Челюсть ослиная — оружие массового уничтожения
Три тысячи человек вышли из Иудеи к ущелью скалы Етама для поимки государственного преступника. Начальник полчища Иудейского сказал Самсону:
— Разве ты не знаешь, что Филистимляне господствуют над нами? Что же ты наделал? Понимаешь ли ты, какой вред ты нанес государству нашему?
— Как они со мною поступили, так и я поступил с ними. — Пробурчал в ответ Самсон.
— Мы пришли связать тебя, чтобы отдать в руки Филистимлянам.
— Поклянитесь мне, что вы не убьете меня, и тогда я добровольно сдамся вам.
— Да на кой хрен ты нам, чтобы убивать тебя? Там, где шкодил — там и отвечай. Мы только свяжем тебя и отдадим тебя в руки их, а умертвлять не умертвим.
И связали его двумя новыми веревками и повели его из ущелья. Когда он подошел к Филистимлянам, те с криком встретили его. И опять сошел на Самсона Дух Господень, и веревки, бывшие на руках его, сделались, как перегоревший лен, и упали узы его с рук его.
Нашел он свежую ослиную челюсть, валявшуюся на дороге перебил ею тыщу человек.
Господь, взирая на то, довольно потирал свои бесплотные руки и радовался: сотворил Самсон мщение Филистимлянам. Правда, за что, он уже запамятовал: старость — не радость, маразм — не оргазм, как скажет впоследствии один большой хохмач. Но не корите Господа: поживете с его, так и вовсе сбрендите.
После совершённого избиения почувствовал Самсон сильную жажду, воззвал к Господу и сказал:
— Ты соделал рукою раба твоего великое спасение сие. Доволен? А теперь что? Умру от жажды, и попаду в руки необрезанных, так что ли?
Долг платежом красен: разверз Бог ямину, и потекла из нее вода. Напился Самсон, утер губы, и возвратился дух его.
После этих славных побед был Самсон судьею Израиля во дни Филистимлян двадцать лет.
Но вот пришел однажды Самсон в Газу и, увидев там блудницу, вошел к ней. Ну, это обычное мужское дело: ведь Господь запретил жен да девиц пользовать, а блудницы — не в счет, это у них работа такая.
Жители Газы прослышали, что Самсон пришел в их место. И ходили они кругом, и подстерегали его всю ночь в воротах города, и таились всю ночь: вот, мол, до света утреннего подождем, и убьем его.
Самсон тешился с блудницей той лишь до полуночи, а в полночь же встав, схватил двери городских ворот с обоими косяками, поднял их вместе с запором, положил на плечи свои и отнес их на вершину горы, которая на пути к Хеврону, и положил их там.
Как он умудрился сделать это — уму непостижимо, ведь там караульщиков в засаде была тьма, и все они хотели изловить его.
Самсон был весьма женолюбив. Вскоре полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек, имя которой было Далида. Узнав про сие, к ней пришли владельцы Филистимские и сказали:
— Ты членша Патриотического Движения? Тогда выведай у своего хахаля, в чем великая сила его, чтобы смогли мы одолеть его и связать. За это каждый из нас даст тебе по тысяче сто сиклей серебра.
Много ли это, спросите вы? Ну, это с каждого по пудовой гире из серебра, наподобие той, которую пилил Шура Балаганов. Тут и без патриотического долга соблазн велик!
И вот однажды во время утех любовных спросила Далида Самсона:
— Самсончик, милый, до чего ж ты могуч, ты гоняешь стаи туч! Скажи мне, в чем великая сила твоя? Да и можно ли вообще связать тебя, чтобы усмирить тебя?
— Если свяжут меня семью сырыми тетивами, которые не засушены, то я сделаюсь бессилен и буду, как и все прочие люди. — Отшутился Самсон.
Принесли Далиде владельцы Филистимские семь сырых тетив, которые не засохли, и после очередных любовных плясок связала она заснувшего Самсона, а потом заорала благим матом:
— Самсон! Филистимляне идут на тебя!
Самсон, пробудясь, разорвал тетивы, как разрывают нитку из пакли, когда пережжет ее огонь.
И осталась не узнана сила его. Сказала Далида Самсону:
— Вот, ты обманул меня и говорил мне ложь. И не стыдно, Самсонушка? Скажи же теперь мне, чем связать тебя можно, чтоб наверняка?
— Дура ты дура! Все вы бабы одинаковые. Если свяжут меня новыми веревками, которые не были в деле, то я сделаюсь бессилен и буду, как прочие люди.
Принесли Далиде новые веревки, и когда Самсона сморил сон после исполнения мужеского долга, связала его и опять заорала:
— Самсон! Самсон! Тревога! Филистимляне у порога!
Сорвал Самсон веревки с рук своих, как нитки. Далида губки надула и жеманно так говорит Самсону:
— Все ты обманываешь меня, милый! Знать не любишь меня…
— Ладно, ладно, скажу уж тебе. Надо семь кос головы прибить гвоздем к ткальной колоде, и буду я бессилен, как и прочие люди.
И вот уснул как-то после бурной ночи Самсон у Далиды на коленях. Та взяла семь кос головы его и прикрепила их к колоде, и завопила:
— Филистимляне идут на тебя, Самсон!
Самсон вскочил, выдернув ткальную колоду. Опять обманул!
Далида же продолжала день за днем:
— Как же ты говоришь: «люблю, люблю», а сердце твое не со мною? Вот, ты уже трижды обманул меня, и не сказал мне, в чем великая сила твоя.
Вконец достала Далида Самсона, и он открыл ей все сердце свое. Ему, лопуху придорожному, и невдомек было, что неспроста она у него про его силу тайну выведать хочет, что она всего-навсего подставная проститутка. Устав от Далидиных упреков, Самсон проболтался ей о самом важном своем колдовском секрете:
— Я же назорей Божий от чрева матери моей, а посему бритва не касалась головы моей. Если же остричь меня, то отступит от меня сила моя, и я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди.
Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им:
— Деньги вперед. Как говорится, утром деньги, вечером стулья. Без задатка не работаю. Открыл мне Самсон тайну свою.
Пришли и принесли ей владельцы Филистимские серебро в руках своих. Усыпила Далида Самсона на коленях своих, и призвала соседа-стригаля баранов, который остриг Самсона наголо.
И когда завизжала Далида:
— Самсон! Самсон! Берегись!
Он пробудился от сна своего, но не знал, что Господь отступил от него: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить»…
Филистимляне схватили его, на всякий пожарный, выкололи ему глаза, привели в Газу и оковали его двумя медными цепями. Там, в местном ГУЛАГе Самсон молол зерно.
Между тем волосы на голове его начали отрастать, а с ними возвращалась и сила. Но об этом не подумали Филистимляне, а ведь приставь к Самсону местного цирюльника или даже простого овечьего стригаля, не было бы последующих забот.
Однажды Филистимляне собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему, и отпраздновать свою победу над Самсоном. И весь народ, видя плененного Самсона, прославлял бога своего, говоря:
— Бог наш предал в руки наши врага окаянного и опустошителя земли нашей, который побил многих из нас.
В разгар веселья народного кто-то из властителей предложил:
— Приведите Самсона из дома темничного, пусть он позабавит нас.
Призвали Самсона из дома узников, и он забавлял их, а зрители заушали его, а потом поставили его между столбами, на которых утвержден был огромный домина — что-то вроде Дворца Съездов. Дом же был полон мужчин и женщин, среди которых была вся знать Филистимская, и на кровле было до трех тысяч мужчин и женщин, смотревших на забавляющего их Самсона.
И сказал Самсон отроку, который водил его за руку:
— Сынок, подведи меня, чтобы ощупать мне столбы, и прислониться к ним — намаялся я уже, ублажая толпу.
Отрок так и сделал. И воззвал Самсон к Господу:
— Господи Боже! Вспомни меня и укрепи меня еще разочек, чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои.
И Самсон, у коего опять сила появилась, уперся руками в два средних столба, на которых утвержден был дом, и стал их рушить. И зарычал, аки лев:
— Умри, душа моя, с Филистимлянами!
Поднатужился Самсон, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было умерших, которых умертвил Самсон-камикадзе при смерти своей, поболее, нежели тех, что умертвил он за всю предыдущую жизнь.
Скажем прямо: Господь не искал легких путей. Ему ненавистных почему-то Филистимлян покарать — как два пальца об асфальт. Он же устроил какой-то театр одного зрителя, в котором Самсон разыгрывал трагикомедию с участием всего Филистимлянского народа.
* * *
Пришли братья Самсоновы и весь дом отца его, и взяли его, и пошли и похоронили его во гробе Маноя, отца его. Как нашли они его тело, погребенное под развалинами, одному Богу известно.
