Не менее рельефно этот взгляд проводится св. Иринеем в отрывке из его письма к Флорину.[441]
Желая опровергнуть ложные взгляды еретика, св. отец ссылается на то, что «такого учения не передавали (Флорину) бывшие до нас пресвитеры, которые обращались с самими апостолами», между прочим Поликарп. Однако на этом Ириней не останавливается. Ведь и Флорин, подобно ему, был слушателем Поликарпа и мог поэтому сослаться на епископа Смирнского в подтверждение своих воззрений. Кто же прав, он ли или Ириней, доказывающий, что такого учения ни Поликарп, ни пресвитеры никогда не передавали? Ириней, конечно, считал правым себя, а чтобы убедить и Флорина в этом, начинает далее подробно говорить о своих отношениях к Поликарпу. Они были настолько близкими, что не может быть сомнения в том, что именно он, Ириней, является теперь истинным свидетелем и хранителем апостольского учения, проповеданного Поликарпом и пресвитерами. Поэтому, если он утверждает о несогласии учения Флорина с преданием пресвитеров, то значит так и обстоит дело в действительности. Таким образом, уже общая связь речи св. отца говорит о нем как хранителе и преемнике апостольского предания.
Вполне подтверждают это и отдельные фразы отрывка. Ириней старательно подчеркивает, что «тогдашнее (время знакомства с Поликарпом) он помнит тверже, чем недавнее», приводит подробности «о месте, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп», его походке, образе жизни, даже внешнем виде, его беседах к народу и т. д. А что означают выражения «по милости Божией я всегда сохраняю их (слова Поликарпа) в свежей памяти» или «могу засвидетельствовать перед Богом», как не желание еще более укрепить в сознании адресата мысль о себе как надежнейшем свидетеле, верно передающем слова и мысли Поликарпа и пресвитеров?
Фактическим хранителем церковного Предания оказывается Ириней и в отрывке из его послания к папе Виктору по поводу пасхального спора. «Когда блаженный Поликарп, — говорит он, — при Аниките приходил в Рим, то оба они и относительно других предметов немного спорили между собой, но тотчас согласились, а об этом вопросе (пасхальном) и спорить не хотели, потому что ни Аникит не мог убедить Поликарпа не соблюдать того, что он всегда соблюдал, живя с Иоанном, учеником Господа нашего, и обращаясь с другими апостолами, ни Поликарп не убедил Аникита — соблюдать, ибо Аникит говорил, что и он обязан сохранять обычаи предшествовавших ему пресвитеров. При всем том они однако же находились во взаимном общении; так что Аникит по уважении к Поликарпу позволил ему совершать в (своей) Церкви Евхаристию, и оба они расстались в мире, равно как в мире со всею Церковью находились и соблюдавшие тот обычай, и несоблюдавшие».[442]
Этот рассказ приведен св. отцом в подтверждение той мысли, что предшественники Виктора и Иринея — епископы — сохраняли между собою мир, несмотря на разницу в обрядах, и что, поэтому, вообще нужно жить всем христианам в мире, так как «разногласием относительно поста лишь утверждается ед иномыслие веры».[443] Судя по подробностям, какие приводит св. отец («немного спорили», «Аникит говорил» , «Аникит позволил совершать Поликарпу в Церкви Евхаристию»), можно думать, что Ириней сам присутствовал при этой встрече и передает здесь то, что видел и слышал лично; таким образом, снова ссылается на свои воспоминания и говорит о связи своей с Поликарпом.[444]
Но считать себя и быть в действительности хранителем апостольского предания может лишь тот, кто в течение продолжительного времени получал наставление у своего предшественника. Поэтому, высказывая такую мысль о себе, св. Ириней тем самым вполне подтверждает сообщение о нем Евсевия, Иеронима и Martyrium’a Polycarpi. Он, действительно, был учеником епископа Смирнского, и настолько долгое время, какое требуется для усвоения Предания.
Этот вывод можно отрицать лишь в том случае, если предположить, что св. отец допускает сознательную ложь, говоря о своих отношениях к Поликарпу.
Объективное же подтверждение ему дает содержание того учения, в котором наставлен был последним св. Ириней.
Оно определяется уже в главной мысли всех разобранных нами мест. Это есть «апостольское предание» (traditio apostolorum),[445] т. е. все то, чему учили апостолы и что передается и хранится в Церкви Христовой,[446] словом, христианское учение и церковное Предание.
Св. отец не ограничивается однако таким общим определением, а раскрывает его и в более частных чертах. Особенно можно сказать это об отрывке из письма к Флорину. Поликарп, по его словам, передавал, что слышал от Иоанна о Господе, Его чудесах (δυνάμεων αύτοϋ) и учении (περί της διδασκαλίας).[447] В этих немногих словах, в сущности, заключается много мыслей. Вся жизнь Спасителя на земле была одним чудом. Говорить о Его чудесах — значит, поэтому, рассказывать, собственно, про всю жизнь Его.[448] Дальнейшей темой бесед Поликарпа являлись воспоминания об апостолах. Тут он, по словам Иринея, излагал «слова их» (τούς λόγους αύτων), собственно, их учение.[449] А так как ему приходилось слушать не одного Иоанна, но и других апостолов, то, вероятно, что этих «слов» было немало и они касались, по крайней мере, всех главных сторон христианства.
Передавал Поликарп и «о своем обращении (την συναστροφήν) с Иоанном и прочими самовидцами Господа».[450] Но в течение 20-25 лет[451] знакомства с «апостолом любви» у него, несомненно, накопилось достаточно материала для наставления своих учеников.
Если мы обратим внимание на те места, где есть ссылки, вообще, на «пресвитеров, учеников апостолов», то объем содержания речей епископа Смирнского еще более увеличится. Сюда мы должны буДем внести учение о будущем царстве антихриста,[452] о рае,[453] о новом небе и земле и покорении всего под ноги Спасителя,[454] о вере,[455] нравственные наставления о необходимости сообразовать свою жизнь с учением Христовым[456] и т. п.
Св. Поликарп не ограничивался, однако, только Новым Заветом, а ставил его, вероятно, в тесную связь с Ветхим, выяснял значение последнего и лиц, подвизавшихся в нем. Это ясно, судя, например, по Contra haereses, V, 5,1, где Ириней, говоря о праведниках Ветхого Завета, ссылается на учение пресвитеров.[457]
Весьма вероятна также догадка Штирена,[458] что Поликарп знакомил Иринея и с отрицательными мнениями еретиков и их опровержением. На это указывает заметка св. отца о том, как обычно поступал епископ Смирны, когда слышал какое-либо еретическое лжеучение,[459] а также рассказ о встрече его с Маркионом в Риме.[460] Научился у него Ириней на практике и тому, как относиться к обрядовым вопросам, например, о времени празднования Пасхи (письмо к Виктору).
Как видим, содержание учения, какому наставлял св. отца Поликарп, было обширным.
Едва ли мог Ириней усвоить все это, будучи лишь случайным слушателем публичных бесед епископа Смирнского.[461]
Общение св. отца с его учителем было, однако, не только продолжительным, но и постоянным. В письме к Флорину он говорит о себе: «Я мог бы описать даже место (τον τόπον), где сидел и разговаривал блаженный Поликарп; могу изобразить его походку (буквально — τάς προόδους αύτου και τάς εισόδους), образ его жизни и внешний вид (και την του σώματος ιδέαν),, его беседы к народу (τάς διαλέξεις, άς έποιεΐτο προς τό πλήθος)»[462] и т. д. А в конце отрывка замечает: «Могу засвидетельствовать перед Богом, что если бы этот блаженный и апостольский старецуслышал что-либо подобное (твоему заблуждению), то воскликнул бы и, заградив свой слух, по привычке своей (κατά τό σύνηθες αύτω) сказал бы: “Благий Боже, до какого времени сохранил Ты меня, что я должен перенесть это!” Потом ушел бы из того места, где сидя или стоя слушал такие речи».[463] Для того, чтобы знать такие подробности жизни Поликарпа, изучить его привычки, соображать, как он поступил бы в том или другом случае, недостаточно только несколько раз прослушать его в официальных собраниях, где он поучал народ, как думает Гарнак,[464] а необходимо постоянно жить с ним, быть около пего, всюду .сопровождать его.
O постоянстве же говорит и самая форма глаголов, употребляемых Иринеем при рассказе о Поли^арпе (imperfectum: διελέγετο ήκουον и т. п.), указывающая, как сознается и сам Гарнак,[465] на повторяемость действий.
Это ясно будет также, если мы обратим внимание на то, где, в каком месте, мог учиться св. отец у Поликарпа. В том же письме к Флорину он упоминает о беседах (τάς διαλέξεις), какие учитель его держал к народу (ας έποιέΐτο πρός τό πλήθος).[466] Термин διαλέξεις, да еще в сочетании с πλήθος, означает[467] то, что мы называем «проповедями», т. е. речи, какие произносились перед большим собранием в нарочитые дни и в особых предназначенных д ля этого местах: катакомбах, храмах, — еловом, на богослужебных собраниях христиан. В храмах же, следовательно, слушал Поликарпа и Ириней. Но не только здесь. Место, с которого говорил первый, св. отец определяет также и как такое, на котором Поликарп «сидел» (καθεζόμενος), или — ниже — где можно было и стоять, и сидеть (έν ф καθεζόμενος ή εστώς) и даже уйти с него (πεφεύγει). На нем могли произноситься и еретические, несогласные с христианской истиной, речи.[468] Все это ни в коем случае не может быть отнесено к богослужебным собраниям христиан, а предполагает скорее домашние беседы и разговоры. Ириней, значит, слушал и их.
