– Мне казалось, это важная часть. И как же вампиры смотрят на людей?
– Как на нецелостных. Полуживых. Полусонных. Потенциально пробуждённых, но спящих.
– Как зомби?
– Не знаю. Похоже, это слишком. С другой стороны, оглядываясь на свою жизнь до просветления, я думаю, что аналогия с зомби не так уж плоха. Я жил как во сне, как будто меня вовсе не было. Звучит противоречиво, но похоже на то. Давайте используем аналогию с осознанным сном. Если вы пробудитесь внутри сна, как вы будете смотреть на людей во сне? Насколько серьёзно вы будете всё воспринимать?
Она медленно жевала. Похоже, внимательно слушала. Я вернулся к аналогии со сценой.
– Представьте себе, что вы в зрительном зале смотрите спектакль, и постепенно понимаете, что актёры не знают, что они актёры. Они думают, что они нормальные люди, живут нормальную жизнь, не осознавая, что играют на сцене. Вы бы никогда не поверили, что такое возможно, если бы сами не были там и не верили в то же самое.
– Да, было бы очень странно, – согласилась она. – Значит, мы сидим здесь сейчас с вами, оба на сцене, и с вашей перспективы вы разговариваете с…? Ох! Вот почему вы почувствовали себя неловко, когда услышали вопрос! Вы не хотели называть меня зомби. Это так мило!
Моя улыбка означала "глупости, мадам".
– Я не знаю, может быть. Мне ничего не стоит отвечать на вопросы настолько честно и точно, насколько я могу, но это просто не всегда возможно. Просто сказать, что я вижу людей как полусонных, или, как говорит Дао, как чучела, не подводит нас к основному вопросу о том, кто я и что есть эта сцена и что здесь делают другие. Для меня, да, непробуждённые люди будто не совсем присутствуют, но если задуматься, это место предназначено именно для этого. Какой смысл быть просветлённым на земле? Есть ли более бестолковое занятие, чем сидеть в зрительном зале и смотреть спектакль, который играется исключительно для развлечения актёров? Поистине, если за этим столом и есть проигравший, в любом смысле этого слова, то это я, потому что это я сошёл со сцены в припадке гнева со словами "Я больше не играю".
– Вот чёрт, – задумчиво произнесла она.
– Да, это только начало. Разница между нами не в том, что я просветлённый, а вы – нет. Разница в том, что я знаю это, а вы – нет. Я обладаю сознанием без "я", а вы – нет. Знаю, что это звучит, как речь гуру, но это правда. Истина одинакова для нас обоих. Я не достиг лучшего положения, нежели вы. Именно это имеют в виду, когда говорят, что поиск просветления похож на метания рыбы в поисках воды. Одна рыба знает, другая – нет, но обе они плавают в океане воды и всегда плавали.
– Вот чёрт, – произнесла она.
Какое-то время мы ели молча. Давненько я не говорил столько без перерыва, и уже стал уставать слушать свой трёп. Когда с едой было покончено, мы собрали свой мусор и неспеша побрели вверх по холму прочь из города в маленький парк.
– Я всё думаю об этом вашем театре… – повесила она в воздухе фразу.
– Да?
– Вы говорите, ну, не о "высшем я", верно? Вы не говорите…
– Я понимаю. Нет. Это не имеет ничего общего с иерархией души, или различными планами сознания, или низшим и высшим "я" и так далее. Из зрительного зала я описываю: все на сцене, в теле или вне тела, на физическом плане, астральном, или буддхическом, где угодно. Всё это лишь более широкие измерения того же драматического спектакля.
– Значит, если я прямо сейчас стану просветлённой, вот прямо в этот самый миг…
– Что, несмотря на многочисленные заявления обратного, невозможно. Но, попробуйте.
– Многие говорят, это возможно.
– Многие много чего говорят. И я уверен, верят в это.
– А вы нет?
– Я не действую на уровне веры. Я могу предположить, что на земле в любое время не более пятидесяти реализовавших истину существ, и я могу догадываться, что большинство из них имеют основания молчать об этом, но я знаю, что никто из них не стал реализовавшим истину, кроме как через медленный агонизирующий процесс самоуничтожения.
– А как насчёт учителей и гуру, которые говорят…?
– Когда кто-то говорит, что стал просветлённым в один миг, возможно, он говорит о трансформации, вызванной трансцедентальным переживанием – переживанием мистического единства или какой-то его вариации. Это мощно и может в огромной степени вас изменить, но это не просветление. Просветление это не вспышка и не происходит как озарение.
– А ученики дзен? Я постоянно слышу их истории…
– Да, – я подумал о Джолин, – Бам! и всё. Нет такой вещи, как моментальное просветление, как и моментальное рождение ребёнка. Аисты на самом деле не приносят детей, и Феи Просветления не порхают над монастырями дзен или где-то ещё. Несложно понять, как эта идея может засесть в голове, но только одним способом гусеница становится бабочкой. Ни одно сколь угодно глубокое прозрение в сущность бытия вампира не поможет вам стать вампиром. Говоря аналогией платоновой пещеры, те, кто увидел огонь, освещающий пещеру, могут естественным образом поверить, что они достигли источника, но огонь – всего лишь простой отблеск солнца, освещающего всё, включая гору, где находится пещера.
– Вот чёрт, – сказала она, сделав озорной взгляд. – Вам никогда не приходило в голову, что вы, э, как бы правильней выразится? С умом… не того?
Я засмеялся.
– Сумасшедший? Само время об этом спросить. Хорошо, давайте поразмыслим над этим. По существу я думаю, что я знаю всё, а все остальные не знают ничего. Я думаю, я разумен, а все остальные безумны. Я никогда не встречал никого похожего на меня, и мне пришлось искать сквозь века и цивилизации, чтобы отыскать подобных себе. Величайшие мужи и жёны, когда-либо жившие на земле – для меня сущие дети в песочнице. Я думаю, что я знаком с божественным разумом, что меня призывает вселенная, и что всё творение существует для моего развлечения. Как же можно сказать, что я не сумасшедший?
Она вытаращила глаза.
– Какой у вас был вопрос, перед тем, как я перебил?
Она продолжала таращиться.
– Я совсем забыла.
Я лишь рассмеялся.
20. Прямо здесь и прямо сейчас.
Все силы мира долго старались наполнить и ублажить меня, И вот сейчас стою я здесь, крепкий душою.
– Уолт Уитмен
–
Я подъезжал к дому около пяти часов. Я догадывался, что Сонайа специально подстроила моё отсутствие, и предполагал выяснить, зачем. И не ошибся: цементовоз был моей первой подсказкой.
Я припарковал машину, прикидывая, что мне готовит будущее – бассейн или теннисный корт. Если это так, они затеяли его не на том месте. Центр деятельности находился позади меньшей из двух рощиц, рядом с небольшим холмом.
Я направился туда. Восемь или девять рабочих готовились лить бетон. Геодезисты и землекопы очевидно уже ушли, опалубки выставлены, и эта бетономешалка уже не первая сегодня. Они заливали глубокие траншеи, уходящие глубже уровня промерзания. Основной формой был прямоугольник, ясно, что они заливают фундамент для стен, а также большую плиту пола в форме буквы Г вдоль двух стен. Строение, которое я сейчас изучал, врезано в холм, так что земля и деревья будут защищать его с северо-западной стороны, откуда прилетает вся вероломная зимняя погода. Фундаменты образовывали прямоугольник гораздо больших размеров, чем плита пола, и я знал, что это потому, что в дополнение к строению будет низкий внутренний дворик. Я знал, что в здании будет четыре большие спальни на четверых, две общие ванные и большая центральная гостиная с камином. Я также знал, что во дворике будет большое патио, а в центре – яма для костров и приготовления пищи. Стены здания будут возводиться из соломенных блоков и утрамбованной земли, и дом будет иметь вид глинобитной постройки. Я знал всё это, потому что мы с Сонайей обсуждали этот конкретный дизайн спальных домиков ещё пять лет назад.
Эх. Что я там ещё говорил? Кажется, однажды я обмолвился, что неплохо было бы построить взлётную полосу, чтобы у нас был самолёт, и мы могли бы прыгать с парашютом. Лучше найти Сонайю и категорически от этого отказаться.
Или нет.
Я заметил, где они выкопали траншеи для воды и электричества, а также, где они наметили канализацию. Дом расположен в некорпоративной части страны, и ничто из этого проекта не будет рассматриваться государственными службами, кроме канализации. Я знаю нашего районного инспектора по канализации – он сущий дьявол, но уверен, через пару минут общения с Сонайей он попросит лопату и сам сделает всё как положено. Она имеет влияние на людей.
Я забрался на вершину холма и наблюдал за работой. Они хотят сегодня всё залить. Привезли трубы, щебёнку и создали временный въезд с дороги с северо-восточной стороны участка, чтобы не слишком испортить местность. По крайней мере, я полагал, что временный. Мне стало скучно наблюдать, поэтому я спустился и стал помогать ставить опалубки, кидать щебень, и что ещё нужно было сделать. Мы продолжали работать до девяти часов, пока не залили и не разгладили последнюю порцию бетона. Солнце село, бетон залит, и дюжина студентов уселись на вершине холма, перекусывая, болтая. Когда появился я, они удостоили меня аплодисментами. Прежде они никогда не видели меня выполняющим какую-либо настоящую работу.