Фома Аквинский - Сумма Теологии. Том VIII

Отвечаю: как уже было сказано (110, 4), смертным грехом является тот, который противен любви к горнему. Поэтому хвастовство можно рассматривать двояко. Во-первых, само по себе, [а именно как ложь] и в этом смысле в одних случаях оно является смертным грехом, а в других – простительным. Оно является смертным грехом тогда, когда хвастовство человека противно или славе Божией (как было велено передать царю Тира: «Вознеслось сердце твое, и ты говоришь: «Я – «бог""«(Иез. 28:2)), или любви к ближнему (как когда человек, хвастаясь о себе, при этом оскорбляет других, как это имело место с тем фарисеем, который говорил: «Я – не таков, как прочие люди (грабители, обидчики, прелюбодеи) или как этот мытарь» (Лк. 18:11)). В других же случаях оно является простительным грехом, а именно когда хвастовство человека не связано с тем, что противно Богу или ближнему. Во-вторых, его можно рассматривать со стороны причины, а именно гордости, желания наживы или тщеславия. Если хвастовство проистекает из гордости или такого тщеславия, которое является смертным грехом, то тогда оно тоже будет смертным грехом, а если тщеславие простительно, то и оно будет простительным грехом. Подчас же человек прибегает к хвастовству из-за желания наживы, и [действуя] по этой причине он, похоже, стремится обмануть и причинить ущерб ближнему, и потому хвастовство этого вида, как правило, является смертным грехом. Поэтому Философ говорит, что «тот, кто хвастается ради денег, более непригляден, чем тот, кто хвастается ради чести или славы»[745]. Однако и оно не всегда является смертным грехом, поскольку выгоду можно получить и без причинения ущерба другому.

Ответ на возражение 1. Хвастовство ради разжигания ссоры является смертным грехом. Но иногда хвастун обусловливает ссору не преднамеренно, а акцидентно, и тогда ссора не делает хвастовство смертным грехом.

Ответ на возражение 2. В этой глоссе идет речь о том хвастовстве, которое проистекает из гордости, и оно является смертным грехом.

Ответ на возражение 3. Хвастовство не всегда является злонамеренной ложью, но – только тогда, когда оно противно любви к Богу или ближнему – либо само по себе, либо в своей причине. То хвастовство, от которого человек просто получает удовольствие, по словам Философа, дело пустое[746], и потому его можно считать шутливой ложью (если, конечно, оно не предпочитается любви к Богу, когда ради хвастовства презираются заповеди Божий; в таком случае оно противно горней любви к Богу, к Которому наш ум должен стремиться как к своей конечной цели). Хвастовство ради славы или пользы, если оно не причиняет ущерба другим, может рассматриваться как услужливая ложь, в противном случае оно является злонамеренной ложью.

Теперь мы рассмотрим самоиронию [или самоуничижение], под каковым заглавием наличествует два пункта: 1) является ли самоирония грехом; 2) сравнение её с хвастовством.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что самоирония, каковая суть самоуничижение, не является грехом. В самом деле, когда человек укрепляется Богом, он не может грешить, и, однако же, при этом он может уничижаться, согласно сказанному [в Писании]: «Вдохновенные изречения, которые сказал этот человек Божий, укрепляемый Богом, пребывающим с ним. Подлинно я – более невежда, нежели кто-либо из людей»[747] (Прит. 30:1, 2). И ещё читаем, что «отвечалАмос…: «Я – не пророк"" (Ам. 7:14). Следовательно, самоирония, посредством которой человек словесно уничижает себя, не является грехом.

Возражение 2. Далее, Григорий в письме английскому епископу Августину пишет, что «признаком благожелательности ума является осознание собственной виновности даже при отсутствии вины». Но любой грех противен правильному расположению ума. Следовательно, самоирония не является грехом.

Возражение 3. Далее, избегание гордости не может являться грехом. Но, по словам Философа, «некоторые говорят о себе приниженно, чтобы избежать важничанья»[748]. Следовательно, самоирония не является грехом.

Этому противоречат слова Августина о том, что «солгавший по причине смирения и не бывший до этой лжи грешником, становится таковым по причине лжи».

Отвечаю: слова, в которых человек уничижает себя, могут быть двоякими. Во-первых, сохраняющими правду, как когда человек скрывает в себе большее, но при этом обнаруживает и утверждает то меньшее, которое у него есть. Такого рода самоуничижение не связано с [притворством] самоиронии и по своему роду не является грехом, хотя и может быть им в силу извращения одного из своих обстоятельств. Во-вторых, человек может уничижать себя без сохранения правды, например, приписывая себе нечто, чего у него нет, или отрицая в себе нечто великое, чем он несомненно обладает. Именно это и есть [притворство] самоиронии, каковое суть грех.

Ответ на возражение 1. Существует двоякая мудрость и двоякое безумие. Так, существует мудрость по Богу, в которой присутствует толика человеческого, или мирского, безумия, согласно сказанному [в Писании]: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3:18). А есть и другая мудрость, мирская, которая, как сказано в том же месте, «есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3:19). Следовательно, тот, кто укреплен Богом, осознает себя невеждой в глазах людей (ведь он, так сказать, презирает то человеческое, которое ищет человеческая мудрость). Поэтому в приведенном тексте далее сказано: «И нет во мне мудрости человеческой, и не познал я науки святых»[749] (Прит. 30:3).

А ещё можно ответить, что «человеческая мудрость» суть та, которая приобретается посредством человеческого разума, в то время как «мудрость святых» суть та, которая дается божественным вдохновением.

Амос отрицал то, что он был пророком по рождению, поскольку, так сказать, он не происходил из рода пророков, и потому далее он прибавляет: «И не сын пророка».

Ответ на возражение 2. Благодаря благожелательности ума человек стремится к совершенной праведности, и потому считает себя виновным не только тогда, когда отступает от общепринятой праведности, что является очевидным грехом, но и тогда, когда отступает от совершенной праведности, что греховно далеко не всегда. Но он не называет греховным то, что, по его мнению, не является таковым, что было бы ложью самоиронии.

Ответ на возражение 3. Человек не должен ради избегания одного греха совершать другой, и потому он никоим образом не должен лгать ради того, чтобы избежать гордости. Поэтому Августин говорит: «Не избегайте высокомерия ценой отказа от правды»[750]; и Григорий говорит, что «безрассудно то смирение, которое опутывает себя ложью»[751].

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что самоирония не является менее тяжким грехом, чем хвастовство. В самом деле, то и другое суть грех оставления правды, которая является своего рода равенством. Но когда правду преувеличивают, её оставляют не больше, чем когда преуменьшают. Следовательно, самоирония является не менее тяжким грехом, чем хвастовство.

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, самоирония подчас оказывается хвастовством[752]. Но хвастовство – это не самоирония. Следовательно, самоирония является не менее тяжким грехом, чем хвастовство.

Возражение 3. Далее, в Писании сказано [о враге]: «Если он говорит униженно – не верь ему, потому что семь мерзостей в сердце его»[753] (Прит. 26:25). Но говорить униженно свойственно самоиронии. Следовательно, она есть средоточие многих пороков.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «те, которые говорят о себе приниженно и на словах отклоняются в сторону преуменьшения, представляются людьми, скорее, обходительного нрава»[754].

Отвечаю: как уже было сказано (110, 2), одна ложь может быть более тяжкой, чем другая, как по причине своего предмета (так, наиболее тяжкой является ложь в религиозном учении), так и по причине побуждения к греху (так, злонамеренная ложь тяжче услужливой или шутливой лжи). Но ложь как самоиронии, так и хвастовства посредством слов или каких-либо иных внешних знаков относится к одному и тому же предмету, а именно тому, что оказывает воздействие на человека, так что в этом отношении они равны.