2. Закла своя жертвенная и раствори в чаши своей вино и уготова свою трапезу.
Не столпами только красен дом Премудрости, а гостеприимством хозяина, учредившего в нем обильную для гостей трапезу. На ней предложены в пищу яства из закланных животных, а для пития вино, растворенное водою, без которой оно было бы слишком крепко, и без которой потому не употреблялось на Востоке. Кому незнакома эта таинственная трапеза Премудрости? Кто не догадается, что здесь идет речь о том великом священнодействии в Церкви Христовой, в котором действенно воспоминается крестная смерть Агнца Божия, за нас грешных предавшего Себя на заклание и пролиявшего Свою Кровь, и в котором под видом хлеба предлагается верующим самое Тело Спасителя, а под видом вина, растворенного водою, пречистая Кровь Его? — Впрочем, не одно таинство Евхаристии здесь разумеется, но вообще все блага Церкви Христовой, которые в Новом Завете изображаются под образом трапезы (Лук. ХΧΙΙ, 30) и вечери (Лук. ХIV, 24. Матф. ХΧΙΙ, 1 и д.). Между этими благами особенно должно упомянуть о слове Божием, ибо в Писании ему приписывается питательность хлеба и млека и сладость меда (Матф. ΙV, 4; 1 Коринф. III, 2; Псал. ХVIII, 11).
3. Посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаголющи:
Кого должно разуметь под рабами, которых Премудрость посылает приглашать гостей на приготовленный пир? Всех проповедников и распространителей Евангельского учения. Устами сих слуг Своих Премудрость созывает гостей с высоким проповеданием. Не тайно, но во всеуслышание, и на местах открытых и для всякого видных раздается голос Премудрости, приглашающей гостей на свою вечерю. Это означает, что проповедь Евангелия долженствовала огласить весь мир, все народы, а не ограничиться тесным кругом немногих слушателей, подобно учению школы. Шедше научите вся языки (Матф. ХXVIII, 19), заповедал Христос Апостолам, и действительно во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их (Римлян. X, 18).
Премудрость возглашала следующее:
4–5. Иже есть безумен, да уклонится ко Мне (пусть обратится ко Мне). И требующим ума рече: приидите, ядите Мой хлеб и пийте вино, еже растворих вам.
Что это за безумные, или невежды, и требующие ума, — т. е. несмысленные, к которым Премудрость обращается с Своим приглашением? Все люди, непросвещенные верою и не вкусившие благодати Христовой. Они могут быть очень умными и многосведущими в делах земных и житейских, но по отношению к тайнам и средствам спасения, которые открыты Иисусом Христом, они должны признать себя полными невеждами. Если в каком, то преимущественно в этом отношении, «мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Коринф. III, 19). Ни одному мудрецу не могло придти на мысль, что для нашего спасения и примирения с Богом Самому Сыну Божию надлежало сойти с неба на землю, принять зрак раба, пострадать и умереть, что орудием нашего спасения может послужить орудие позорной казни, что для усвоения заслуг Искупителя каждому из нас надлежит родиться свыше и вступить в теснейшее общение со Христом преимущественно в таинстве Евхаристии. Все это могла измыслить для нашего спасения одна Премудрость Божия. Все это составляет «тайну, сокровенную от веков и от родов, а ныне (и только ныне) явленную святым» (Колос. I, 26), и ничего не имеет общего с «премудростию века сего и князей века сего престающих» (1 Коринф. II, 6); а потому эта последняя премудрость должна смиренно признать себя невежеством в отношении к тому, что́ Божественная Премудрость нашла нужным для нашего спасения, и с доверием к её руководству последовать её внушениям. — Что́ же внушает невеждам Божественная Премудрость? Чего от них требует? Приидите, ядите Мой хлеб и пийте вино, еже растворих вам. Здесь разумеются вообще все блага благодатного Царствия Христова, могущие вполне насытить алчущих и жаждущих правды, т. е. оправдания (Матф. V, 6), как и выше в ст. 2–м, а в частности таинство Евхаристии, к которому Спаситель так призывает: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. Пийте от нея (чаши) вси: сия бо есть Кровь Моя (Матф. ХХVI, 26–27). Примечательно, что Кровь Богочеловека в Евхаристии, как и вино на трапезе Премудрости, растворяется водою, в воспоминание того, что во время крестной смерти Спасителя из прободенного ребра Его изыде кровь и вода (Иоан. XIX, 34).
6. Оставите безумие, и живи будете, да во веки воцаритеся, и взыщите разума да поживете, и исправите разум в ведении.
Премудрость, приглашая невежд к Своей трапезе, повелевает им оставить неразумие, т. е. неверие, сомнения и заблуждения касательно того, что́ она внушает им, и вступить на путь разумения, т. е. покорить разум в послушание веры, в ней искать просвещения и руководства ко спасению. Трудно это для человека естественного, склонного судить невежественно. Ему начнут говорить о рождении свыше, как необходимом условии для вступления в Царствие Божие; а он поспешит сделать неуместное возражение: како может человек родитися, стар сый? Еда может второе внити во утробу матере своея и родитися (Иоан. III, 4)? Пред ним станут изображать блаженство общения со Христом чрез вкушение Тела и Крови Его; а он поймет это в грубом смысле и скажет тоже самое, что́ некогда сказали Самому Иисусу Христу слушавшие Его беседу об этом предмете: «какие странные слова! Кто может это слушать» (Иоан. VI, 60)? Пред ним заведут речь об искуплении грешного человека крестными страданиями и смертию Богочеловека; но слово крестное не может вместиться в плотском уме: для Иудеев оно соблазн, для Еллинов безумие (1 Коринф. I, 23). Самые Апостолы, доколе не были просвещены Св. Духом, не вмещали сего слова, разрушавшего их плотские мечты о Царстве Мессии (Матф. ΧVII, 23). Но как ни трудно, а надобно отказаться от плотского образа мыслей о предметах веры, чтобы он не препятствовал нам вступить на путь веры. Что́ же нужно для удаления этого препятствия? Нужно как можно сильнее и глубже восчувствовать в себе потребности духовные, — потребности возрождения, обновления и освящения духовной природы. По мере того, как эти потребности будут усиливаться в нас, по мере того, как будет укореняться и возрастать в нас чувство нашей духовной немощи в борьбе со грехом, скудости наших естественных сил для истинного просвещения и освящения, чувство нужды в благодати Божией, — по мере всего этого сам собою будет в нас падать плотской образ мыслей касательно того, что вера предлагает нам для спасения. Так например проповедь о кресте Христовом уже не будет казаться безумием тому, кто решится беспристрастно оценить нравственное свое состояние пред судом совести и закона Божия, и потом взвесить всю тяжесть вины пред Богом грешника, всю великость ответственности его пред бесконечным правосудием Божиим; он поймет тогда, что для примирения с Богом грешника, бесконечно Его оскорбившего, потребно бесконечно великое удовлетворение, бесконечно великая жертва, и что, следственно, нечему удивляться, если для принесения такой жертвы нужно было Самому Сыну Божию смирить Себя до смерти крестной. А поняв все это, человек с радостию вступит на путь веры в Распятого за нас Сына Божия, ибо только в ней одной он найдет успокоение для своей смущенной грехами совести и просвещение для своего ума, блуждающего во мраке невежества и сомнений.
Тем, которые вступят на путь истинного разумения, то есть на путь веры и свой разум просветят ведением истины, Премудрость обещает даровать жизнь и воцарение во веки. И будете жить: разумеется жизнь благополучная здесь на земле и блаженная в вечности. — Да во веки воцаритеся: под воцарением во веки разумеется участие в благах Царства Небесного.
В следующих четырех стихах Премудрость, прерывая свою речь к невеждам, обращается к своим слугам или провозвестникам её воли с наставлениями о том, как они должны употреблять данную им власть обличать и вразумлять.
Наказуяй (поучающий) злыя приимет себе бесчестие; обличаяй же нечестиваго, порочна сотворит себе (запятнать себя самого). Обличения бо нечестивому — раны ему.
Сими словами Премудрость предостерегает слуг своих от близкого общения с людьми, явно упорствующими против истины, насмехающимися над ней. Старание вразумить таковых, наставить на путь истины, не только будет безуспешно, но и подвергнет вразумляющего бесчестию или поношению с их стороны; они не могут простить обличителей, ибо обличения — раны для нечестивого, т. е. раздражают его, как тяжело уязвленного горькою правдой со стороны обличителей. А если ревность увлечет учителя мудрости до препирательства с нечестивыми, до резкого обличения их заблуждений, то этим увлечением он сам наложит на себя пятно или отпечаток лжеименной мудрости, любящей словопрения.
