Богослужебный и моральный контекст «Дидахе» сближает это произведение с писаниями тех древних христианских авторов, которых начиная с XVII в. стали условно именовать «апостолическими отцами», связанными непосредственно с первыми учениками Иисуса. Конечно, эта связь не имеет ни малейшего фактического подтверждения.
Не столь уж важно установить, кому в действительности следует приписать оба послания Климента, предполагаемого третьего епископа Рима (одно верующим Коринфа, другое — просто проповедь), семь писем Игнатия Ан-тиохийского (пять общинам Малой Азии, одно римской общине и одно Поликарпу из Смирны), послание Варнавы, фрагменты писаний Папия, епископа Гиераполя в Малой Азии, мартиролог Поликарпа, послание Диогнету неизвестного автора, «Пастырь» Гермы. Все это сочинений разной ценности, не слишком высокого уровня. К ним следовало бы добавить несколько папирусов, в частности одиннадцатую Песнь Соломона, проповедь Мелитона Сардского о пасхе и апокрифическую переписку Павла с коринфянами, в которой отражены некоторые догматические взгляды церкви в начале III в.
Только послание Диогнету выделяется из общей посредственности этих документов. Оно и относится к менее архаическим временам. Однако отцы церкви не ведают о нем.
Что касается Варнавы, персонажа павловского цикла, то для него апостолы — «грешники из грешников». У Климента уже обозначается определенное представление о прерогативах иерархии, сформированное под углом зрения римской военной дисциплины. Порой отмечается полемический акцент по отношению к другим культам, однако отсутствует какая-либо целенаправленная критика идолопоклонства, которая отличает апологетическую литературу второй половины этого столетия.
Все еще в рамках иудаистского религиозного опыта обозначается тенденция к аллегорической интерпретации Библии, позже возобладавшая в александрийской школе, особенно у Оригена. Она нередко граничит с гротеском.
Согласно Варнаве, например, число обрезанных Авраамом сначала 18, а затем 300 мужчин его племени дает числа, отвечающие порядку букв греческого алфавита, образующих слово «Иеосус», так как число букв от «йота» до «эта» равно числу 18, а название изображения креста в виде буквы «Т» («триакосой»), по наименованию букв этого слова, число 300. По этой детали, кстати, можно заключить, что крест в те времена был в форме буквы «Г» («тау» по-гречески), так называемый «пяти-булярный», а не латинский (или пресловутая «капитата»), который затем стал преобладать в католическом и протестантском искусстве. Получает подтверждение также процесс «конструирования» в библейских текстах основных эпизодов жизни Иисуса.
Один из двух агнцев, принесенный великим жрецом Аароном в жертву, согласно Моисею, украшенный терновым венцом и покрытый пурпурной шерстяной тканью, стал символом мученичества Христа. Когда Моисей сказал: «Будете есть жвачное животное с раздвоенным копытом» (Лев., 11:3) одно из запрещенных к употреблению в пищу животных в древнем иудаизме, на деле, согласно Варнаве, это означало призыв почитать праведников и следовать за теми, кто «пережевывает божественное слово» и шествует по миру в ожидании наследства (Варнава, X: 11). Христиане же и являются законными получателями этого наследия.
Слова книги Бытия о том, что бог завершил дело творения за шесть дней и прекратил его в день седьмой, означают, что мироздание просуществует шесть тысяч лет, на седьмой тысяче, в великую космическую субботу, бог будет отдыхать, после того как его сын придет преобразовать солнце, луну, звезды и судить нечестивых. На восьмом тысячелетии все будет обновлено и благочестивые будут славить «святой день иного мира».
Таким способом пытались оправдать практику соблюдения «дня господня», связанную отныне с празднованием воскресения и вознесения мессии, которая отличала христиан от евреев (Варнава, XV).
КОНЕЦ НАЦИОНАЛЬНОГО И ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО
ЕДИНСТВА ИУДЕЕВ
К этому именно периоду относится окончательная редакция четвертого евангелия. Основные общины претендовали на то, что берут начало от легендарных основателей: обоих Иоаннов, апостола и старейшины, — в Эфесе; во Фригии — от Филиппа и его дочерей-пророчиц; в Сирийской Антиохии, в Палестине и Риме — от Петра; в Акае и Вифинии — от Луки; от Марка — в Египте; от Павла — каким-то образом тоже в Риме.
Серьезные события тем временем назревали у границ Иудеи. Они усиливали процесс дифференциации между иудеями и христианами. Необходимость противостоять опасности, которую создавала для империи борьба партий, и потребность иметь на Востоке надежные тылы побудили римлян положить конец плохо погашенному брожению в Иудее, которая сплачивала вокруг себя недовольных большей части Палестины и Малой Азии. В 113 г. Траян начал войну и по истечении трех лет пробился до Персидского залива, захватив Армению и Месопотамию; но это предприятие истощило его ресурсы в людях и средствах и оставило незащищенным тыл.
Соединившись с другими, только что завоеванными народами, евреи восстали, чтобы отомстить за разрушение Иерусалима в 70 г. Траян был вынужден убраться и умер в Салинунте Киликийской, в Малой Азии, в 117 г., еще до того, как восстание было подавлено.
В репрессиях, которыми сопровождались все эти события, вероятно, пострадали также некоторые руководители христианских общин. Существует известная историческая нить, связывающая осуждение на смерть Игнатия, главы антиохийской церкви, раба по рождению и потому отправленного в Рим для высшей муки, с участью Поликарпа из Смирны и Климента Римского, осужденных на растерзание хищными зверями в римском цирке. (Римские граждане обрекались на обезглавливание.)
Письма Игнатия отражают эту ситуацию. Наряду с проявлением религиозного фанатизма — желанием «быть растерзанными дикими зверями, чтобы стать едиными с Христом», — нарождается стремление укрепить иерархическое правление церковью, порученное епископату, старейшинам и диаконам. В послании Поликарпу рабы призываются не спешить с освобождением за счет общины, поскольку еще более тяжким было бы стать «рабом своих страстей».
Таковы новые пастырские запросы, которые вскоре возобладают в лоне церкви.
При Адриане (117–138) политика принуждения и захватов стала более умеренной. Началась кодификация римского права, в которой приняли участие юристы стоического направления, стремившиеся осуществить известные реформы. Чтобы не расточать ресурсы рабов, ставших дефицитными после завершения имперской военной экспансии, Адриан ограничил власть господ над жизнью и смертью рабов и их безраздельное право продавать их для роли гладиаторов и проституток. Были запрещены человеческие жертвоприношения, где они еще были в ходу, умерена задолженность данников и ограничен произвол в поборах с провинций. Система прямых сборов налогов должна была сделать обложение урожая менее тягостным.
Но уйти от законов преобладавшей тогда структуры классового общества было невозможно, и царствование Адриана завершилось восстанием и кровавой баней второй иудейской войны.
Существует любопытное письмо, направленное императором своему зятю, консулу Сервиану, и сохранившееся в «Истории Августов»: «Здесь поклонники Сераписа одновременно являются христианами, а те, кто зовутся служителями Христа, поклоняются Серапису. Нет ни еврея, главы синагоги, ни самаритянина, ни христианского священника, который не был бы также астрологом, прорицателем или лгуном. Когда сам патриарх иудеев прибывает в Египет, одни заставляют чествовать ради него Сераписа, другие — Христа. Но их общий бог — деньги» («Жизнь Сатурнина», VIII).
Может статься, что император имеет в виду попытки некоторых христианских течений передать в более доступных для чужестранцев терминах свое учение и ритуальную практику. Не случайно гностик Василид происходил из Александрии. И сам иудаистский прозелитизм приобрел в Египте той эпохи весьма необычные формы. Когда же
Адриан, желавший изменить к лучшему создавшееся положение, издал декрет, которым запрещал обрезание, публичное чтение закона Моисеева, соблюдение субботнего отдыха, и повелел восстановить Иерусалим в качестве римской колонии, немедленно вспыхнул мятеж.
В 132 г. под водительством Симона Бар-Кохбы (Ко-хебы или Косебы), «князя Израилева», которого раввин Акива приветствовал как мессию, «сына звезды», а его противники именовали «Бар-Козита», то есть «сын лжи», 200 тысяч повстанцев, поддержанных евреями диаспоры, сильными труппами союзников и — по крайней мере в первое время — христианскими общинами Галилеи, освободили Иерусалим и три года держали под ударом войска одного из лучших полководцев Адриана, Севера. В конце концов восстание было подавлено, Симон был убит, а Иерусалим сровняли с землей.
