Авва Виталий, достигнув старости (ему было 60 лет), взял на себя необычный подвиг: он записал к себе в помянник всех блудниц Александрии и начал усердно молиться о них. Каждый день преподобный трудился с утра до вечера и зарабатывал 12 медных монет. Вечером он покупал себе один боб, который съедал не ранее заката солнца. Остальные деньги Авва Виталий отдавал одной из блудниц, к которой приходил на ночь и говорил: «Умоляю тебя, за эти деньги соблюди себя в чистоте сегодня, не греши ни с кем». Затем преподобный запирался с блудницей в ее комнате, и пока блудница спала, старец всю ночь молился, а утром тихо уходил от нее. Так он делал каждый день, посещая по очереди всех блудниц, причем брал с них обещание, что они сохранят в тайне цель его посещений. Жители Александрии, не зная правды, возмущались поведением инока, всячески оскорбляли его, а он покорно терпел все насмешки и только просил своих обидчиков не осуждать других.
Святые молитвы преподобного Виталия спасли многих падших женщин. Одни из них ушли в монастыри, другие вышли замуж, третьи начали честно трудиться. Но рассказать о причине своего исправления и тем снять обвинения с преподобного Виталия они боялись — их связывало обещание, данное святому. Когда одна из женщин нарушила его и стала оправдывать монаха, она впала в беснование. После этого жители Александрии еще более утвердились в своем мнении о безнравственности и греховности преподобного.
В этих двух историях вполне отображен очень важный принцип христианского подвижничества: оказывается, святые тщательно скрывали от людей свою чистоту и праведность, зато нисколько не боялись оказаться в глазах окружающих блудниками и грешниками, то есть — абсолютно безнравственными людьми. Да что говорить о египетских монахах, если даже Самого Христа иудейские ревнители праведности обвиняли в безнравственном поведении с достаточным, на их взгляд, основанием: Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. (От Матфея 11;19)
Именно здесь и обнаруживает себя принципиальная разница между благочестием атеистов и христиан. Неверующий человек, конечно же, может жить весьма нравственно. Но только христиане способны благодушно относиться к незаслуженным оскорблениям и откровенной клевете на себя. Чем же обусловлено это спокойное восприятие святыми таких гнусных поклепов и обвинений в безнравственности, которые могли бы довести неверующих людей до инфарктов и самоубийств?
Квалифицированный стекольщик может качественно резать стекло бриллиантом, поскольку ограненный алмаз вполне пригоден и для этой цели. Правда, использовать драгоценный камень как простой стеклорез, по меньшей мере, — безрассудно.
Но еще безрассуднее считать христианство всего лишь сводом нравственных норм и правил. Нет, конечно, можно рассуждать и так. Этический кодекс, построенный на основании евангельских заповедей, работает не хуже любой другой нравственной системы. Но ведь и бриллиант режет стекло не хуже стеклореза…
Нравственная жизнь неверующего человека не лучше и не хуже христианской жизни по Евангелию. Просто у них совершенно разные цели и задачи, отличающиеся друг от друга до такой степени, что любое их сопоставление попросту теряет смысл.
Дело в том, что нравственность упорядочивает отношения между людьми, а христианство — приводит человека к Богу. И если заповеди Евангелия могут регулировать общественные отношения (о чем свидетельствует вся история христианской цивилизации), то никакая, даже самая высокая нравственность не сможет привести ко Христу человека, который полностью удовлетворен своей праведностью. И в самом деле — зачем врач здоровому? Зачем Спаситель тому, кто не погибает?
У христиан жизнь по заповедям имеет принципиально иной смысл. По слову преподобного Симеона Нового Богослова, тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи. А святитель Игнатий Брянчанинов описывает в своих трудах оценку христианскими подвижниками своих подвигов и добродетелей следующим образом: «Подвижник, только что начнет исполнять их, как и увидит, что исполняет их весьма недостаточно, нечисто… Усиленная деятельность по Евангелию яснее и яснее открывает ему недостаточность его добрых дел, множество его уклонений и побуждений, несчастное состояние его падшего естества… Исполнение им заповедей он признает искажением и осквернением их». «Поэтому святые омывали свои добродетели, как бы грехи, потоками слез».
Жизнь по Евангелию при правильном духовном устроении открывает человеку его несовершенство, его духовные болезни и греховность, которые может исцелить лишь один Господь. Но обратиться к Нему за помощью можно лишь из состояния познания своей немощи, опираясь на реальный опыт собственной неспособности к исполнению заповедей Евангелия должным образом. Именно этого опыта никогда не сможет дать неверующему человеку даже самая высокая нравственность и абсолютно безупречное поведение.
Таким образом, правда и добродетели атеистов и христиан, несмотря на внешнее сходство, в духовном смысле очень часто оказываются не взаимодополняющими друг друга, а взаимоисключающими: первые превозносят человека в своих глазах, делают его самодостаточным, ослепляют его и тем самым — «отнимают» у него Христа; вторые же, напротив, открывают человеку его падшую природу и несовершенство, смиряют его и приводят ко Христу.
Одна и та же дорога, в зависимости от выбранного направ ления, может вести в противоположные стороны. Самая страшная беда неверующего человека — в том, что он не осознает всей ущербности и недостаточности своего существования без Бога. И чем более нравственной будет жизнь такого человека, тем сильнее он может утверждаться во мнении, что Христос ему не нужен. О том, что происходит у него в душе, он, как правило, даже не задумывается, а если и задумывается, то без Евангелия просто не может дать своему духовному состоянию правильную оценку. А ведь именно духовное устроение остается для человека самой главной и неотъемлемой ценностью даже тогда, когда его нравственность и все прочие достоинства уже не будут иметь для него решительно никакого значения.
Предположим, у человека случился инсульт. Он полностью парализован, не может двигаться, и даже способность говорить его оставила. Одно лишь сознание работает у него так же ясно, как и до болезни, теперь он может только думать. Можно ли охарактеризовать его жизнь в нравственных категориях? Ну, конечно же, нет. В таком трагическом положении человек лишен возможности совершать как нравственные, так и безнравственные поступки.
А вот духовная его жизнь продолжается. И в этой области своего бытия он по-прежнему остается деятельным и свободным в выборе. Он может, например, возненавидеть весь мир, проклиная всех людей на Земле просто за то, что они могут ходить, смеяться и разговаривать друг с другом.
Но так же он может испытывать любовь и благодарность к родным, которые за ним ухаживают, признательность к врачам, облегчающим его страдания… А еще он может молиться за них, просить для них у Господа всего самого лучшего. Может всю свою жизнь разобрать в памяти по дням и увидеть в ней то, что долгие годы оставалось незамеченным за житейской суетой и повседневными заботами — увидеть Божию любовь к нему и свое безразличие к этой любви. И если это случится, тогда он от всего сердца может сказать Богу: прости меня.
Полный паралич, конечно, — экстремальная ситуация. Но все мы, и верующие, и атеисты, в своей внутренней, духовной жизни ежедневно ведем себя точно так же — любим или ненавидим, благословляем или проклинаем, молимся или услаждаем себя непристойными помыслами… И все мы, кто — раньше, кто — позже, но неизбежно окажемся в ситуации гораздо более трагичной и страшной, чем самый безнадежный паралич: мы все когда-нибудь умрем. Вот тогда любые нравственные категории станут для нас такой же бесполезной вещью, как богатство или слава, а главным и единственным нашим достоянием окажется то устроение духа, которое мы приобрели за время своего земного странствия.
Христиане ни в коем случае не считают себя нравственнее неверующих, они просто осознанно готовят свою душу к Вечности, не дожидаясь паралича или смерти. Оценку собственной нравственности они оставляют на суд людской, а сердце свое готовят к суду Божиему ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце (1 Цар 16:7).
Письмо в редакцию: Здравствуйте. Хочу задать вопрос, который возник у меня после прочтения нескольких книг о Православии. Везде написано, что христианство — религия спасения, что главная задача христианина — спасаться. Насколько я понимаю, спастись — значит прожить жизнь так, чтобы Бог взял тебя в Рай. А для этого нужно делать добро и избегать зла. Это очень красиво и убедительно. Но я не понимаю, почему для этого обязательно нужно становиться — христианином? Ведь вокруг множество хороших, добрых людей, не исповедующих христианство, которые, тем не менее, стремятся строить свою жизнь по такому же принципу: творить добро и не делать никому зла.
