К концу первой недели Илья объявил, что нужно ждать вертолет, который прилетит за водой.
— Как же он сядет в эти заросли? — удивился я.
— Сядет, сядет! — засмеялся Григорьевич. — Это же наш ас!
— Который нам доски привез?
— Он самый и есть!
«Такой сядет где угодно…» — подумалось мне.
— Илья, а можно попросить его показать мне сверху пещеры Пшицы и Серебряный хребет?
— Это можно… — кивнул головой Илья. — Я ему скажу. Это мой лучший друг!
Охотник еще раз прошелся косой по подросшей траве, а я топориком вырубил мелкие кусты.
В полдень высоко в синеве послышалось стрекотанье вертолета, который лихо спланировал на нашу крохотную полянку, срезав при этом лопастями верхушки больших кустов. Это был знаменитый Борис, друг Ильи Григорьевича. Он привез нам картошку, лук и овощи, а мы загрузили ему в салон несколько канистр с нарзаном. Илья знаками показал Борису сначала на меня, потом на горы. Пилот махнул рукой на место возле себя.
Мы стремительно взлетели, оставив Илью далеко внизу. Борис приказал мне надеть наушники. Слева в отвесных обрывах показались огромные темные дыры.
— Пещеры! — раздался в наушниках его голос.
Заложив вправо крутой вираж, он помчался над фантастически красивым горным пейзажем: серебристое плато проплывало под нами. Карстовый хребет был весь усеян воронками и разломами, серебристые нити водопадов падали в синий полумрак пропастей, поросших причудливыми соснами. Не успел я закрыть рот от восхищения, как уже показалась внизу наша поляна и маленькая фигурка Ильи. Пиджак его раздувало вихрем от лопастей. Еще мгновение, и я выскочил из кабины и, пригибаясь пониже, подбежал к моему другу. Борис махнул нам рукой и вертикально вверх взмыл в воздух. Мы с Ильей стояли в полном восхищении от такого виртуозного мастерства, пока не затих звук мотора.
За эти дни о многом удалось поговорить с Ильей Григорьевичем, а также побеседовать об удивительном горном крае Псху и случившихся там событиях. После поражения Турции на Псху произошло последнее сражение русских войск с отходящими в горы абхазским ополчением. Кавказская война закончилась военным парадом русских войск в поселке Красная Поляна. Значительная часть абхазского населения выехала в Турцию. Опустевшие земли, в том числе и Псху, заселили русские колонисты. С тех пор село Псху стало русским, с незначительным числом абхазских семей.
В те же годы был основан Ново-Афонский монастырь монахами русского монастыря святого великомученика Пантелеймона на Афоне. По горным урочищам расселились монахи-пустынники. Этот период прекрасно описал В.П. Свенцицкий в книге «Граждане неба». В тридцатые годы монахи Ново-Афонской обители переселились на Псху, уходя от преследования большевиков. Из подробных рассказов Ильи Григорьевича как очевидца многое в истории Псху стало понятно. Для уничтожения монахов была разработана специальная операция НКВД под предлогом поимки белых офицеров, скрывающихся в горах. На Псху появился странный верующий, получивший прозвище Шуба, потому что зимой и летом носил тулуп. Ревностнее его в церковных службах на Псху не встречалось никого, даже среди монахов. Апостол он знал наизусть и читал его на службах по памяти, держа в руках над головой. Он быстро стал в церкви пономарем и получил доступ ко всем сведениям о монашеских общинах в селе и в окрестных ущельях. Инсценировав свою смерть в Бзыби, он исчез.
Вскоре дивизия НКВД обложила все перевалы. Возглавил ее бывший пономарь Шуба. Уйти удалось только единицам. Монахов расстреливали по пути в Сухуми, а затем топили на баржах в море. Но небольшая часть кавказских монахов дожила до нового гонения на Церковь в шестидесятые годы. На слуху была история, рассказанная уверовавшими пилотами вертолета, которые участвовали в «отлове» монахов в горах Абхазии. На их глазах два седобородых отшельника перекрестили пропасть, по воздуху перешли через ущелье и скрылись в горах. По-прежнему в те времена оставались подвижники, хранящие непрестанную молитву. Затем в горы Абхазии перебрались глинские отцы, к которым ездил отец Кирилл.
Помню еще некоторые рассказы Ильи о лесных происшествиях. Часто он говаривал, что люди стали боязливы. Как-то под вечер осенью он вместе с двумя охотниками развел костер. Они выпили чаю, перекусили и, устроившись поудобнее у огня, стали засыпать. Григорьевича неожиданно разбудил среди ночи один из охотников. Он сидел, уставившись испуганными глазами в темноту. Другой тоже не спал и, приподнявшись на локте, настороженно смотрел в темные заросли:
— Илья, там кто-то ходит!
— Пусть ходит, спите! — пробурчал Григорьевич, недовольный тем, что его разбудили попусту.
Через некоторое время его снова побеспокоил взволнованный шепот спутников:
— Илья, да «он» уже рядом ходит!
— Ну ходит и ходит… Спите!
Вконец испуганные друзья начали тормошить его:
— Илья, да «он» уже прямо сюда идет!
— Ну, придет и уйдет, а вы спите себе… — отозвался Илья. — Тоже мне, охотники!
Как-то мой друг ночевал с молодыми охотниками высоко в аль-пике. Нужно было спускаться вниз, в крутые обрывы, поросшие густым лесом. Синяя бездна устрашала своим видом. Утром его спутники поинтересовались:
— Илья, а где спускаться будем?
— А тут и будем спускаться! — хладнокровно ответил Григорьевич. Молодые парни осторожно подошли к краю пропасти:
— Илья, да там же все синее!
— Вот-вот, туда и пойдем… — ответил он, смеясь, потому что прекрасно знал все входы и выходы в любых дебрях.
Пестрые одежды мира земного не привлекают более сердце мое, Боже мой, именно Ты дорог душе моей, а не покровы тленного бытия. Слышать сладостный глас безмолвия Твоего дороже всех без-конечных разговоров о Тебе. Созерцать святую безпредельность Твоей неизмеримости сладостней лицезрения всех Твоих изображений, а внимать неслышимым словам Твоей безпредельной мудрости дороже всех безчисленных проповедей, произносимых в Твоих благолепных храмах.
Вижу людей Твоих, Боже, как обнищавших царевичей, лишенных Царства вечной Твоей славы и бродящих безсмысленно по царству земному, ибо оно — царство изгнанников. Когда человеческой душе, рожденной из недр Твоих, Господи, день первый и день последний ее земной жизни станут едины в Тебе, единый Боже, то унаследует она Твое вечное Царство вовеки. Сопричисли к таким душам и душу мою, томящуюся в нищете душевной и посыпаемую пеплом земных помышлений.
Эмоциональное восприятие обстоятельств, помноженное на ложные оценки происходящего, несет в себе гибель душе и телу. Только смиренное сердце становится зорким, так как держится не своих эмоций, а Божественной благодати.
С большой печалью старый охотник рассуждал о том, что в горах людей губит не опасная ситуация, а паника. Лет десять тому назад на Псху работала партия геологов, в которой он был проводником. Как-то осенью эти геологи, шестеро взрослых мужчин и одна женщина, возвращались пешком из Сухуми через перевал Доу, напротив Решевей. Начался холодный дождь, перешедший в сильный снегопад. На перевал группа вышла под вечер, полностью выбившись из сил. Люди начали замерзать. Возникла паника. Тропу замело снегом. Каждый из геологов стал в одиночку пробираться вниз, к хутору в долине. Погибли все. Последнего из группы нашли замерзшим неподалеку от крайнего дома, дойти до которого у геолога не хватило сил.
— Эх, люди, люди… — покачал головой Илья Григорьевич, — могли же спокойно переночевать и утром спустились бы живыми!
— А что нужно было сделать? — спросил я.
— Наломали бы еловых веток, постелили бы их под большой пихтой и, даже если просто прижались друг к другу, то остались бы целы… Наверняка у них имелись спички. Можно было развести огонь, и никто бы не погиб! Паника — страшное дело! — вздохнув, заключил Илья Григорьевич. — А вообще на Псху много смертей пришлось повидать. Про перевал Санчар тоже, наверное, слышали?
— Читал кое-что…
— Много там молодых ребят погибло… Почти мальчишки. Их бросили против отборной горной дивизии «Эдельвейс». От немцев там до сих пор доты остались. Нас туда посылали ружья собирать. Собирали и плакали… Народу там полегло немерено… Вы сходите туда как-нибудь. Очень наглядно…
Вообще, я вот что хотел вам сказать: горы не шутка! В них есть очень опасные места. Кое-где здесь добывали киноварь, как на Санчаре. Это — отрава! Там воду пить нельзя. Если пойдете на пик Острый, в штольни не заходите. Там добывали уран, можно облучиться. На Серебряном хребте в начале века бельгийцы добывали серебро. Там есть места, из которых не выйти. Если попадаете на «воровскую» тропу, помните, что путь там только один — через скальный «мост» на Бзыби, который я вам показал.
