В первой части текста ни евангелие, ни Христос нигде не упоминаются, а среди изречений, восходящих, как в нем сказано, к новозаветной традиции, некоторые либо утрачены в писаниях, либо были изъяты из официального текста Евангелий от Матфея и Луки (о двух других евангелиях в этом документе не содержится никаких упоминаний). Таков, например, почти конформистский афоризм, которого нет в евангелиях, но который известен не только из «Учения апостолов», но и из сочинений св. Августина, Кассиодора, Григория Великого и св. Бернарда: «Пусть милостыня прежде увлажнится потом в твоих руках, прежде чем ты поймешь, кому ее подать».
НАСТАВЛЕНИЕ О «ДВУХ ПУТЯХ»
Шесть первых глав «Учения апостолов» представляют собой морализирующее рассуждение на тему о «двух путях»: один ведет к жизни, другой — к смерти. Мотив сам по себе не специфически христианский. Легко установить его аналогию со сходным иудаистским текстом, составленным в Сирии или в Египте.
Путь к жизни — это путь любви к богу и ближнему, в кротости сердца и мягкости поведения. Если возлюбите тех, кто вас ненавидит, «не будете иметь врагов», говорит автор, добавляя нечто от себя к категорическому назиданию Евангелий от Матфея и Луки.[40] Надлежит соединить в общине все имущества и не отвергать бедного: если вы «сотоварищи по бессмертию», то тем более вы должны быть ими в земных делах и благах. Бегите от пороков, заботьтесь о детях и не обращайтесь жестоко с рабами. Эти последние в свою очередь «подчинены господину как образу самого господа».
На собраниях верующих совершается публичное исповедание грехов, точно как в еврейской общине Кумрана. Возбраняется заниматься магией, заклинаниями или астрологией, а также следить за полетом птиц, чтобы составлять по их траекториям предсказания. Божественные предписания должны исполняться буквально, не допускается ничего из них изымать и добавлять к ним. «Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того» (Второзак., 4:2). Ссылка на это известное место иудаистского закона объясняет, какие ритуальные предписания имеются в виду, в отличие от Павловой доктрины.
Путь к смерти вымощен всеми теми пороками, которые свойственны любому обществу древнего мира. Их перечень содержится отчасти в Новом завете: человекоубийство, супружеская неверность, вероломство, отравление, грабеж, лжесвидетельство, лицемерие, сквернословие, скаредность, зависть, роскошь, угодничество перед богатыми и неправедный суд над бедными. За ним следует замечание, которое открывает возможность отличать предписания от советов, — различение, чуждое евангелиям: «Если сможешь осуществить все учение господа, будет прекрасно; если это тебе не удастся, делай только то, что для тебя возможно».
Целомудрие рекомендовалось, но не предписывалось. Одна загадочная фраза придает этим первым главам апокалиптический тон, который уточняется в конце всего сочинения: «Не ведай сомнений, будешь ли ты или не будешь». Другими словами: сохраняй нетронутой веру в неизбежное пришествие господа.
Вторая часть, включающая центральные главы, с 7-й по 15-ю, позволяет распознать зыбкие контуры общинной организации в те или иные моменты ее жизни. Здесь упоминаются три чина «служителей слова» — апостолы, учители и пророки, которые не занимают определенных постов, и два чина формирующейся иерархии — епископы и диаконы. Эти две последние категории мало отличаются друг от друга; отсутствуют всякие указания на коллегию старейшин, или «пресвитеров», священников. Образуется достаточно демократическая система: все обязаны трудиться, и местные руководители избираются поднятием рук, как в сказании в Деяниях апостолов.
По отношению к странствующим предсказателям высказывается известная осторожность, одновременно суровая и ироническая по тону.
Апостол и пророк получают по прибытии необходимый приют и пропитание. Но если они задерживаются долее одного дня или самое большее двух дней, а работать не умеют или не хотят, их рассматривают как ловкачей, ложных пророков. Задача их состоит в привлечении и наставлении верующих, и их выслушивают с подобающим почтением. Если они просят устроить стол для общего собрания, им надлежит воздерживаться от потребления яств. Если же они, «рассуждая духовно», то есть как пророки, «домогаются денег или чего-либо иного», то они всего лишь мошенники.
Как отличить ложного пророка от истинного[41]
Что же до апостолов и пророков, то обходитесь с ними согласно предписаниям евангелия.
Всякий приходящий к вам апостол да будет принят как господин. Но пусть остается не долее одного дня, и только в случае необходимости еще и следующий день. Если задержится и в третий, скажите, что он лжепророк. Когда апостол уходит, он ничего не должен получать, за вычетом хлеба, пока не найдет себе другого прибежища; если же станет просить денег, скажите, что он лжепророк.
Не все, кто говорят духовно, пророки: судите по их поведению. Например, если пророк решает согласно духу своему попросить устроить застолье, пусть он воздерживается есть кушанья: иначе он лжепророк.
Кто бы из них ни сказал вам по настроению своему: дай мне денег или чего-нибудь иного, не слушайте его. Но если он скажет дать их бедным, никто его да не осудит.
Странствия лжепророков, должно быть, были не редкостью. Одна сатира бытописателя Лукиана из Самосаты, жившего во второй половине II в., посвящена именно описанию некоего Перегрина,[42] шестидесятилетнего чудотворца и исповедника, который живет за счет восточных христианских общин и трагически кончает свои дни, запутавшись в своих собственных кознях. Это, кстати сказать, один из первых образчиков полемической антихристианской литературы, которая в последующие столетия широко распространится и просуществует вплоть до победы христианской религии.
Помимо коллективного покаяния в грехах в «Учении» отмечаются два других кульминационных культовых момента: крещение в проточной воде, которому предшествует всеобщий пост, и священная трапеза, во время которой следует оглашение двух богослужебных формул — одной о чаше и другой — о преломленном хлебе. Это настоящий обед, уподобленный трапезе «сотоварищей» из скромного люда, с хлебом, вином, маслом и маслинами: «Когда поедите досыта, поблагодарите». Оба элемента причастия, или благодарственной молитвы, нисколько не символизируют тело и кровь Христа: хлеб, испеченный из муки собранного на холмах урожая, символизирует только единение общины, собранной с разных концов земли, чтобы войти в царство.
О распятии на кресте нет ничего и в помине. Кален» дарь уже не традиционный иудаистский, а тот, о котором шла речь в еврейских рукописях Мертвого моря. Посту отводятся среда и пятница, а не понедельник и четверг, «как у лицемеров», вероятно у фарисеев или в других конкурирующих группах. Трижды в день полагалось читать молитву «Отче наш», «как повелел господь в своем евангелии», то есть в Евангелии от Матфея. Общая трапеза имеет место «в день господен», то есть в тот день недели, который впоследствии станет воскресеньем.[43] Еще не специализируется поминание воскресения Христа в этот день; этот момент будет введен в богослужение только спустя некоторое время.
Рекомендуется заботиться о малоимущих, заблудших, безработных. Вообще, атмосфера «Учения» определяется умонастроениями многочисленных религиозных сообществ взаимопомощи, распространенных в иммигрантской среде, в городских центрах империи в первых веках.
В последней, семнадцатой главе обнаруживается обычное апокалиптическое настроение трех синоптических евангелий и двух посланий к фессалоникийцам с отсылками к библейским пророкам. Верующие призываются к бдительности, поскольку точный час конца света не известен. Прежде чем он наступит, умножится число лжепророков, возрастет ненависть и участятся предательства среди людей, пока не обнаружится «искупитель мира в образе сына божьего». Не очень ясно, намек ли это на распространение культа императора или на трансформацию мисти-ко-павловского понимания образа мессии.
Космическая катастрофа приведет каждое творение к «испытанию огнем». Многие будут им поглощены и погибнут. Но те, кто устоят в своей вере, будут спасены. И тогда они увидят явление «знамений истины», описанных в иудаистском духе: разверзнутся небеса, раздастся трубный глас, восстанут мертвые, «но не все». В конце мир увидит «господа, шествующего по облакам», — весьма близко к описанию конца света у пророка Захарии (14: 5).
ЛИТЕРАТУРА «АПОСТОЛИЧЕСКИХ ОТЦОВ»
Богослужебный и моральный контекст «Дидахе» сближает это произведение с писаниями тех древних христианских авторов, которых начиная с XVII в. стали условно именовать «апостолическими отцами», связанными непосредственно с первыми учениками Иисуса. Конечно, эта связь не имеет ни малейшего фактического подтверждения.
