Не забудем, что человек традиционной египетской закалки, Моисей гораздо лучше разбирался в вопросах государственного строительства, чем его возможные оппоненты и конкуренты. Поэтому его возвышение вполне объяснимо, даже если поначалу за ним стояло не так много «вышедших из Египта» сторонников. Обстоятельства прихода Моисея к власти в племенном союзе, становившемся нацией, никогда не будут известны. Надо полагать, это произошло не сразу после выхода из Египта, а спустя несколько лет, вероятно, даже десятилетий. Можно вспомнить и классическую цифру в 40 лет, прошедшую между Исходом и началом завоевания Палестины. Должно быть, начало религиозно-этнической трансформации кочевнического союза упрятано где-то посредине этого срока.
Существует остроумная версия о том, что Моисеев было два: один действовал во времена Исхода, а уже другой дал Израилю Закон и заключил Завет с Господом. На наш взгляд, авторы этой концепции преувеличивают желание древних израильтян упрощать собственную историю (не недавний ли исторический опыт порождает такие соображения?). Хотя подобную точку зрения можно было бы принять с той оговоркой, что Завет и Закон были событиями главными и в них, соответственно, действовал «настоящий» Моисей. А вот Исходу значимость была приписана задним числом, когда он был выбран в качестве отправной точки национальной истории. На деле же возглавлял его совсем другой человек — да и руководил ли кто той группкой беглецов? Все это выглядит довольно гладенько, непонятно только одно: как у великого вождя кочевого племени, основателя его государственности и религии, сохранилось египетское имя? Пережиток несуществовавшего, по мнению остроумцев, прошлого?
Придя к верховной власти, Моисей в соответствии с правилами государственной жизни решил установить единый культ. Тут он совершил свое главнейшее открытие, обессмертившее и его имя, и имя его народа. Это, как мы знаем, была концепция единобожия, оформленного в иудейской традиции, как Завет между Господом и народом Израилевым.
Относительное сходство этой идеи с культом Солнца-Атона, введенного Эхнатоном, неоднократно отмечалось учеными. Считается, что авторство монотеистической идеи (насколько в наших силах приписать ее какому-то историческому лицу) принадлежит именно египетскому фараону. Однако несомненно, что ко времени Моисея, идея эта была почти (в египетских масштабах) мертва, хотя у нее, возможно, оставались приверженцы. Моисей, скорее всего, был с этой идеей знаком. Более того, также возможно, что группа будущих изгнанников уже в Египте поклонялась своему, «отдельному» богу и этим вызвала недовольство коренной нации, к тому моменту прочно вернувшейся к традиционной религии предков. В любом случае, Моисей не просто начал государственно-религиозную реформу, но в ходе борьбы со старыми верованиями и тотемами решил противопоставить им не нового идола, а вездесущего незримого и непознаваемого Бога. Так он изменил историю человечества.
Оппоненты сопротивлялись. Неизвестно, в ходе ли борьбы за власть или позже, при проведении религиозной реформы[171], — среди протоизраильтян произошли серьезные вооруженные столкновения, след которых сохранился, например, в 32-й главе книги Исхода: «И сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего… И пало в тот день из народа около трех тысяч человек»[172]. Моисей победил и стал царем нового народа, верховным священником новой религии, возможно, осуществив то, что ему не удалось сделать в Египте. А может быть, он был на родине вечным оппозиционером и о власти не думал. Причем оппозиционером активным и рьяным, что и довело его сначала до изгнания, а потом до царствования. Не исключено, что власть Моисея над протоиудеями была в первую очередь религиозной и что ее наилучшими инструментами стали единоверцы и соизгнанники пророка — отдельная от прочих кочевников группа, в дальнейшем ставшая «израилевым коленом» без собственной территории — священниками-левитами[173].
Несомненная гениальность Моисея, о которой уже упоминалось, не позволяет отвергнуть возможность того, что и Законы являются плодом его государственного творчества. В конце концов он как человек образованный прекрасно понимал их необходимость. Впрочем, кое-какие неписаные законы у кочевников, конечно, уже были. Кроме этого, древний список десяти заповедей наводит на мысль о том, что установления собственно Моисеевы были именно религиозно-культового свойства. Считают, что подобные «культовому декалогу»[174] немногочисленные ритуальные формулы Книги Исхода не принадлежат ни к одному из определяемых литературных пластов Пятикнижия и восходят к самым ранним традициям.
Не исключено, что главными законодателями были ученики и наследники Моисея, быть может, даже Иисус Навин. А уже благодаря потомкам все возможные государственнические доблести соединились в лице основателя нации. Такие случаи известны. По-видимому, Моисей начал процесс систематического законотворчества; был он, конечно, и верховным судьей племени. С течением времени основные нормы оформились, устоялись и стали освящены его авторитетом.
Какое из духовных открытий или, точнее, творений Моисея представляется нам наиболее важным? Безусловно, единобожие, причем именно в сфере абсолютного, всеведущего, непознаваемого Бога, поскольку само единобожие уже проявлялось до Моисея, а вот бесплотность и всеобщность Божия были до него человечеству неизвестны. В настоящее время они признаны почти всеми верующими людьми, независимо от того, каким именем они величают своего Бога и какие обряды для этого используют. Удивительное откровение, снизошедшее на Моисея, постепенно, всего лишь за две-три тысячи лет, стало достоянием значительной части человечества — возможно, это воистину был Дух Божий[175].
Скажем здесь, что современный читатель, вчитываясь в рассказ о Моисее, без интереса просматривает большинство страниц, посвященных детальным религиозно-законодательным установлениям, в пользу которых поздние редакторы значительно сократили известия о самом законодателе — они фрагментарны и прерывисты. А не этого ли хочется нам, воспитанным литературой последних двух веков, — почувствовать индивидуума, личность, человека, стоящего за Законом? Что там произошло у него в семье? В 12-й главе Книги Числ говорится, что Моисей взял себе «жену Ефиоплянку», наперекор мнению семьи — брата Аарона и сестры Мариамь?[176] Как именно протекала политическая борьба в племени, что должен был сделать Моисей, дабы удержать власть в период неудач? Ведь первая попытка вторжения в Палестину с юга закончилась поражением{40}.
Конечно, жаль утраченных строк жизнеописания Моисея. Но не попади в руки тому из священников, кто составлял нечто вроде религиозно-законодательной конституции Иудейского царства, уже тогда очень древний текст, который мы теперь называем яхвистско-элохистским (J/E), не включи он его в свою «конституцию», мы бы и вовсе не узнали о Моисее ничего или почти ничего. Не говоря уже о других, важнейших для нашей цивилизации образах Книги Бытия. Был ли текст J/E священным уже во времена иудейской монархии? Кажется, что нет, но после работы над ним священнического редактора (редакторов) таковым стал, ибо результатом этих трудов и явился известный нам текст Пятикнижия, кодифицированный и сохраненный в веках. Именно редактор Р, по мнению большинства ученых, совместил J/E и написанную в VII в. до н.э. так называемую девторономическую историю — от книги Второзакония до 4 Книги Царств[177]. Произошло это уже после вавилонского пленения, хотя на этот счет существуют разные версии. Некоторые специалисты считают, что J/E и девторономический пласт были впервые совмещены еще во времена поздней Иудейской монархии VII в. до н.э. В любом случае не стоит пенять на священника Р: он донес до нас не так уж мало.
Вернемся теперь к последнему периоду деятельности Моисея: ему оставалось содеять еще одно, уже геополитическое свершение — без него, кстати, все духовные открытия египетского изгнанника могли не приобрести всемирного звучания. Речь идет о завоевании Палестины. Было ли оно случайным или продуманным, неизвестно. Книга Чисел доносит, что после вышеупомянутого поражения последовали первые военные победы (с памятью о них связано единство племен, впоследствии составивших ядро израильской нации).
Вооруженная миграция из-за Иордана[178] согласно традиционной хронологии началась почти через 40 лет после изгнания протоизраильтян из Египта. Организация вторжения в Палестину, судя по всему, явилась последней важнейшей внутриполитической победой Моисея — следы пацифистского сопротивления в Писании видны очень отчетливо, хотя причины их внятно не излагаются[179]. И если бы кочевники не создали оседлого, земледельческого государства, пусть самого простого, архаичного, очень возможно, что и сами бы они растворились в историческом пространстве, и религия их исчезла бы вместе с ними.
