того, что принято называть "земным благополучием". Если все земное несущественно, так следует ли им всерьёз заниматься? Слишком велик соблазн духовного эскапизма для верующего, внутреннего ухода из этого мира, минимизации отношений с ним".
Но только мало таких вопрошающих православных, все больше "Гром победы раздавайся!" слышится. А всего-то надо: ровно (а не истеричными порывами, как у ударников) повседневно трудиться, тогда и результаты не замедлят. Не надо выдавать разгильдяйство и недисциплинированность за проявления духовности. И еще лень, о которой много писали наши мудрецы, но которая особенно заявила о себе после Катастрофы. Бунин в "Окаянных днях" отметил эту особенность "новой жизни": "Поголовно у всех лютое отвращение ко всякому труду".
Следует сказать, что особенно плохо с качеством труда у классов, которые в России принято было называть «трудящимися» и «передовыми», на том основании, что они "ближе всего к производительным силам", развитие коих якобы и обеспечивало прогресс общества — все-таки до такого идиотизма только в России могли додуматься. К этим классам относили только рабочих и с оговорками крестьян, а всех остальных по стародавней привычке записывая в «паразиты». По марксистскому учению, была еще прослойка «интеллигенции», далеко не передовая, которую нужно было постоянно воспитывать.
Однако нельзя же отрицать, что только эта «прослойка» более или менее выдерживает сравнение с "мировыми образцами". В интеллигенцию у нас зачисляли учителей, инженеров, врачей, ученых. Так вот, наши педагоги (всех уровней — от детского сада до университета), инженеры, врачи и ученые вполне успешно конкурируют с западными представителями тех же профессий, и во многом их превосходят. Но это их в России топчут с наслаждением, хотя только они чего-то стоят. Да, есть среди них профессиональные дилетанты, пустомели, витающие в облаках, и вред от них может быть немалый, особенно когда до власти дорвутся. Но пропорционально их в своем слое ничуть не больше, чем страшных людей в "трудящихся классах", которые, дорвавшись до власти, вон что учинили. (Бунин в "Окаянных днях" о встрече с таким персонажем: "Закрою глаза и вижу как живого: ленты сзади матросской бескозырки, штаны с огромными раструбами, на ногах туфельки от Вейса, зубы крепко сжаты, играет желваками челюстей… Во век теперь не забуду, в могиле буду переворачиваться!").
Наши восхвалявшиеся рабочие, и особенно сельские труженики, не идут ни в какое сравнение со своими аналогами хоть на Западе, хоть на Востоке. Как писал А.Ф. Лосев: "Рабочие и крестьяне грубы, плоски, низки, им свойственен вульгарный пафос мордобития, зависть на все духовное, гениальное и свободное, матерщина, кабак и циничное самодовольство в невежестве и бездействии". Работать они все-таки не умеют — это подтверждается тем, что и для ремонта Белого дома, и для уборки хлеба на юге России даже записные патриоты предпочитают приглашать турок. Наши крестьяне и рабочие формировались при наибольшем воздействии православия, а вот "прослойка интеллигенции" — при его наименьшем влиянии, но зато при наибольшем — Запада. Из всего этого, разумеется, не следует, будто наши рабочие и крестьяне не могут достойно трудиться. Могут — при соответствующих условиях, которых не было и пока нет.
И вот с таким-то нравственным багажом пустились в преобразования, надеясь дуриком проскочить в благополучие. Преобразователи, как у нас водится, понятия не имели, с кем и с чем имели дело. Как писал Лев Шестов: "Это там на разных французских и немецких землях, прежде, чем что-нибудь сказать и сделать, думают о том, что из этого выйдет".[74] Наши же орлы действовали на манер щедринских героев, которые то блинами острог конопатили, то Волгу толокном месили. Просто "ввели свободы" — и стали ждать, что из этого воспоследует, ожидая непременно чего-то хорошего. Однако ничего хорошего не вышло — и не могло выйти. Тут тоже надо было действовать по-столыпински: сначала создавать собственника (из тех, кто добросовестно трудился на своих шести сотках), потом появилась бы и собственность.
Успешные преобразования в России могут идти только от власти, а не от "освобождения творческих сил народа" — так полагали многие, в том числе Пушкин. Потому что творческие силы в народе хотя и есть, но мало их, а мало их потому, что наша официальная церковь не озаботилась их созданием. Освобождаются совсем не те силы — не творческие и не созидательные, а самые что ни на есть темные и разрушительные. Что показала и Катастрофа, и преобразования последних лет, в результате которых почта, к примеру, стала работать хуже, чем во времена Батыя.
Для нормального функционирования экономики нужен какой-то минимум честности и добросовестности, а его-то и нет. По слову А.И. Солженицына: "Данное честное слово — ничего не стоит, и его не держат. И: честный труд достоин презрения, он не накормит".[75] Само слово «репутация» в России ничего не значит, она никому не нужна — и никогда не была нужна, раз главное — обмануть. Все равно кого: партнера, покупателя, кредитора, государство.
Но если все норовят обмануть и украсть, то не то что капитализм, а рынок, который старше капитализма на несколько тысяч лет, работать не будет. Что и происходит в нашей «православной» стране. Рынка у нас нет, а есть, как сказал "некто негде", "безобразие с элементами рынка". И так будет неопределенно долго. Рынок, конечно, учит — но только тех, кто хочет учиться. На рынок надо приходить уже с минимумом честности, а его нет, и обзаводиться им желающих мало. Куда больше желающих урвать свой кус и убежать. И в ход идут испытанные средства — обман, кража. Увещевания типа "такое поведение в долгосрочной перспективе невыгодно" как раз и оказываются бесперспективными. Натура и здесь берет свое.
Сколько бы мы ни просили Запад признать нашу экономику рыночной, ничего не получится. Это вообще очень русское представление — что статус рыночной экономики может кто-то дать или не дать, что это акт, так сказать, административный. Ничего подобного: рынок сам определяет, что есть рынок, а что нет. Так вот у нас — нет. Не хватает ответственности, честности, добросовестности. Даже собственники у нас, как правило, лишены этих качеств, а потому и их нет в подлинном смысле слова. Торжествуют люди с психологией Буратино: "Напьемся какао и убежим!" Дальше экономическая стратегия не идет, но если Буратино был просто милым плутишкой, то за нашей "деловой элитой" — страдания и кровь. А если и попадаются среди них порядочные люди, то не они определяют лицо нашего рынка, нашей экономики. И тут, как всегда, власть должна была сказать свое решающее слово и в формировании рынка, и в формировании класса собственников. Вместо этого устроили кучу малу и наверху оказались самые наглые и бесчестные.
«Кинуть», взять деньги в кредит, в долг и не отдать — обычная практика. Причем не новая: еще Бакунин взял в долг у Маркса и, естественно, не отдал, в связи с чем основоположник изрек: "Брать деньги в долг без отдачи — обычный способ существования русских". Этот случай отчасти объясняет его нелюбовь к России и русским. Сейчас подобная практика распространена чрезвычайно широко, особенно повадились не платить за электричество: товар не совсем обычный, телесного вида не имеет, не заплатишь — праведный гнев населения обрушивается на энергетиков, которые, конечно же, тоже не ангелы.
Хороши оказались "красные директоры", которые тоже повалили в храмы, где любят покрасоваться со свечкой, хотя не знают, в какой руке ее держать, и, бывает, крестятся левой рукой. Эти новоявленные чада Русской православной церкви вдруг обнаружили, что можно положить себе чудовищные оклады, рабочим не платить вовсе — и ничего за это не будет. А можно не без выгоды поучаствовать в разорении собственного предприятия. Всем этим они и занимаются с увлечением.
