Можно выразить это и по-другому, если мы скажем, что сострадание есть земное качество медитации, чувство земли и прочности. Провозвестие теплоты сострадания заключается в том, чтобы не оказаться торопливым и вступать в родство с каждой ситуацией какова он есть. Совершенным примером этого принципа представляется имя американского индейца «Сидящий Бык». «Сидящий Бык» очень прочен и органичен. Вы действительно находится здесь, присутствуете со всей определенностью, отдыхаете.
Вопрос:Вы как будто говорите, что сострадание возрастает; но при этом подразумевается, что нам не надо его культивировать.
Ответ:Оно развивается, растет, поднимается само по себе;
оно не требует никаких усилий.
Вопрос:Умирает ли оно?
Ответ:Кажется, нет. Шантидева говорит, что всякое действие, лишенное сострадания, подобно посаженному мертвому дереву, а все, что связано с состраданием, подобно посаженному живому дереву. Оно растет и продолжает расти до бесконечности и никогда не гибнет. Даже если оно представляется погибшим, оно всегда оставляет после себя семя, из которого вырастает другое дерево. Сострадание органично; оно продолжается дальше и дальше.
Вопрос:Существует определенный вид теплоты, которая приходит, когда вы начинаете чувствовать близость к кому-то; затем эта энергия каким-то образом становится подавляющей; она завладевает нами так, что у нас не, остается никакого пространства, никакого места для движения.
Ответ:Если это теплота ничего не требует и не содержит самоутверждения, тогда она будет самостоятельной и в основе своей здоровой. Когда вы готовите йогурт и если
повышаете температуру сверх необходимого уровня или держите его укрытым дольше, чем нужно, вы вообще не получите хорошего йогурта. Если же вы доведете молоко до нужной температуры, а затем просто оставите его, получится хороший йогурт.
Вопрос:Как же вы узнаете, когда его нужно оставить?
Ответ:Вам нет необходимости постоянно усмирять себя. Вы должны доверять себе, а не проверять себя. Чем больше вы стараетесь следить за собой, тем более возрастают помехи естественной игре ситуаций и ее росту. Даже если вы делаете что-то рискованное, даже если окажется, что все дело может лопнуть, пойти по неверному пути, вы не тревожитесь об этом.
Вопрос:А что происходит, когда кто-то создает беспокоящую вас ситуацию?
Ответ:Беспокойство совсем не помогает; оно только ухудшает дело.
Вопрос:Кажется, что процесс, о котором мы говорим, требует некоторого рода бесстрастия?
Ответ:Да, в известной мере это так. Это положительное мышление, склад психики, присущий ее богатству.
Вопрос:А если вы чувствуете необходимость насильственного действия, целью которого будет благо данного лица?
Ответ:Вы просто совершаете такое действие.
Вопрос:А если в этот момент вы не обладаете истинным состраданием и мудростью?
Ответ:Вы не подвергаете сомнению свою мудрость, не тревожитесь о ней, вы просто делаете то, что требуется. Ситуация, с которой вы встретились, достаточно глубока сама по себе, чтобы ее можно было рассматривать как знание. Вы нуждаетесь в дополнительных источниках информации; нет надобности в поддержке или руководстве, особых линиях поведения. Поддержка автоматически обеспечивается самой ситуацией. Когда нужно вести дела круто, вы прямо так и поступаете, потому что ситуация требует от вас такого ответа. Вы не навязываете себе жестокость, вы являетесь орудием данной ситуации.
Вопрос: Что вы делаете, чтобы создать мост, когда чувствуете, что не обладаете состраданием?
Ответ:Вам не надо чувствовать сострадание. Это и есть различие между эмоциональным состраданием и «сострадательным» состраданием. Вы не обязательно чувствуете его, вы сами и есть это сострадание. Обычно, если вы открыты, сострадание появляется потому, что вы свободны от чрезмерной занятости собой, от потворства себе.
Вопрос:Требует ли мост сострадания постоянной поддержки?
Ответ:Не думаю. Он требует признания, а не поддержки. Это образ мысли, свойственный богатству психики; вы просто признаете, что такой мост существует.
Вопрос:Что вы делаете, когда боитесь кого-то, и, возможно, не без причины? У меня это обстоятельство разрушает сострадание.
Ответ:Сострадание не смотрит сверху вниз на кого-то, кто нуждается в помощи, в заботе; это образ мыслей вообще – глубинное, органичное, положительное мышление. Страх перед кем-то обычно порожден неуверенностью относительно того, что вы такое. Именно потому вы боитесь данной отдельной ситуации или личности. Если вы в точности знаете, как будете вести себя в этой пугающей ситуации, тогда у вас нет страха. Страх приходит от паники, смущения, неуверенности. Неуверенность родственна недоверию к себе, чувству своей неадекватности в подходе к той таинственной проблеме, которую вы считаете угрожающей. Если вы действительно обладаете сострадательными взаимоотношениями с самим собой,– страха не существует, потому что тогда вы знаете, что делаете. Если же вы не знаете, что делаете, тогда ваши проекции становятся в известном смысле методическими, предсказуемыми. Тогда вы развиваете в себе праджня, знание того, как отнестись к любой ситуации.
Вопрос:Что вы понимаете в этом контексте под проекциями?
Ответ:Проекция – это зеркальное отражение вас самих. Поскольку вы чувствуете неуверенность по отношению к самому себе, мир отражает эту неуверенность на вас, и отражение начинает вас: преследовать. Ваша неуверенность преследует вас,– но это всего лишь ваше отражение в зеркале.
Вопрос:Что вы имеете в виду, когда говорите, что если вы обладаете состраданием к себе, тогда вам известно, что надо делать?
Ответ:Эти два аспекта медитации всегда проявляются одновременно. Если вы раскрываетесь по отношению к себе, если вы положительно относитесь к самому себе, тогда вы автоматически знаете, что надо делать, потому что вы не представляете загадку для самого себя. Это джняни – «мудрость», «самопроизвольно существующая мудрость» осознания. Вы знаете, что вы существуете, знаете, что ваше существование спонтанно; вы знаете, что вы такое; поэтому вы можете одновременно позволить себе доверять самому себе.
Вопрос:Значит, если бы я по-настоящему находился в дружбе с самим собой, тогда я не боялся бы постоянно сделать ошибку?
Ответ:Так оно и есть. Тибетское слово, обозначающее мудрость, – еше, т.е. «первоначальный разум». Вы – это вы в начале всякого начала. Вы могли бы назвать это почти такими словами – «невозникающее доверие к самому себе». Вам не надо находить начало; это первоначальная ситуация, так что нет причины логически стараться отыскивать начало. Оно уже есть. Оно безначально.
Было бы интересно рассмотреть этот предмет с противоположной точки зрения: в чем чувства юмора нет? Отсутствие чувства юмора как будто проистекает из отношения к жизни, как к «суровому факту». Вы весьма сурово, смертельно честны, смертельно серьезны; пользуясь аналогией, скажем, что вы подобны живому трупу. Этот труп живет среди боли, с постоянным выражением боли на лице. Он пережил особого рода суровые факты, то, что он называет «реальностью», он смертельно «серьезен» – ив своей серьезности он зашел так далеко, что сделался ходячим мертвецом. Неподвижность этого живого мертвеца выражает противоположность чувству юмора. Его серьезность подобна тому, как если бы кто-то стоял за вами с острым мечом; если вы не медитируете как следует, если не сидите» спокойно и прямо, этот «кто-то» готов нанести вам удар. И если вы не будете относиться к жизни должным образом, честно и непосредственно, кто-то даст вам пинка. Таково самосознание, которое следит за собой, наблюдает за собой без необходимости. Все, что мы делаем, находится под наблюдением и подлежит цензуре. Фактически, за вами наблюдает не какой-то «Старший брат», а ваше Большое Я! Другой аспект меня самого наблюдает за мной, готов нанести удар, готов поймать меня на любой моей неудаче. В подобном подходе нет никакой радости, нет совершенно никакого чувства юмора.
Серьезность подобного рода связана также с проблемой духовного материализма. «Поскольку я представляю собой часть особой линии практикующих медитацию, поскольку я связан с какой-то церковью и ее организацией,
связан с ними, силой своих религиозных убеждений, я должен быть хорошим юношей (или хорошей девушкой), честной, доброй личностью, примерным прихожанином. Мне необходимо согласовать свое поведение со стандартами церкви, с ее правилами и установлениями. Если я не выполняю своих обязательств, я буду осужден, сведен к сморщенному тельцу». Такова угроза торжественности и смерти – смерти в смысле конца для дальнейшего творческого процесса. Это отношение обладает качеством какой-то ограниченности и неподвижности; в нем совсем нет места для движения.
