Но если мы считаем, что интеллектуальную и нравственную деятельность человека следует направлять на удовлетворение нужд материальной жизни и на создание благосостояния, если нам кажется, что разум приносит людям больше пользы, чем гениальность, если мы стремимся воспитать не героические добродетели, а мирные привычки, если пороки мы предпочитаем преступлениям и соглашаемся пожертвовать великими делами ради уменьшения количества злодеяний, если мы хотим жить не в блестящем, а в процветающем обществе и, наконец, если, по нашему мнению, основной целью правления должны быть не сила и слава народа в целом, а благосостояние и счастье каждого его представителя, тогда мы должны уравнять права всех людей и установить демократию".
Примечательно, что деспотизм в России после 2000 г. предпочитает говорить не о величии страны и завоеваниях (хотя больше всего денег тратится именно на армию, если не считать процветания чиновников), а именно о том, что деспотизм идеален для "нормальной повседневной работы". Олигархи щеголяют в штатском, не призывают к войне, их пропагандисты говорят о скучноватости серых будних дней. Тем не менее, даже эта риторика не обещает людям "удовлетворения нужд материальной жизни", процветания и пр. Как и при коммунизме, призывают терпеть сегодняшнюю нехватку «ради» — только теперь не ради будущего, а ради «стабильности», "порядка", «надёжности». Серые, прозаические, скучноватые будни… Будни палачей…
* * *
Ханин Г. Вперед, к авторитаризму? // Родина. — Июнь 2004 г. Он же: Экономическая история России в новейшее время. Новосибирск, 2003.
Сравнительные расчеты экономического развития крупных стран в Новое время: Мельянцев В.А. Россия за три века: экономический рост в мировом контексте. Общественные науки и современность. 2003. № 5. То же на английском в сети. Он же. Восток и Запад во втором тысячелетии. М., 1996.
В конце XVII в. по душевому ВВП Россия отставала от Запада в 1,5–2 раза, Китая и Индии — в 1,5 раза, уступая и по уровню урбанизации, грамотности, урожайности. При общих для всех стран низких показателях разрыв в полтора раза был очень чувствителен, чувствительнее, чем в ХХ в. разрыв в десять раз.
В XVIII в. Мельянцев дает прирост душевого ВВП в 0,1 %, но это заниженная оценка: Блэквелл и др. историки берут 0,3 %, выше, чм на Западе. Экспорт России в 1720–1800 гг. вырос в 10 раз, а Великобритании — в 5 раз.
1861 год не принес скачка: в 1860 г. душевой ВВП к среднеевропейскому составлял 57 %, таким же остался в 1910 г. (Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX-ХХ века. СПб., 1998. С. 148). Отставание от США выросло, сократился лишь разрыв со странами Азии. Рост 1908–1913 был лишь частью цикла. Рст производительности труда в эти годы снизился. Р.Аллен (монография Farm to Factory. Princeton and Oxford. 2003) показал, что бум в эти годы был связан с высокой ценой на экспортируемое зерно. Аналогично в Аргентине был бум по этой же причине, но после удешевления начался резкий спад в 1930-е). Впрочем, и до Аллена, в 1956 г. об этой же краткосрочности подъема писал П.И.Лященко.
НЭП не принес подъема: высокие показатели были подтасованы благодаря занижению стоимости производственных фондов. Этот прием большевики повторяли и потом. Аллен показал, что даже коллективизация была лучшей стратегией — правда, в краткосрочном плане, ведь индустриализация была достигнута за счет не только обнищания, но — от себя замечу — психологической кастрации населения. Поэтому то, что к началу 1960-х Россия/СССР вышла на второе место в мире по объему ВВП и военному могуществу было явлением временным.
Шанин повторяет тезис о том, что успехов в реформах добивались авторитарные режимы, а не демократические — но можно ли считать «демократическими» реформы Александра II, Николая II, Горбачева-Ельцина, тем более, НЭП? Это была лишь имитация демократии, вот она и не работала — в отличие от подлинного деспотизма.
Среди тех, кто призывает к очередной модернизации через диктатуру — фоменковцы Сергей Валянский и Дм. Калюжный. (О Западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе. М., 2004).
Ханин очень беспокоится, что Россия — не Аргентина, она не может просто пребывать в кризисе, ей угрожают соседи, которые ее растащут: США, Китай, Европы (С. 86).
Роды принимают, не не принимают в человеки, а вот в солдаты — принимают. Солдатом не рождаются и не становятся, в солдаты принимают. Быть русским означает быть принятым в солдаты. Это вывороченность существования наизнанку. Первый признак совковости — вопль: «Мне не дают жить!» Но разве жить — дают? Источник жизни человека внутри человека, если только этот человек — не военный.
Слишком часто потребность российского человека в определении извне называют инфантилизмом. Конечно, всякий солдат инфантилен, но не всякая инфантильность воинственна. Точно так же ошибочно считали русского человека холопом. Всякий солдат холоп, но не всякий холоп — солдат.
Когда же совершается приём в Россию? Это многократно повторяющаяся процедура. «Приём в русские» начинается уже тогда, когда беременную женщину унижают гинекологи, когда её везут в роддом, когда ребёнка оформляют. Десятки и сотни маленьких ритуальных действий напоминают родителям, что ребёнок их только биологически, по сущности же он — собственность государственная. В дореволюционной России такого почти не было, это как раз усовершенствование советского времени. И после формального окончания большевизма одним из ритуальных заклинаний в российской культуре остаётся восхваление детдомов, приютов, кадетских училищ, групп продлённого дня, — в общем, неустанное подчеркивание того, что родители могут лишь испортить то, что доверено им государством.
Лучший воспитатель тот, которого назначило государство. Идеальный вариант превращения биологического объекта в человека — как можно раньше убить родителей объекта и воспитать его. Именно этот идеальный вариант воспевает российская культура в рассказах о счастливом детстве чеченских (и не только) сироток. Родители убиты российскими солдатами, и это нормально, потому что точно так же идеальный российский человек тот, у которого родителей лишили родительских прав. «Слуга царю, отец солдатам» — вот идеальный начальник.
Директор Еврейского музея в Стокгольме Ивонн Якобсон заметила в 2007 году:
"Валенберг был арестован сотрудниками НКВД в Будапеште 17 января 1945 года и увезен в Советский Союз. Мы можем проследить его судьбу до 1947 года, но дальше следы теряются, нам не известно ничего достоверного. Однако мы избегаем говорить о его смерти — сейчас ему должно быть 95 лет, но у нас нет доказательств, что он мертв.
В 2001 году совместная шведско-российская группа изучала документы по "делу Валенберга". И шведская сторона пришла к выводу, что поскольку нет свидетельств о его смерти, то следует надеяться, что он жив, и продолжать розыск. А российская сторона сказала: так как нет данных, что он жив, давайте считать, что он умер. Оба вывода весьма логичны, но нетрудно заметить разницу в подходах".
Презумпция жизни и презумпция смерти. Презумпцией смерти грешат люди, для которых человек есть прежде всего его социально подтверждённый статус: степень, знакомства, состояние и пр. Нет подтверждения — нет человека. Это логика армии: если человек не под ружьём, он для командира не существует. Существует лишь тот, кто может убить.
* * *
"Власть рассматривала всякое добровольное объединение людей не иначе как преступный «скоп и заговор», поэтому она крайне недоброжелательно относилась ко всяким собраниям, депутациям и другим коллективным действиям, будь то старообрядческие моления при Петре I, мужские вечеринки «конфидентов» в доме А. П. Волынского при Анне Иоанновне, светская болтовня в салоне Лопухиных при Елизавете Петровне или ритуальные собрания масонских лож при Екатерине II" (Анисимов, 2004).
Дубин: государство российское следило и следит, чтобы человек не мог состояться как социальное существо. Я понимаю это так, что государство следит, чтобы житель страны был солдатом, а не гражданином. Солдат с солдатом контактирует не как социальное существо, а как сообщник по преступному замыслу. Гавел именно описывал, какими процедурами люди, жаждущие свободы, должны ткать материю взаимодействия. Диссидентство же, увы, предпочитало и предпочитает именно эту часть работы пропускать и превратить казарму в нормальный дом. А казарму-то надо снести…
Военная психология разрушительна для семьи и вообще для всех связей, основанных на личном, индивидуальном. Военный должен быть безличен. Он должен исполнять приказы, каковы бы ни были личные свойства отдающего приказы. Царь-батюшка меняется, иногда весьма внезапно, а любовь к царю-батюшке остаётся. Тем более это относится к любому полковнику. Поэтому идеальный военный должен быть изъят у родителей с момента рождения и помещён в кадетский корпус или хотя бы в ясли, детский сад, школу, основанные на принципе безликости. Человек должен с младых ногтей усвоить, что «родитель» может быть заменён в любой момент. Конечно, биология этому сопротивляется. Тем не менее, Россия сегодня видит мощную пропаганду кадетских школ, православных приютов, разнообразных интернатов, усыновлений и пр. Они объединены одним убеждением: мать и отец опасны для ребёнка. Они непредсказуемы. Они учат ребёнка плохо и плохому. Опекун лучше.
