Торжество это — преждевременное и ложное. Но как оно понятно нам, интеллигентам! Я и по своему опыту знаю, как мы, воспитанные в поклонении уму, боялись тайн. Хорошо помню, что верить в неоправданные "господином" умом догматы считалось у нас почти неприличным. И потому, если уж мы не могли чего объяснить, то все же старались делать вид, что-де понимаем. А если уж вынуждены были в конце концов признаваться в непостижимости религиозных тайн, то мы считали это "последним делом", проявлением нашей умственной убогости; и стыдились ее. "Доказывать" какую-либо истину веры текстом Слова Божия нам казалось признаком нашей несчастной безвыходности.
Да и какое же это доказательство?! Ведь умом тут ничего не объясняется, а лишь повторяется тайна веры другими словами — "от Писания". И верно: Писание было лишь свидетельством, а не убеждало доказательством от ума. И у нас образовалась другая боязнь, происходящая от первой: боязнь ума привела нас к "тайнобоязни".
И эта тайнобоязнь, боязнь непостижимости истин, веры, приносила нам огромный вред. И когда я понял ложь этой болезни, то я был этому очень рад, точно разорвал путы на себе. И с той поры я уже не боюсь тайн.
Мало того: считаю их необходимыми. Еще больше: теперь люблю тайны. А бестаинственность считаю неразумием для веры. Слава Богу! И я хотел бы теперь помочь и читателям понять все это и придти к таким же успокоительным выводам. Через это мы сбросим с дороги веры гораздо более тяжкий камень, чем два прежних — о неверии ученых и об отрицании "незнаек". И это тоже нетрудно. Сначала поясню свою задачу очень простым примером, который мне часто припоминается.
Я был студентом Духовной академии. Из Юрьевского университета проездом на родину заехал ко мне товарищ по семинарии, Г. М. Конечно, мы скоро подняли вопрос о вере. Миша Г. с самого начала заявил весьма авторитетно:
— Мы (непременно "мы", а не "я"!) принимаем лишь то, что понимаем, а никаких тайн и гипотез не принимаем!
Всякий знает, что во всех науках и были, и есть гипотезы (прежде ими были атомы, эфир и пр.); но забудем о них, будем говорить уж прямо о тайнах в собственном смысле, т. е. о вещах, действительно и очевидно непостижимых для ума.
Выслушав товарища, я случайно взглянул на его сапоги (пусть читатели не посетуют на меня за такой "грубый" пример: так было тогда), хорошо блестевшие от ваксы:
— Ты не признаешь тайн. Допустим. А скажи вот, почему блестят твои сапоги? Ты это понимаешь? — спрашиваю я.
— Конечно: свет падает на гладкую поверхность, отражается, падает на наши глаза, и мы видим его.
— Хорошо. Уж тут есть тайны: почему именно свет отражается от гладкой поверхности? И почему этот угол падения равен углу преломления? Да и самое "видение" — тайна: как от раздражения сетчатой оболочки нашего глаза получается точное впечатление предметов, а не сливаются они в пятно? Глаз — чудесный аппарат! Но не буду уж говорить об этом, а вот лишь — о сапогах. Почему же поверхность их стала гладкой?
— От ваксы.
— Ладно. Но и тут далеко не просто: если ваксой намазать лишь сапоги, то они будут темными, а не блестящими; и еще нужно ваксу потереть щеткой, чтобы она заблестела. Почему она блестит от трения? Знаешь ли ты это — не знаешь! А спрошу тебя я еще дальше: почему именно вот вакса натертая заблестит, а если мы смажем сапог дегтем или салом, то, сколько ни три, отражения не будет. Ну скажи: почему это? Почему вакса блестит?
— Ну, уж это — такое свойство ваксы! — ответил более скромно Миша.
— Вот и кончилось тут все твое "понимание". И как скоро? Да и о каком пустом предмете — о сапогах! Если уж ты не мог сказать ничего больше, как сослаться на "свойство ваксы", то этим самым ты отказался от дальнейших объяснений: за этим для тебя стоит тайна, о которой ты никогда не думал и не подозревал даже. Сознайся!
Он молчал. Да и что тут скажешь? Тут и ученейшие люди станут в тупик.
Вот другой пример, уже от лица ученого профессора. В нашей СПб академии был философский кружок. Профессора и студенты читали доклады по разным вопросам, а потом происходил обмен мыслей. Однажды на самоуверенное объяснение какого-то вопроса профессором С-м я — с тайным умыслом — задаю ему вопрос дальше:
— В. С.! А это почему?
Он что-то сказал. А я опять дальше:
— А это почему?
С великими натяжками профессор выбросил и последний балласт своего ума.
— А это почему? — намеренно шел я дальше.
— Ну послушайте, Ф. (назвал он мою фамилию), так нельзя спрашивать: почему да почему!
— А почему же нельзя? — будто в недоумении спрашиваю его.
— Да просто потому, что если так спрашивать все дальше и дальше, то на ваши "почему" скоро не скажешь ничего!
— Да я вот именно этого и добиваюсь: послушать вас, вы будто все знаете, все понимаете. И нам внушаете такую же веру в ум. На самом же деле в конце концов человек стоит перед тайнами. Получается обман.
— Ну конечно! — ответил умно ученый профессор. — Мы знаем лишь очень немного; корни же вещей для нас непостижимы. Это из Канта известно: мы познаем лишь феномены (явления), а сущность их вне разума.
— Профессор! А я думаю, что и феномены мы не "познаем", т. е. в смысле понимаем, а только принимаем, как факты.
— Ну, это другой уже вопрос, — сказал он. И мы воротились к докладу. Довольно и этих примеров, чтобы противники тайн сразу сбили спесь свою. В самом деле, если уж в этом мире мы постоянно сталкиваемся с бесчисленными тайнами, то не тем ли более мы должны ожидать тайн в мире ином? Если скоро "не скажешь ничего" о мире естественном, то можно ли требовать полного знания о мире сверхъестественном?
А что в этом мире все полно тайн для ума, — это нетрудно доказать. И я приведу еще несколько примеров: они сильнее запечатлеют в нашем сознании эту простую, но далеко не всем очевидную истину. Не помню — где-то я, вероятно, читал, — как профессор СПб университета Хвольсон, начиная курс физики своих лекций, (сказал) студентам:
— Г.г. студенты! Вам в гимназиях ваши преподаватели физики все "объясняли", и вы думали, что мы все понимаем. Я же курс лекций начинаю с того, что утверждаю: мир есть тайна.
И действительно, лишь поверхностному уму может казаться все доступным пониманию. А внимательному наблюдателю — совсем даже не профессиональному ученому — нетрудно узреть это. Возьмем несколько совершенно очевидных примеров.
Мы ежедневно видим небо. Кто не задавался вопросом о том, кончается ли оно (пространство вообще) или не имеет конца? И какой бы ответ мы ни приняли, оба будут равно непостижимыми уму. Если мы скажем, что пространство где-то кончается, мы тотчас же спрашиваем себя: а что же дальше? "Ничего" мы не можем ни принять, ни вообразить. И как будто кажется легче допустить, что за этим "концом" начинается снова бесконечное пространство! Тайна! Если мы примем другое решение: пространство бесконечно, то и это представление совершенно не вместимо нашему уму: на опыте мы ничего без конца не знаем и допустить не можем; а если бы и допустили — по той необходимости, что не можем понять конечности пространства, то все равно вообразить этого не можем. И таким образом, мы постоянно пребываем в полной беспомощности: ни конца, ни бесконечности мы не понимаем. Вот одна из нагляднейших тайн этого мира!
Совершенно подобно этому мы не можем понять и происхождения мира, начала времени. Принимаем ли мы религиозное учение о творении мира из "ничего", мы этого не понимаем нисколько: из ничего ничего не бывает; и мы не можем представить себе это "ничего". Если же допустим, что мир существовал "вечно", всегда — и это непредставимо: мы ничего не знаем без начала.
А у нас всегда будет стоять вопрос: откуда же и когда он начался? Непостижимо, или — как говорят иногда по-латински — "crux super rationem" (крест над разумом). Снова тайна.
Если мы обратимся к более частным вопросам, об отдельных силах природы, то замечаем лишь действие их, а понимать самые силы не в состоянии. Что такое закон притяжения? — тайна: это сознавал и говорил сам Ньютон; что такое электричество, радио — откуда такие силы в них? — тайны, нами не понимаемые. Мы даже и не задумываемся над ними, хотя и пользуемся этими силами.
А мир животных — разве не полон тайн? А особенно — высшее из животных существ — человек? Душа и тело, мозг и ум сердце и чувства — полны таинственности. Как это серая мозговая кора думает? Как красный кусок мяса чувствует? Какая поразительно премудрая организация всего нашего существа! Да сколько мы в нем не понимаем! Например, что такое сон? И по чему многие органы во время сна бесчувственны (слух, осязание и проч.), а желудок продолжает работать, сердце бьется, легкие дышат? Как происходит, что у одних волосы черны, у других — белы, у третьих — рыжи? Разве мы понимаем это? Нет! — Как зарождается живое начало в существах? Не знаем. Естествоиспытатели все хотели бы открыть, что жизнь зарождается самопроизвольно из мертвой неорганической материи: им не хочется признавать учение о творении жизни Богом. Но допустим, что они и сумели бы достигнуть этого.
