В это время строитель (от слова «строить» в значении «управлять») Назарий, иеромонах, бывший инок Саровской пустыни, призванный сюда Петербургским митрополитом Гавриилом, с Божией помощью возрождал древнюю эту обитель, пришедшую в упадок во всем: здания обветшали, а из братии остался всего лишь один монах… Здесь жили еще два священника, но они во время бури утонули, так как перевернулась лодка, на которой они плыли. О. Назарий прибыл сюда в 1783 году Настоятель Саровской пустыни не хотел его отпускать и нарочно написал митрополиту на запрос о Назарий, что это человек ни к чему не пригодный и даже глупый. Не хотел лишать монастырь великого подвижника. Митрополит Гавриил ответил: «Умников у меня своих много, давайте мне вашего глупца».
Через о. Назария Господь совершил на Валааме несомненное чудо. При нем были построены каменный собор, две церкви, ризница, трапезная и корпуса братских келлий, то есть почти все, что мы и сегодня видим на Валааме. При нем устроен был и Скит Всех Святых в двух-трех верстах от монастыря, куда был путь сушей или водой – и там построена была каменная церковь, двухэтажная: внизу – Всех Святых, наверху – Бесплотных Сил. Заштатный монастырь переведен был в категорию штатных с числом монашествующих до тридцати человек. Настоятелем устроен был в монастыре строгий порядок во всем. Устав, по благословению митрополита Гавриила, принят был Саровский. Установлены были три образа монашеской жизни: общежительный, пустынный и схимнический. Главный остров и находящиеся близ него другие острова (всего числом до сорока) неустанными трудами монахов благоустраивались. О. Назарий часто выезжал в Петербург и другие города, так как дела монастыря вел он сам. Он же был для всех насельников не только начальником, но наставником и старцем, поражавшим своей прозорливостью и духовной рассудительностью.
О. Варлаам постигал все особенности монашеской жизни под отеческим руководством игумена Назария, не только исполняя обычные для новоначального послушания, но и проходя при старце школу аскетики. Молодой послушник научился не жалеть себя в молитвенном труде, много читал, следуя в этом указаниям наставника, и уже послушником стяжал дар слез и непрестанную Иисусову молитву. Как он вспоминал впоследствии: «В бытность мою на Валааме в поварне молитва Иисусова кипела во мне, как пища в котле»… В 1801 году престарелый о. Назарий сложил с себя бремя настоятельства и вернулся в Саровскую пустынь, где поселился отшельником в лесу, как и преподобный Серафим. А о. Варлаам, постриженный им в монашество, а затем рукоположенный правящим архиереем в иеродиакона, перешел из монастыря в Скит Всех Святых. Здесь устав был значительно суровее монастырского и, хотя послушаний по крайней несложности скитского быта было меньше, – молитвенные правила занимали больше времени. Случалось даже так, как рассказывал о. Варлаам: «Возьмешь, бывало, краюшку хлеба за пазуху, и хоть три дня оставайся в лесу ни дикого зверя, ни злого человека. Бог да ты; ты да Бог!» Спросили его: «А от бесовских-то страхований, батюшка, как спасались?» Он отвечал: «Да от них-то и в келлии не уйдешь, если не тем путем пойдешь».
Валаам – место весьма своеобразное. Он находится в Ладожском озере (в старину озеро Нево), широком как море. Часто гремят на нем грозные бури, иной раз даже зимой взламывая лед… Святитель Игнатий (Брянчанинов), посетивший монашеский остров в 1846 году, застал здесь все таким же, как оно было при игумене Назарии, что видел перед своими глазами много лет и о. Варлаам. Вот прибыл корабль с материка, вошел в залив. «Вы видите, – писал святитель, – отвесные, высокие, нагие скалы, гордо выходящие из бездны: они стоят, как исполины на передовой страже. Вы видите крутизны, покрытые лесом… огражденные отовсюду гранитными, самородными стенами заливы, в которых спокойно дремлют чистые, как зеркало, воды, в то время как в озере бушует страшная буря… Вы входите с северной стороны в губу, далеко вдавшуюся во внутренность острова, плывете по губе: с правой стороны – дремучий лес на каменных громадных уступах. Обращаетесь к противоположной стороне – перед вами обширный монастырь на высокой и длинной гранитной скале… Из трещин скалы выросли липы, клены, вязы; по скале вьется плющ, а под скалой разведен фруктовый сад… Пристаете к гавани, выходите на берег: по крутому скату горы устроена гранитная лестница, по ней подымаетесь к монастырю, стоящему на вершине горы, на обширной площади».
Побывал святитель Игнатий и в Скиту Всех Святых. Он тогда был при монастыре один (позднее возникло еще несколько). «Скит Валаамского монастыря, – писал святитель, – находится от главной обители в трех верстах. Путь к нему – и водою, и берегом. Надо спуститься из монастыря по гранитной лестнице к гавани. Здесь садитесь в катер и тем же заливом, которым прибыли в монастырь, плывете далее в глубину острова, в Скит. Залив то суживается, то расширяется, вы непрестанно видите с обеих сторон ландшафты, изменяющиеся в формах, сохраняющие тон угрюмый. Наконец, въезжаете в большой овал, окруженный отлогими берегами, на которых растет много березок, рябин, кленов; скалы почти скрылись от вас; кое-где, вдали, из-за елей и сосен выглядывает камень. Воды овала не мрачны, в них приятно отражается синева небес. Зеленеющие луга, испещренные и благоухающие бесчисленными дикими цветами, утешают взор. Здесь нет ветру, того сурового порывистого ветру, который редко стихает на возвышенной открытой площади, где стоит главный монастырь. Вы поднимаетесь по отлогому лугу излучистою тропинкою, входите в чашу леса: перед вами внезапно уединенный Скит. Посреди Скита – каменная двухэтажная церковь в византийском вкусе; вокруг церкви отдельные келлии братии, также каменные, и каменная ограда. Скит со всех сторон в лесу; в нем – необыкновенная тишина. Совсем другое чувство обдает вас, когда взойдете в Скит, нежели при входе в монастырь. Там все дышит жизнью строгою; здесь же – какое-то непостижимое спокойствие, как бы спокойствие скончавшихся блаженною кончиною. В Скиту отправляется богослужение дважды в неделю, в воскресенье и в субботу: в прочие дни братия безмолвствуют по келлиям, занимаясь молитвою, чтением, богомыслием и рукоделием».
Жизнь была почти такая же, как в Иоанно-Предтеченском Скиту при Оптиной Пустыни. Так же – неусыпаемая Псалтирь, та же – почти круглый год – растительная пища. Но этого мало: в 1811 году, когда в Скиту Всех Святых подвизался иеродиакон Варлаам, приехал сюда иеросхимонах Леонид, будущий великий Оптинский старец. С ним – монахи отцы Клеопа и Амфилохий. Первый – ученик старца Паисия Нямецкого, сам уже старец, и не только по годам. Второй – ученик о. Леонида, вышедший вместе с ним из Белобережской пустыни. В Белых Берегах о. Леонид находился с 1805 года вместе с отцами Клеопой и Феодором, также Паисиевым учеником. Был он там и настоятелем, но потом вместе со своими сотаинниками ушел в лес и начал пустынную отшельническую жизнь. Пустыньку свою они поставили близ монастыря. Вскоре к ним стали приходить за духовным советом миряне, которых становилось все больше. Новый настоятель Белобережской обители, недовольный этим, пожаловался правящему епископу, и тот приказал о. Леониду покинуть эти места. Один из учеников о. Леонида, иеромонах Гавриил, за несколько времени до этих событий переселился на Валаам. И вот теперь за ним отправился туда наставник его, а с ним другой его ученик и старец Клеопа. Старец Феодор прибыл в Скит Всех Святых лишь через год, так как, выйдя из Белобережской обители еще в 1809 году провел некоторое время в Новоезерском и Палеостровском монастырях.
Около шести лет эти пустыннолюбцы прожили в Скиту Валаама. Братия монастыря скоро оценила их духовную умудренность – многие из насельников монастыря стали приходить сюда к старцам для исповеди и беседы. Постоянно притекали сюда и мирские паломники. О. Варлаам, видевший истинно аскетическую жизнь старцев, стремился им подражать, но его смущало почти постоянно нахождение их на людях.
– Батюшка! – спросил он о. Феодора. – Я блазнюсь на вас – как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах с мирскими? Каково есть дело сие?
– Экой ты, братец, чудак, – отвечал старец. – Да я из любви к ближнему два дня пробеседую с ним на пользу душевную и пребуду несмущенным.
О. Варлаам понял, что старчество есть особенный путь, что через умудренных во внутреннем делании старцев, наставников монахов и мирян, Господь указывает истинный путь ко спасению. Не дремал и дьявол. Так как подобное наставничество за последнее столетие было почти забыто, находились люди, возбуждавшие против старцев неудовольствие. К несчастью, и тогдашний настоятель Валаамского монастыря игумен Иннокентий искусился на старцев. Их деятельность показалась ему вмешательством в его управление обителью. Он принес жалобу митрополиту Новгородскому и Петербургскому Амвросию на старцев Леонида и Феодора, возмутивших, как он полагал, мир в монастыре.
