13. Я исповедую и единое крещение, ведь в нем я омылся от скверны первородного греха, и спогребся Христу, и освящен по плоти. А душа моя бесплотна и бессмертна, ибо Бог сотворил ее разумной и Божественной, сохраняющей свои свойства и после смерти вечно. Еще я верю в воскресение мертвых и исповедую бесконечное царство праведников во век веков и то, что наказание грешников и самих демонов будет длиться вечно и никогда не прекратится, и что грешники и демоны не вернутся снова в первозданное состояние, как заблуждается в помрачении Ориген.
14. Так я исповедую, так верю. А тех, кто так не верит и не думает, я почитаю врагами православной веры христиан и противниками кафолической апостольской Церкви, их гнушаюсь и предаю анафеме, как и всякую ересь, обличенную мной подробнее в письме Льву проэдру Аркадиополя.
15. Еще я почитаю свято и лобызаю пречистый и святой образ Господа нашего Иисуса Христа и Самой родившей Его пречистой Богоматери и Приснодевы Марии, и всех святых, являемых Духом Святым издревле и доныне, ведь образы святы от своих первообразов и освящают почитающих их. А те, кто неистовствовал когда–нибудь на святые образы, и те, кто все еще не почитает их, не поклоняется им и не лобызает их от всей души, да не будут иметь места, где преклонить главу, и упокоения, уготованного для верных в будущем веке.
16. Еще я лобызаю гробницы и мощи тех, кто скончался ради любви к Богу, тех, кто через исповедание и мученичество пострадал за Христа, тех, кто прославлен знамениями, тех, кто послужил словом и учением на благо Церкви верных, и ликую со всеми ими, чтобы их освящение запечатлелось на моей душе и теле. Принимаю, чту и люблю их богодухновенные писания и труды древних и современных святых учителей Церкви Христовой, согласные с Евангелием и с апостольским учением, поскольку они доставляют пользу душе и содействуют Евангелию Христову. А подложные писания безбожных еретиков как губительные и исполненные всякого вреда не только не принимаю, но вместе с написавшими их предаю анафеме.
17. Наконец, исповедую и то, что почитаю самую чистую и праведную жизнь, в поступках добродетельную, истинную, освященную, чуждую безобразия и плотской нечистоты, просвещенную словом и знанием Божественного и человеческого, которую мудрость Божия открыла пред людьми ради общего домостроительства и блага созерцающих ее. Я опасаюсь и совершенно отвергаю низменное и нечистое, в удовольствиях свиноподобное и бессловесное, в корыстолюбии бесчувственное и бесчеловечное, а в кичливости бесовское и гордое.
18. Вот таково мое исповедание, в котором я родился. Такова моя вера, в которой я был крещен, таково учение, в котором я был вскормлен, с которым я жил и достиг глубокой старости, за которое произнося слова, я не отказался бы пролить кровь. Вместе с ним да расстанусь я, о Христос, Царь мой, с этой жизнью и покину тело, ведомый Твоим Духом в места света, которые Ты приготовил для надеющихся только на Тебя и возлюбивших Тебя от всей души, и принесших себя целиком в жертву Тебе в пламени любви и Духа. Так что, расставаясь со своим кровом, я найду пристанище в сокровенности крыл Твоего крова — в Духе радости, неся богатство исповедания туда, где обитают празднующие в Духе, где радуются мои богоносные отцы и где Бог Отец троически воспевается бесчисленными Силами в Тебе Сыне единородном, и Духе. Да будет так. Аминь. Ныне и присно и во веки веков.
Перевод иеромонаха Дионисия (Шленова).
Напечатано с разрешения Александра Губанова
Три сотницы деятельных, естественных и гностических глав
НИКИТЫ ПРЕПОДОБНОГО МОНАХА И ПРЕСВИТЕРА СВЯТЕЙШЕЙ ОБИТЕЛИ СТУДИЙСКОЙ деятельных глав сотница первая[1]
1) Четыре, полагаю, есть причины, побуждающие писать о душеспасительных вещах. Первая есть свобода, самое, разумею, бесстрастие души, чрез притрудное делание достигшее до естественного созерцания творения, и оттоле вступившее в мрак Богословия. Вторая, слезами и молитвою производимая, чистота ума, от коей рождается слово благодатное, и источаются струи спасительных разумений. Третья — вселение в нас Святой Троицы, от Коей исходит светолитие Духа на пользу всякому из очищаемых, для проявления тайн Царствия Небесного и откровения сокрытых в душе сокровищ Божиих. Четвертая, — лежащий на каждом, получившем талант слова разума (1 Кор. 12, 8), долг, по смыслу угрозы Божией, гласящей: рабе лукавый и ленивый подобаше тебе вдати сребро Мое торжником: и Аз пришед, истязал бых Свое с лихвою (Мф. 25, 26–27); по каковой причине, конечно, и Давид говорил: се устам моим не возбраню: Господи, Ты разумел еси. Правду Твою не скрых в сердце моем, истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа (Пс. 39, 10, 11).
2) Начало жизни по Богу — всецелое удаление от мира. Удаление же сие есть отвержение пожеланий души и земного мудрования отменение: вследствие чего, востекая к Божественному мудрованию, делаемся мы из плотских духовными, умерщвляемы бывая плоти и миру, оживотворяемы же в душе, во Христе и Духе.
3) Ведение о Боге неложное, вера глубоко–внедренная, при презрении всего видимого, и добродетельное действование, чуждое самолюбия — се треплетная вервь, которая, по Соломону, не скоро расторгнется (Еккл. 4, 12) от духов лукавствия.
4) Верою чаем получить воздаяния за труды; потому легко переносим труды доброделания. Духом же Святым будучи в сем удостоверяемы, любовью воспаряем к Богу.
5) Не тогда, как терпим приражения нечистых помыслов, бываем мы уже принадлежащими и к части тех, кои делают непотребное. Но когда, по ослаблении в душе усилий ревности о добром и ум, вследствие небрежного и беспорядочного поведения, начнет вращаться в смутительных и омрачительных воображениях, и труды по добродетели, при лености к богомыслию и молитве, престанут. Тогда, и не делая непотребного, числимся мы на стороне произвольно валяющихся в болоте нечистых сластей.
6) Когда ослабнут бразды владычественнейших (высших) чувств, тогда тотчас поднимается восстание страстей и приходит в движение действо раболепнейших (низших) чувств. Ибо обычно неразумным сим (чувствам), разрешась от уз воздержания (или удержания и обуздания), бросаться на предметы страстей, и пастись на них, как на смертоносных пажитях, и это тем ненасытнее, чем долее продолжается услаждение ими; потому что не могут, когда свободны от уз, удерживаться от вкушения того, к чему естественное имеют стремление.
7) Из чувств одни, — именно зрение и слух, — словесны суть и паче других любомудреннейши и владычественнейши; а другие, — именно вкус, обоняние и осязание, — бессловесны и животны, назначенные служить словесным. Ибо сначала видим и слышим, а потом, движимые помышлением, осязаем предлежащий предмет и по обонянии предаем вкусу. Таким образом три последние чувства более скотны и беспрекословнее раболепны, чем два первые; и преимущественно над удовлетворением их трудятся те из скотов и зверей, которые более чревонеистовы и более похотливы, день и ночь, или пищей ненасытно себя наполняли, или неудержимо ища соития.
8) Кто действие внешних чувств заменяет внутренними, — зрение — устремлением ума к зрению света животнаго, слух — вниманием душевным, вкус — разумным рассуждением, обоняние — умным постижением (ощущением, чувством), осязание — бодренным трезвением сердечным: тот Ангельскую на земле проводит жизнь; — для людей он и есть и видится человеком, для Ангелов же и есть и понимается Ангелом.
9) Умным зрением приемлем свет божественный, ведение сокровенных тайн Божиих; душевным вниманием — восхождение (возникновение) в сердце помыслов располагаем с разумом (или распоряжаемся ими, различая хорошие от худых); разумным рассуждением, как вкусом, распознаём виды разумений, и те, которые произрастают из горького корня, или преобразуем в сладкую для души пищу, или совсем отбрасываем, а которые от былий добрых и злачных отраждаются, те приемлем, пленяюще всяк разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 5); умным постижением обоняем мысленное миро благодати Духа, исполняясь веселием и радованием сердечным; бодренным трезвением сердца благоумно ощущаем, как свыше Дух орошает пламя наших добрых вожделений, или согревает наши силы, охладевшие под действием хлада страстей.
14) Кто славы человеческой, которая ничтоже есть, ищет, как бы она чего–либо стоила, сластолюбие лобызает с душевной ненасытимостью и любоименно предается сребролюбию; тот или в демона превращается чрез высокоумие и гордыню, или скотам уподобляется чрез порабощение похотям чрева и подчревных частей, или зверем для ближних делается чрез ненасытимое и бесчеловечное сребролюбие. Ибо таковой, по слову Господню, отпадает от веры в Бога, потому что славу от человеков приемлет (Ин. 5, 44), — отвращается от целомудрия и чистоты, потому что ненасытно услаждается жжением подчревных частей и подчиняется срамным их влечениям, — отторгается от любви, потому что об одном себе печется, ближним же нуждающимся ничего не уделяет из своих имений: чрез что всё является чудовищем неким, из многих противоположностей сложившимся, и враждебным и Богу, и людям, и скотам.
