Карл Барт провозгласил разрыв с либеральной теологией, с ее морализирующим и рациональным стилем мышления. Он возглавил новое направление в теологии, которое получило название «диалектическая теология». Сам Барт не считал такое обозначение удачным. Его единомышленники употребляли также термин «теология кризиса», поскольку считали свою «теологическую революцию» ответом на эпоху социальных потрясений, революций и мировой войны 1914–1918 гг. Представители «диалектической теологии» усомнились в «естественной» человеческой религиозности, в том, что было основой либеральной теологии. Барт же с самого начала нашел основу для догматики и этики в христологии – в учении об Иисусе Христе как о единственном Слове Бога к человеку.
В предисловии ко 2-му изданию «Послания к римлянам» Барт писал: «Если у меня есть «система», то она заключается в следующем: я прилагаю все возможные усилия, чтобы не упустить из виду положительного и отрицательного значения того, что Киркегор назвал «бесконечным качественным различием» между временем и вечностью. «Бог на небесах, а ты – на земле». Отношение такого Бога к такому человеку – вот для меня тема Библии и одновременно сумма философии». На «бесконечном качественном различии» строит Барт идею о том, что Откровение Бога имеет диалектическую структуру как ответное «отношение к человеку». Диалектика Откровения соединяет две вроде бы несоединимые части – Бога и человека, время и вечность.
Барт противопоставлял веру и религию. Религия для него – это выражение человеческого стремления спастись любой ценой, проявление человеческого неверия. По мнению Барта, человеческая религиозность, религиозный опыт могут существовать и помимо Бога. Религия успешно функционирует без Бога на службе государству, народу, семье. Вера же, считал Барт, является свойством Бога. Она доступна человеку через верность Богу, а не через познание Бога в природе или истории. «Невозможная возможность» веры противопоставляется Бартом внешним формам религии (культу, законам и т. д.). Вера – это «прыжок в пустоту» (образ Киркегора), а не существование среди религиозно-культурных форм.
Для Барта Бог – «неизвестный Бог». Он непостижим и необъясним в рациональных терминах, как в философии, так и в теологии. Однако Барт не смог остановиться на одном чистом отрицании. В 30-е гг. он перешел к построению системы христоцентричного догматического богословия, что завершилось написанием многотомной «Церковной догматики» (1932–1967, 13 томов). Барт строил догматику посредством христологической аналогии – «вертикально сверху», от Бога к человеку. В «Церковной догматике» Барта перестали волновать «киркегоровские темы», за что бывшие идейные союзники обвинили его в «объективации веры».
Однако Барт, несмотря на положительные теологические построения, продолжал отрицать философскую теологию. Он считал, что для теолога вся Истина заключается во Христе, что отрезает ему путь философского познания. Барт, по сути, отказывается от философии религии, для него есть только диалектика веры. Он писал, что «Откровение Бога есть снятие религии».
Слово Бога «устраняет» религию, т. к. Бог «возвышает» религию до веры.
Кроме «Церковной догматики», вспомним еще ряд работ Барта– «Credo» (1935) с изложением апостольского символа и «Очерк догматики» (1947) – запись лекций 1946 г. в Боннском университете. Для книги «Очерк догматики» характерно несколько идейных положений:
1) христианская догматика является «попыткой понимания и попыткой изложения, попыткой увидеть, услышать, утвердить определенные факты и рассмотреть, а также упорядочить эти факты в совокупности, представить их в виде учения» [1, 11];
2) человек не может иметь абсолютную догматику, ему доступна только человеческая и относительная догматика, поскольку Церковь существует на земле во времени, а не на небесах;
3) вера есть встреча с Богом, и эта вера является основой догматики.
Таким образом, догматика Барта – совсем не «объективация веры» и не рациональная система, а совокупность размышлений над разными сторонами веры в последовательном изложении. В диалектике веры кругозор Барта не выходит за границы христианства, другие религии остаются за пределами его внимания.
Другим представителем «диалектической теологии» был Рудольф Бультман (1884–1976). Он родился в семье лютеранского пастора, изучал теологию в Тюбингене (1903–1904), Берлине (1904–1905), Марбурге (1905–1906). В 1912–1916 гг. преподавал Новый Завет в Марбурге, в 1916–1920 гг. – в Бреслау, в 1921–1951 гг. – профессор Марбургского университета. После выхода на пенсию в 1951 г. Бультман жил в Марбурге, где и умер. Все работы Бультмана преимущественно связаны с Новым Заветом. К ним относятся «История синоптической традиции» (1921), «Новый Завет и мифология: проблема демифологизации новозаветного благовестия» (1941), «Евангелие Иоанна» (1941) и др.
Разрыв с либеральной теологией начался у Бультмана одновременно с Бартом. Оба мыслителя на какое-то время объединились вокруг журнала «Между временами». Основатели журнала определили свое направление как «теология Слова Божьего» (их противники дали ему другое название – «неоортодоксия»). Вскоре Бультман отошел от данного направления под влиянием философии М. Хайдеггера, которая для него явилась своеобразным «ключом» к Новому Завету. В 1923–1928 гг. Бультман был коллегой Хайдеггера по Марбургскому университету и усвоил идеи его книги «Бытие и время».
Какие же идеи Хайдеггера оказались созвучны Бультману? Хайдеггер выделял экзистенциальные исходные возможности человеческого бытия – подлинное и неподлинное. Бультман интерпретирует понятия Хайдеггера: он вводит представление о Боге как о Том, Кто делает переход от неподлинного бытия к подлинному бытию возможным. Для достижения подлинного бытия человек должен принять решение в ответ на обращенное к нему Слово керигмы о Христе. Термин «керигма» (греч. «провозвестие») стал одним из центральных для системы Бультмана. Однако, по мнению К. Барта, керигма у Бультмана заменяет Христа, Его жизнь и личность, т. к. человек у него непосредственно имеет дело не с Самим Христом, а с керигмой.
Бультман различал исторического Иисуса и евангельского Христа. По его мнению, учение о Христе как Распятом и Воскресшем Боге возникло только в керигме первых христианских общин. Бультман предложил теорию демифологизации – экзистенциальной интерпретации Нового Завета. Для самого Бультмана это был способ спасти христианскую веру, сделать новозаветные свидетельства значимыми для современников, воспитанных на научном мировоззрении. По мнению Бультмана, исторический Иисус не может выступать в качестве Учителя и Спасителя, как на то претендовали либеральные теологи, поскольку человеку доступен только данный в керигме образ Христа. Подлинные экзегеза, догматика, проповедь должны быть экзистенциальными, в их центре должен стоять сам человек. Человеку необходимо сделать экзистенциальный выбор и обрести подлинное бытие, для чего необходимо освобождение от прошлого и открытость будущему. Для экзистенциального выбора большое значение имеет керигма – провозвестие, направленное от Бога к человеку. Бультман писал: «Восприятие провозвестия – это вера, которая заключает в себе новое экзистенциальное самопонимание» [3, 634].
С точки зрения философии религии больший интерес представляет работа Бультмана «Первоначальное христианство в контексте древних религий». В ней христианство рассматривается как исторический феномен, возникший на стыке разных религиозных традиций. Бультман отказывается от апологетики христианства («Историк не должен преследовать апологетические цели и доказывать истинность христианства» [3, 489]) и с исторической точки зрения последовательно описывает религиозные явления, повлиявшие на формирование христианства, и затем предлагает свою интерпретацию описанных фактов.
Для Бультмана первым этапом в эволюции христианства является иудаизм как национальная религия. В рамках иудейской религии происходит проповедь Иисуса Христа, Который выступает критиком иудейского законничества. По мнению Бультмана, «Иисус был не «христианином», а иудеем» [3, 538]. Затем появляется эллинистический иудаизм, т. е. иудейские общины, рассеянные по Римской империи. На основе эллинистического иудаизма, усвоившего многие идеи греко-римского мира, возникает «эллинистическое христианство». Бультман утверждал, что в результате религиозной эволюции «сложилось несколько разных типов христианства» [3, 617]. Если первые палестинские общины христиан преимущественно захвачены эсхатологическими ожиданиями, то в «эллинистическом христианстве» появляются новые особенности: культовое благочестие и гностическая мудрость. С появлением культового благочестия «Иисус Христос становится своего рода мистериальным божеством» [3, 618], а гностическая мудрость привносит в христианство мотивы аскетической этики и идеи свободы. Бультман считал христианство религией, в которой «личность Иисуса и его дело были интерпретированы в понятиях гностического мифа о спасении» [3, 630]. Таким образом, христианство в понимании Бультмана является результатом исторической эволюции и синкретическим феноменом, основанным на заимствованиях из других религий.
