Вэй У Вэй - Открытая тайна

V. Суть «Сутры Сердца» — III Пустотностъ Себя и Другого

«Сутра Сердца» — это одновременно и описание и де­монстрация видения бодхисаттвы Бодхисаттвой Ава- локитешварой, данное им по просьбе Будды.

Если бы видение бодхисаттвы воспринимало объект как таковой (как существующий объектив­но), у этого объекта был бы субъект, то есть тогда у видения бодхисаттвы был бы и объект, и субъект, и бодхисаттва с таким видением уже не был бы «бод­хисаттвой».

Поэтому в видении бодхисаттвы не может быть ни субъекта, ни объекта, ни видящего, ни видимо­го, а лишь само видение, просто видение, которое есть не-видение — поскольку бодхисаттва не отделен от того, что он видит.

Отсюда следует, что видение формы, которая есть объект, есть видение пустоты, поскольку проявлен­ное есть пустота, а пустотность здесь всегда подраз­умевает пустотность всего объективного, и именно этим и является бодхисаттва. Отсюда также следу­ет, что видение пустотности — это видение формы или проявления, поскольку пустотность, которая есть отсутствие чего-либо видимого, когда смотре­ние смотрит на смотрение, не существует как тако­вое, а лишь как видимость (феноменальность), когда объективируется как форма или проявление. Виде­ние формы неотделимо от видения пустоты, и на­оборот; чем бы ни было видение формы, то же есть видение пустоты, и наоборот.

Теперь становится очевидным, что чувственное восприятие, функциональные совокупности (скандхи) и догмы (элементы доктрин) не могут иметь объ­ективного существования в пустотности. Они также не являются ни субъектами, ни объектами, ни функ­цией, ни результатом этой функции, но лишь самим функционированием.

И, наконец, само «функционирование» есть пус­тота, и пустотность есть «функционирование». Та­ково видение бодхисаттвы, которое есть суть «Сутры Сердца».

Это также можно выразить более техническим языком, говоря, что объекты являются собствен­ным субъектом, а субъект как таковой есть каждый из его объектов — поскольку ни один из них не мо­жет по отдельности быть тем, что они есть совместно, и учитывая, что в субъекте ни один объект не может существовать как таковой, и ни объект, ни субъект не могут существовать объективно.

Такое бодхисаттвическое видение одинаково для всех чувствующих существ: мы должны сознавать именно таким образом, что есть сознавание как та­ковое в тотальном отсутствии объективного со­знающего и любого сознаваемого объекта. Действуя так, мы не существуем, и это то, что мы есть.

Пустотность себя и другого — это ли то, чем явля­ется ум? Увы, нет: пустотность себя, другого, а также ума — таков ответ.

Восприятие Бодхисаттвы прямо и непосредственно, то есть предшествует вмешательству интерпрета­ции со стороны того, что известно как шестое и седь­мое сознания: шестое «чувство» Смано-виджняна), которое координирует остальные пять, и интел­лектуальное сознание (манас). Поскольку эти «со­знания» — классификаторы, лабораторный аппарат, изобретенный в Древней Индии для аналитических целей, нам требуется ссылаться на них и использо­вать их именно в таком ключе, а не как нечто объ­ективно существующее.

Восприятие бодхисаттвы предшествует интер­претации со стороны вообще каких-либо способ­ностей, поэтому, будучи воспринятыми, объекты еще не являются объектами: будучи истолкован­ными как это или то, они все еще пусты (лишены черты объективности). Говоря кратко, они не отде­лены от пустоты, не превращены концептуализа­цией в «другие» как внешние феномены. Даже если нормальный процесс объективизации должен быть завершен, чтобы бодхисаттва сознавал объект в его совокупности логических умозаключений, он также воспринимает его как то, чем он был, есть и будет всегда, что, будучи безвременным и непротяженным в пространстве, зовется «пустотой». Это функциони­рование называется «праджня» и указывает на нашу необъективную «природу».

Замечание: Это разделение «ума» на воспринимающего и воспринимаемое вызывает к видимому существова­нию объекты и их субъект в созданных представлениями

пространстве и длительности. Неразделенный «ум» назы­вается (объективно) «пустотой», а его разделенное и об­леченное во внешнюю форму состояние сродни природе фантазии, лишенной каких-либо качеств, не относящихся к царству мысли. Он обоснован только в воссоединении двойственности, то есть видимые объекты есть их собст­венный субъект, а субъект есть его видимые объекты, где видимое существование последних обусловлено расщеп­лением на «воспринимаемое» и «воспринимающего». Бод- хисаттва имеет отношение лишь к чистому переживанию, поскольку он представляет «ум» до его разделения и об­лечения во внешнюю форму.

Воспринимаемые объекты — это облечение во внеш­нюю форму воспринимающего субъекта, где субъект сам объективирован, причем объективный аспект субъекта в качестве субъекта есть субъективный аспект объекта.

Они никоим образом не отличаются друг от дру­га — чем является один, тем и второй, они не «одно», создающее множественность, и не множественность, возникающая из «одного».

Субъект — не «что-то» как субъект, иначе субъект был бы объектом. Не будучи «чем-то», субъект не мо­жет иметь никаких свойств: субъект может иметь форму, цвет, очертания, размер или пространствен­ные характеристики только как объект, и только как субъект может объект знать отсутствие подобных свойств.

Составить концепцию из субъекта и объекта как двух частей целого — значит придумать два объекта! Все, отличное от того, что ты есть (и что я есть), — не­избежно объект. Поэтому субъектом всегда должно быть Я, и Я должно быть всем, что для меня является объектом, так чтобы каждый из моих объектов был тем, что Я есть.

Что это за «то-что-Я-есть»? Это великая и обманчи­вая тайна, которую нам так трудно постичь именно потому, что мы автоматически отождествляем субъ­ект с объектом, который другие называют «нашим» личным именем. Если бы мы могли по-настоящему осознать, что субъект также и всегда является объ­ектом, а объект также и всегда — субъектом, мы бы смогли глубоко понять, что ни тот ни другой не могут существовать независимо друг от друга. Это снова представляет собой видение бодхисаттвы, в кото­ром нет ни видящего, ни чего-либо видимого, а лишь функционирование, производящее различные эф­фекты в том, что мы знаем как сознание. И это, несо­мненно, свобода, поскольку любая связанность — это ограничение, являющееся следствием отождествле­ния с мнимым объектом, который не может сущест­вовать как таковой. Нет никакой иной свободы. Это освобождение от всего, что не есть радость.

Все, что мы есть, — это то целое, которое проявля­ется через «функционирование». Это функциониро­вание расщепляет воспринимание на мнимого вос­принимающего и мнимое воспринимаемое — два разделения, растянутые во времени, воспринима­ющую и воспринимаемую части в сознании, в ко­тором все феноменальное проявление имеет место, пока эти две части удерживаются будто бы порознь действующей концепцией времени.

Видение бодхисаттвы — это чистое «Я-смотрение», но оно — Целое и не имеет никаких объективных качеств или аспектов.

Чжу Даоцянь (называемый Фашэнем, 286-374), один из группы монахов, изучавших и проповедовавших «Изначальное Небытие», говорил: «Что есть небытие? Пустота без формы, из которой, однако, порождают­ся мириады вещей. Хотя существующее плодовито, сила порождать все вещи — у несуществующего».

При ближайшем рассмотрении обнаружится, что «несуществующее», «пустота», «небытие» и т. д., о ко­торых столько писалось и втолковывалось до и после Фашэня, фактически представляет собой не что иное, как философскую попытку объективировать субъ­ективность.

Пока это не будет понятно, останется соблазн пытаться помыслить их объективно либо как «не­мыслимое» аннулирование и ничто, либо как равно «немыслимый» мистический источник и ключ всех вещей — альтернатива, которая кажется противо­речащей, но на самом деле таковой не является.