Тогда все со страстью набросились на несчастную наложницу, при этом левит нимало не пытался ее защитить. Утром он открыл дверь и объявил лежащей у порога женщине, что им пора двигаться дальше. Но она не отвечала.
Тогда он взвалил ее мертвое тело на осла, а приехав домой, расчленил его на двенадцать частей. Затем он разослал эти части по всей земле Израилевой.
Израильтяне возмутились и решили пойти войной на колено Вениамина. Об этом услышали также и сыны Вениаминовы. Они также стали готовиться к войне — не вместе с Израилем, но против Израиля. Когда два войска готовы были начать войну, Израиль потребовал от Вениамина выдать ему виновников смерти наложницы. Когда сыны Вениаминовы отказались это сделать, Израиль начал вопрошать Яхве о том, кому надлежит вступить в битву в первую очередь, и тот указал на Иуду. Началась битва, которая обернулась торжеством сынов Вениаминовых, перебивших множество врагов. Озадаченный Израиль снова собрался и спрашивал Яхве, должны ли они продолжать войну против своих братьев, сынов Вениамина. Они услышали ответ: «Идите», — и отправились на сражение, в котором опять были разбиты Вениамином.
Сошедшиеся колена Израилевы стояли в Массифе, но здесь весь народ с воинами отправился в Вефиль, чтобы еще раз вопросить Яхве, выходить ли им снова против Вениамина. И им дан был ответ: «Идите; Я завтра предам его в руки ваши». И действительно, в этот раз удача была на стороне Израиля и к концу дня мало кто из сынов Вениамина остался в живых, за исключением шестисот воинов, убежавших в пустыню.
Но теперь, когда жажда мести была удовлетворена, народ стал раскаиваться в содеянном. «Для чего случилось это в Израиле, что не стало теперь у Израиля одного колена?» — спрашивали они у Господа. И здесь они вспомнили еще об одной проблеме: ранее, охваченные гневом, израильтяне поклялись не отдавать своих дочерей за сынов Вениамина. А теперь из колена Вениаминова осталось только шестьсот человек, одни только мужчины — как же может это колено сохраниться и продолжить свой род? Женщины Ханаана просто не рассматривались по определению.
Решить проблему помогла еще одна клятва, которую дал Израиль, когда он пылал негодованием: кто не отзовется на призыв встать против Вениамина, того мы покараем смертью. На кого же должна обрушиться эта кара? На жителей Иависа Галаадского. И тогда воины отправились туда и перебили все население, кроме девственниц, которых там оказалось четыре сотни. В качестве благородного жеста примирения девушек дали в жены сынам Вениамина, но их все равно на всех не хватило. Где найти еще двести девушек, не нарушив данной клятвы?
Ежегодно в Силоме совершались торжества в честь Яхве. Сыны Вениаминовы должны спрятаться в виноградниках, а когда девушки будут там плясать, каждый может похитить себе жену. Если же братья или отцы будут недовольны, пошлите их к нам — и мы их успокоим, поскольку таким образом каждый мужчина получит себе жену, а клятвы мы не нарушим.
«В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым».
Несомненно, у вас уже появилось несколько вопросов по поводу данной истории, и возможно, это те же самые вопросы, что волнуют и меня. Порочность сынов Вениамина для нас очевидна, но это не так сильно озадачивает нас, как некоторые другие ситуации, поскольку даже израильтяне того времени единодушно осудили безумие страстей этих нечестивцев. Настоящие проблемы касаются тех элементов истории, которые не осуждаются, но воспринимаются как нечто нормальное. Во–первых, наше чувство справедливости оскорбляют двойные стандарты гостеприимства. Хозяин изо всех сил старается оградить от беды мужчину, но ради этого готов принести в жертву свою дочь–девственницу и наложницу. Гостеприимство прекрасно, но надо же быть последовательным! Во–вторых, как можно, взывая к справедливости, рассылать куски разрубленного тела? В–третьих — что, возможно, самое важное, — Яхве дважды посылает людей сражаться, и за их «послушание» израильтян убивают. В–четвертых, когда Израиль с помощью Яхве наконец одержал победу, он был настолько глубоко переполнен жаждой мести, что хочется спросить: неужели эта кровожадность оправдана? И наконец, в–пятых, Израиль дал жесткие и решительные клятвы, которые, с одной стороны, привели к ужасающим последствиям, а с другой стороны — их удалось обойти с помощью весьма хитроумных мер.
Далее мы прямо или косвенно осветим все эти вопросы. Библейский автор не дает нам подсказок, которые позволили бы на них ответить. Он возмущен порочностью сынов Вениамина и, возможно, также тем, что они не выдали Израилю виноватых, но ответы на наши вопросы придется искать за рамками данного отрывка.
Племенное самосознание и «коллективная» личность
Возможно, сильнее всего нам мешает понять эту историю та великая пропасть, которая отделяет современную христианскую культуру от времени, когда это произошло. И поэтому нам, чтобы прийти к пониманию событий, прежде всего следует поговорить о племенном самосознании древнего человека.
Представление о племенном самосознании, сформировавшееся в течение нескольких последних десятилетий, помогает понять ряд проблематичных аспектов Ветхого Завета. Исследователи в этом случае говорят о «коллективной личности». Это значит, что границы «личности» отдельного человека расширены и во времени, и в пространстве. В данном случае под «личностью» следует понимать некоторую «суть» человека, центр его жизни. Такая «личность» шире привычной для нас, потому что она вбирает в себя членов семьи человека, его племя, его народ. Кроме того, такая «личность» выходит за пределы срока жизни отдельного человека, потому что продолжает оказывать влияние и после его смерти.
Сегодня западные люди, в частности американцы, настолько свыклись с индивидуализмом, что нам трудно понять коллективистские представления древнего человека. Мы крепко держимся за основополагающий принцип справедливости, согласно которому каждый человек несет ответственность только за свои грехи и имеет только свои личные заслуги. И этот принцип, без сомнения, поддерживает само Писание. Так, Авраам считал, что будет ужасающей несправедливостью погубить праведников в Содоме вместе с нечестивыми (Быт 18:23–25). Но даже и в этом диалоге присутствуют древние представления об ответственности, поскольку и Авраам, и Яхве предполагают, что для спасения коллективного организма нужно найти не менее десяти праведников. В главе 18 Книги пророка Иезекииля есть всем известные слова об индивидуальной ответственности. Похоже, что Иезекииль сражается с тем самым фатализмом, который присущ «племенному», или «коллективному», мышлению. Пророк пишет эти слова во времена Вавилонского изгнания, когда израильтяне на чужбине полагали, что «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» (Иез 18:2). Иными словами, они считали, что дети несут ответственность за грехи родителей, что отражает коллективистские представления. Разумеется, Иезекииль заговорил о личной ответственности через несколько столетий после тех событий, что описаны в Суд 19–21, и вероятно, ситуация, в которой оказался Израиль, позволила ему услышать то, что раньше он был не готов воспринять. Но нам надо помнить, что в целом Ветхий Завет пропитан ощущением коллективной ответственности, что отражают, среди прочего, многие библейские повествования. Быть может, мне стоит привести несколько примеров, прежде чем мы вернемся к проблемам Суд 19–21.
Быть может, одно из самых трудных повествований Ветхого Завета (чем–то близкое к Суд 19–21) мы найдем в главе 21 Второй книги Царств. Там говорится о том, что в Израиле воцарился голод, который продолжался три года. Правящий монарх, царь Давид, вопрошает Яхве о смысле происходящего, и получает ответ, что бедствие постигло страну из–за Саула и кровожадного дома его, потому что Саул перебил гаваонитян. К тому времени Саул уже умер, но его «личность» еще была жива. Когда он был царем, его решения касались жизни всего народа, подобным образом за его грехи пришлось расплачиваться всему народу, в данном случае — терпеть голод. Положение мог исправить только другой царь, чья «личность» также включала в себя весь народ.
Но почему великий Бог небес должен был подлаживаться к столь странным представлениям о справедливости? Во–первых, для тех людей они были вовсе не странными, а скорее, нормальными. Во–вторых, Бог не мог преждевременно предложить идею личной ответственности людям, которые привыкли понимать ее в коллективном смысле, как не мог бы предложить идею коллективной ответственности закоренелым индивидуалистам. Бог, любящий свободу, просто не пытался насильно заставить людей принимать чуждые им идеи. Яхве желал завоевать сердца тех людей, как желает покорить наши сердца сегодня. Как он по своему снисхождению приспосабливается к нам, так он поступал и с древним Израилем, предлагая ему то, что Израиль был способен оценить. И потому ему пришлось, хотя бы отчасти, сделать уступку их представлениям о справедливости. Мы уже говорили об этом принципе, когда разбирали ветхозаветный закон, так что это уже должно быть достаточно понятным, однако пренебрежительное отношение к Ветхому Завету, встречающееся сегодня, говорит о том, что это необходимо объяснять снова и снова.
