«Цзутан цзи» («Хроники зала патриархов») чаньского наставника Цзинсю несколько по иному излагают это пророчество. «Хотя Чэньтан (т. е. Китай) и велик, другого пути нет, кроме как следовать по следам учителей нынешнего поколения. Золотой петух принес в своем клюве рисовое зернышко («Золотой петух» – символ счастья, имеется в виду мастер Хуайжан, поскольку он происходил из области Цзиньчжоу, что переводится как «золотая область» – А.М.), и передал его монаху из монастыря Лоханьсы («Монастыря архатов»), что в уезде Шифан (т. е. Мацзу – А.М.)». [51, цз. 14].
Собственно это предсказание является «уточненной» версией чисто буддийских строф, которые мы встречам в трактате «Гуцзунь су юйлу» и которые, как не сложно заметить, не имеют прямого отношения ни к Мацзу, хотя и являются предсказанием о приходе некого великого человека, проповедника и миссии: «Хотя Чэньтан и раскинулся широко, Дхарма, которую может постичь сердце, будет провозглашена на речном берегу в Хань. Облака в озере смотрят на луну в воде, которая приведет к просветлению двух или трех человек» [Сюйцзан цзин, цз. 118, с. 79].
Действительно, Мацзу, выходец из области Ханьчжоу, т. е. Хань, имел трех ближайших учеников: Байчжана, Наньцюаня и Ситана, каждый из которых основал свою крупную школу.
В биографии Мацзу есть несколько неясностей, которые не позволяют с достаточной степенью надежности описать традицию его школы. И прежде всего, одна из таких неясностей касается того, у кого учился, у кого воспринимал традицию сам Мацзу. По традиционной версии, изложенной в «Чуаньдэн лу» («Записях о передаче светильника»), Мацзу был приемником Хуайжана из Наньюэ (674–744), а тот в свою очередь обучался у самого Хуэйнэна. Эта же версия повторена и в «Речениях Мацзу».
«Речения Мацзу» красочно описывают первую встречу Хуайжана и Мацзу и эпизод о «камне и Будде», ставший классикой афоризма в чань-буддизме. Здесь же указывается, что Мацзу провел у Хуайжана «десять осеней», после чего и решился самостоятельно начать проповедь.
Какое же реально занимает место Хуайжан в чаньской традиции? Наньюэ Хуайжан (677–744) в большинстве трактатов X–XI вв. именуется прямым учеником Хуэйнэна (т. е. является учеником Хуэйнэна во втором поколении). Он получил свое имя от названия горной вершина Наньюэ («Южный пик»), одной из пяти священных горных вершин Китая. После кончины своего учителя Хуайжан удалился в местечко Наньюэ, где поселился в монастыре Божосы, проповедуя учение Хуэйнэна о «внезапном» или «спонтанном просветлении». Вокруг него постепенно собирается небольшая группа последователей (обычно речь идет о девяти учениках), и так постепенно складывается школа, которую в традиции принято называть Наньюэским направлением (Наньюэ и пай) по имени горного массива, где она располагалась.
Поскольку Хуайжан считался учеником Хуэйнэна, благодаря этому Мацзу оказался членом традиции «прямой передачи» от Шестого чаньского патриарха южной школы. Именно в горах Наньюэ и состоялась встреча Хуайжана и Мацзу. Хуайжан жил по крайней мере уже пятнадцать лет в монастыре Божосы, когда к нему в 734 г. приходит Мацзу. Сам Мацзу получил постриг в монастыре Лоханьсы (Архатов) и обучался у некого Тана – вероятно, известного наставника Чжуци (648–734), последователя Шисяня (609–702). По-видимому, Мацзу уходит из монастыря Лоханьсы после смерти своего первого учителя и отправляется в горы Наньюэ.
После смерти своего учителя Чжуци Мацзу поселился в убогой хижине неподалеку от монастыря Чуаньфасы, жил практически как отшельник и ни с кем не общался, занимаясь лишь сидячей медитаций, как, вероятно, и предписал ему Чжуци. Когда к Мацзу, погруженному в созерцание, подошел Хуайжан, Мацзу и на него не обратил внимание, тот же, вспомнив пророчества Хуэйнэна, понял, что перед ним – будущий Наставник, или как говорят сами «Речения» – «инструмент Дхармы». Он несколько раз пытался различными путями заставить Мацзу вступить с ним в разговор и наконец начал полировать камень, «делая из него зеркало».
Мацзу стал самым талантливым последователем Наньюэ Хуайжана, косвенно об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что имен подавляющего большинства других учеников мы не знаем.
Тем не менее, само существование школы Наньюэ Хуайжана как единого монашеского сообщества вызывает определенные сомнения. Прежде всего, в основном имя Хуайжана всплывает в связи с Мацзу и крайне редко он фигурирует как самостоятельная персона.
Об этом свидетельствует и ряд расхождений в текстах. Например, большинство хроник, в т. ч. «Записи о передаче светильника» называют центром проповеди Хуайжана монастырь Божосы, в то время как из текста «Речений Мацзу» однозначно вытекает, что встреча Мацзу и Хуайжана произошла в монастыре Цюаньфасы («Передачи учения») в провинции Хунань.
Вероятно, реальная ситуация была еще более сложной, чем это может видеться из поверхностного прочтения источников, хотя на первый взгляд может показаться, что мы сталкиваемся лишь с еще одним разночтением. По-видимому, Наньюэ Хуайжан, выступивший в качестве первого и главного наставника Мацзу, отнюдь не являлась действительно значимой фигурой чань-буддизма и прямым последователем Хуэйнэна, и на этот факт неоднократно указывали исследователи истории Чань [См., например, 97, vol. 3, 12]. Не встречается его имя и в ранних версиях «Сутры Помоста Шестого патриарха». Представляется, что Наньюэ Хуайжан был специально «вставлен» как звено между Хуэйнэном и Мацзу, дабы привязать последнего к линии «истинной передачи» Чань и к школе Шестого патриарха. Эту линию прямого преемствования должны были подтвердить и ряд диалогов, где Мацзу явным образом признает свою вторичность относительно Хуэйнэна (см. диалог 28).
Наши сомнения в непосредственной связи между Хуайжаном и Мацзу косвенно подтверждает и анализ первой встречи между этими двумя людьми, связанный со знаменитой «полировкой камня». Примечательно, что мы не встречаем упоминаний об этой встрече ни в исторических хрониках Мацзу, ни самого Хуайжана. В других же источниках вся эта весьма примечательная и чисто «чаньская» история рассказана либо не полностью, либо с большими купюрами и искажениями. Например, «Записи из зала патриархов» упоминают лишь эпизод с полировкой камня, «Записи о передаче светильника» также вскользь говорят об этом же эпизоде и лишь прибавляют, что после такого наставления Мацзу обрел просветление и оставался вместе с учителем Хуайжаном еще десять лет [47, цз. 5, 240–241]. Возможно первоисточником для всех вариантов, оформившихся не раньше начала XI в., послужила рукопись «Цзунцзин лу» («Записи о зерцале школы»), написанные Яньшуем в 961 г., где и изложен первоначальный вариант этой истории, причем не столько в виде наставления, сколько в виде забавного анекдота [50, цз. 1, 418]
Реальная жизнь самого Наньюэ Хуайжана известна достаточно плохо. Можно лишь отметить, что он большую часть жизни провел как отшельник, обитая в горах, и скорее всего был учеником не Хуэйнэна, а какого-то другого последователя Пятого патриарха Хунжэня, и таким образом имел весьма косвенное отношение к самому Хуэйнэну [106, 36]. Однако такая история, будучи канонизированной, целиком бы разрушила ореол «истинности» Мацзу и многих последующих поколений его школы, а поэтому тщательно вымарывалась из всех исторических хроник.
Если мы внимательно проследим, в каких случаях упоминается сам Наньюэ Хуайжан, то без труда заметим, что все это – так или иначе истории, связанные с Мацзу и особенно с предсказанием Хуэйнэна относительно Мацзу, что тот станет одним из величайших патриархов Китая. Таким образом Наньюэ Хуайжану в истории Чань отведено небольшое, но крайне важное место – передать предсказание Хуэйнэна и тем самым утвердить «передачу светильника» именно Мацзу.
После десятилетнего обучения у Хуайжана Мацзу, как гласит его биография, покидает горы Наньюэ и поселяется в уезде Цзяньян, что в провинции Фуцзянь, на горе с символическим названием «След Будды» – Фоцзилин. Некоторые его биографии считают, что именно здесь одно время располагалась резиденция Мацзу, как патриарха новой школы, хотя это ничем и не подтверждено. Скорее всего Мацзу очень быстро покидает и это место, и уже в 743–744 годах он переселяется в провинцию Цзянси в область Линьчуань. Но и здесь он не задерживается, вновь переселяется на гору Лунгун в той же провинции, на территории современного уезда Ганьсян.
Горы Лунгун пользовались недоброй славой, и мало кто хотел селиться в этом месте. «Пещеры здесь были во множестве населены злыми духами. Ни у одного живого существа не хватало смелости приблизиться к ним, а тот же, кто все же рискнул сделать это, моментально бывал захвачен ими. Но лишь только [Мацзу] поселился здесь, некий дух, одетый в красные одежды и черную шапку, пришел поприветствовать его и заявил: «Я отдаю тебе эту территорию, чтобы она отныне стала чистым местом». Сказав это, он исчез, и с этого момента все хищные и ядовитые животные, что обитали здесь, стали ручными и послушными» [34, цз. 50, 766]. Таким образом Мацзу выступает уже как победитель духов, причем сам ритуал экзорсизма он совершил, как бы ничего не делая, в абсолютном недеянии, явив собой воплощение древнего идеала даосского мага, но еще в более высокой форме. В определенной мере эта легенда перекликается с преданием о третьем патриархе Чань Сэнцане – когда он скрывался от преследования в горах Хуаньгун, оттуда ушли все дикие звери.
