Несмотря на то что ни одно из его сочинений не сохранилось, нам известна его точка зрения на тот вопрос, который много обсуждался в древней Церкви; речь идет об авторстве Послания к Евреям. Согласно Евсевию, сообщающему мнение “блаженного пресвитера”, который и есть Пантен, это труд апостола Павла, но тот предпочел сохранить анонимность:
Так как Господь, Апостол Всемогущего, был послан к иудеям, то Павел, посланный к язычникам, не стал по скромности называться апостолом евреев, из почтения к Господу, а также потому, что он написал к евреям в дополнение к своей деятельности, ибо он был проповедником и апостолом язычников (Церковная история,VI. 14,4).
Мнение Пантена, которое приняли Климент Александрийский и Ориген, было попыткой примирения. Ведь существовало два типа corpus Paulinum: один включал Послание к Евреям, другой — нет.
2. Климент Александрийский
Тит Флавий Климент, преемник Пантена, вероятно, был афинянином, из семьи язычников. Хорошо начитанный в греческой литературе и прекрасно разбираясь во всех существовавших тогда философских системах, он не нашел во всем этом ничего, что могло бы дать постоянное удовлетворение. Уже взрослым он воспринял христианство и в дальних странствиях на Запад и Восток искал самых мудрых учителей. Приехав в Александрию около 180 г. по Р. X., он стал учеником Пантена. Плененный личностью своего учителя, которого он привык называть “блаженный пресвитер”, Климент стал пресвитером в Александрийской церкви, помощником Пантена, а около 190 г. — его преемником во главе катехизической школы.
Климент продолжал трудиться в Александрии. Он обращал язычников и просвещал христиан до тех пор, пока гонение при императоре Септимии Севере в 202 г. не вынудило его бежать, чтобы никогда не вернуться. В 211 г. мы вновь встречаемся с Климентом, участвующим в переписке епископов Кесарии Каппадокийской и Антиохии. Примерно через пять лет христиане оплакивали его кончину[311].
Возглавляя катехизическую школу, Климент наложил на нее свой отпечаток, стараясь объединить библейское и эллинистическое мировоззрение своей глубокой и изысканной мыслью. Это был век гностицизма, и Климент соглашался с гностиками в том, чтобы держаться “гнозиса” — т. е. чтобы религиозное знание или просвещение были главным средством совершенствования христиан. Однако для него “гнозис” предполагал предание Церкви ().
Труды Климента показывают нам, как прекрасно он знал греческую и библейскую словесность. На каждой странице находим точные цитаты из самых разных книг. Согласно подсчетам Штелина, всего в трудах Климента процитировано 359 классических и других нехристианских источников, 70 книг библейской традиции (включая апокрифы), 36 патристических и новозаветных апокрифических сочинений, включая еретические[312]. Общее число цитат достигает почти 8 тысяч, при этом более трети приходится на языческих авторов. Кроме того, статистика показывает, что он цитирует Новый Завет в два раза чаще Ветхого.
Климент 21 раз в разных сочетаниях пользуется словом “канон” (“канон истины”, “канон веры” и “церковный канон”), но не применяет его к собранию книг. В то же время он явно различает книги, которые имеют для него силу авторитета, от тех, которые этим авторитетом не обладают. Между ними располагается небольшая, колеблющаяся в числе группа.
В книгах Климента есть цитаты из всех книг Нового Завета за исключением Послания к Филимону, Послания Иакова, 2-го Петра и 2-го и 3-го Иоанна[313]. Как можно ожидать, тип новозаветного текста, с которым знаком Климент, принадлежит древней александрийской группе[314]. Отрывок из его утраченного сочинения Hypotyposes[315] показывает, что Климент признавал канон из четырех Евангелий, так как в этом фрагменте он утверждает, что вначале были написаны Евангелия с родословными Иисуса (от Матфея и от Луки), после них — от Марка и, наконец, от Иоанна, которое он называет “духовным Евангелием”. Климент настаивает на том, что учение синоптиков согласуется с Иоанном. Необходимость это подчеркивать может означать, что канон из четырех Евангелий еще не получил всеобщего признания.
Климент знает и о существовании других евангелий. Согласно списку Штелина, он восемь раз обращается к Евангелию египтян, трижды — к Евангелию евреев и трижды — к Преданиям Матфия. Хотя в одном месте он, цитируя Евангелие евреев, применяет формулу “как написано” (), в другом месте он особо замечает, принижая его значимость, что это Евангелие создано гностиками. В другой раз он говорит: “В четырех традиционных Евангелиях нет таких слов [Иисуса к Саломее], они есть только в Евангелии египтян”[316].
В 1958 г. Мортон Смит (Morton Smith) нашел в монастыре Св. Саввы в Иудее часть письма, чье содержание выдавало, что оно адресовано Климентом некоему Феодору[317]. Написано оно почерком, характерным для XVIII века, на нескольких пустых страницах в конце книги, напечатанной в 1646 г. Из письма следует, что Клименту были известны три версии Марка, (а) Первая — общеупотребительная, то, что Марк написал в Риме на основе проповеди Петра. (b) Позднее, после мученической кончины Петра, “Марк прибыл в Александрию, привезя с собой обе свои тетради и то, что от Петра. Из этого последнего он перенес в свою прежнюю книгу те вещи, которые подходили для того, чтобы продвигаться в познании. Так он создал более духовное Евангелие[318], для употребления среди тех, кто был совершен”. Еще позже, уже умирая, “он оставил свой труд церкви в Александрии, где его чрезвычайно бережно сохраняют. Его читают только тем, кто посвящен в великие мистерии”. Ничего более неизвестно об этом “тайном Евангелии от Марка”, кроме нескольких цитат, включенных в письмо Климента[319], (с) Чуть позже еретик Карпократ “был столь пленен неким пресвитером из Александрийской церкви, что принял от него копию тайного Евангелия, которое он истолковал согласно его кощунственному и плотскому учению и, сверх того, осквернил его, смешав непорочные и святые слова с совершенно бесстыдной ложью. Из этой смеси и выявляется ересь карпократиан” (см. выше, гл. IV. 1, 2).
Как и следовало ожидать, цитат из Павловых посланий у Климента меньше, чем из Евангелий, но не намного (около 1575 и 1375 соответственно). Что касается Послания к Евреям, он принимает теорию Пантена (см. выше), дополняя ее мыслью, что перевел его Лука.
Климент сознает, что всякое знание истины боговдохновенно, и выводит отсюда, что все писания, то есть все их части, параграфы, отдельные предложения, которые содержат нравственную или религиозную истину, тоже боговдохновенны. Он называет Орфея “богословом”, о Платоне говорит, что он “исполнен божественного вдохновения”. Даже эпикуреец Митродор произносил иногда слова, “божественно одухотворенные” ()[320]. Неудивительно, что он может цитировать как боговдохновенные отрывки из послания Климента Римского и Варнавы, Пастыря Ерма и Апокалипсиса Петра. Согласно Евсевию (Церковная история, VI. 14, 1), Гипотипосы Климента содержат краткий комментарий на все канонические Писания ( , буквально: “все входящие в Завет Писания”), при этом не опущены и спорные книги — Послание Иуды и другие Соборные послания, а также Послание Варнавы[321] и Апокалипсис Петра.
Кроме ссылок на слова Иисуса, записанные в канонических Евангелиях, Климент иногда пользуется и другими изречениями, приписываемыми Ему, которые называются аграфами (, “незаписанные”, то есть не зафиксированные в канонических Евангелиях). Вот три таких цитаты из первой книги его Стромат: “Оправданы будут менялы” (слова, которые современные ученые обычно признают подлинными); “Вы посетили брата вашего; вы посетили вашего Бога” и “Просите о большем, и меньшее прибавится вам”[322].
Можно сказать, что Климент свободно пользовался незаписанным преданием и так же цитировал широкий круг христианских и языческих книг, а Писание, имеющее силу авторитета, составляли, по его мнению, четыре Евангелия. 14 Павловых посланий (включая Послание к Евреям), Деяния, 1-е Петра, 1-е Иоанна и Апокалипсис. Относительно других Соборных посланий Климент колебался. В целом же можно говорить о том, что его представление о Писании предполагало “открытый” канон[323].
Среди доникейских писателей Восточной церкви величайшим был Ориген, и как богослов, и как выдающийся исследователь Библии. Он родился в Египте, в христианской семье, вероятно, около 185 г. Большую часть жизни провел в Александрии, где был учителем. Кроме того, он побывал в Антиохии, Афинах, Аравии, Эфесе и Риме, довольно долго жил в Кесарии Палестинской.
