— Кто последний к протопресвитеру? — спросил он.
— Я, — ответил один из настоятелей. — Но почему вы, отец Андрей, не в рясе? К протопресвитеру нужно являться одетым по форме. Он не принимает священников в светской одежде.
— Меня-то он примет сегодня, — ответил Андрей.
— Всыпет он вам перцу за костюм. Нынче протопресвитер сильно не в духе. Рыкает, аки лев, на всех. Должно быть, что-то его расстроило.
«Мне абсолютно все равно, в каком он настроении, — подумал Андрей. — Теперь я гражданин Советского Союза, и мне не страшен не только протопресвитер, но и сам черт».
А эти люди, сидящие здесь в ожидании приема? Кое-кому из них за семьдесят лет, а они трепещут перед протопресвитером, как школьники перед суровым учителем. Они выведывают, какое у него настроение, не гневен ли «сам». Он их может выругать как мальчишек, а они будут униженно кланяться ему в пояс. Он их оскорбит, а они будут целовать ему «ручки». Почему? Потому ли, что эти люди по природе своей низкопоклонники и льстецы, не осознавшие своего человеческого достоинства? Нет, церковь, вся система воспитания, образования, службы в ней сделали их такими. Эти люди, унижающиеся и лебезящие перед всесильными духовными владыками, в своем приходе чувствуют себя удельными князьями, вольными подобным же образом обращаться со своими подчиненными — священниками, а те, в свою очередь, пыжатся от важности, измываясь над дьячками и прочей мелкой церковной сошкой. И вся эта иерархическая система, в которой царят произвол, низкопоклонство, лесть, скрытая ненависть, зависть, наушничество, страх, называется «святой православной церковью»!
Кому это нужно?! Этим людям? Да разве не могли бы они нормально жить и трудиться, как все? Добро, если бы большинство из них в бога верило. Но ведь не верят! Деньги заели их жизнь. Ради них они и сами завлекают в церковь новые жертвы.
— Смирнов, — услышал он голос секретаря, — отец протопресвитер просит вас к себе!
«Вот это да! — подумал Андрей. — Вот это оперативность. Не рискуют заставлять меня ждать. Заискивают. Надеются вновь обратить в свою веру? Почтенные настоятели, уступайте дорогу отрекшемуся священнику»!
Андрей вошел в знакомый кабинет. Навстречу ему поднялся протопресвитер и протянул руку. Впервые он здоровался с Андреем по-светски, за руку.
— Садитесь, пожалуйста! — вежливо предложил протопресвитер и сам подвинул Андрею стул.
— Мы получили ваш рапорт о снятии вами сана, — начал протопресвитер, — и, не скрою, огорчены им. На вас, молодого священника, имеющего высшее богословское образование, кандидата богословия, мы возлагали большие надежды. Вас ждало быстрое повышение по службе. Быть может, вы обиделись на нас за то, что мы не назначили вас сразу настоятелем? Но, понимаете, нужна какая-то практика, навыки, в первый же день мы не могли вас возвести на эту должность. Но теперь вы прошли испытание и вполне достойны занять этот пост. В одном из храмов освободилось место настоятеля. Это один из самых крупных, самых богатых приходов в Москве. Мы подготовили указ — вот он! — о вашем переводе туда настоятелем. И вдруг… такая неожиданность! Вы нас огорчили, очень огорчили… Скажите, может быть, вы написали рапорт под влиянием какой-то обиды, личного огорчения?
— Нет, в этом рапорте итог многолетних раздумий.
— Скажите, это ваше последнее слово, окончательное решение? Пока его еще можно отменить. Можете взять рапорт обратно, я не передавал еще его патриарху, он о нем не знает. Все останется между нами. Берите обе бумаги сразу: свой рапорт и указ патриарха о назначении настоятелем.
— Нет, не возьму ни той, ни другой. Пусть обе останутся у вас. Я не торгую своими убеждениями, как вы — священническими местами.
— Напрасно, молодой человек, напрасно. Я старик, побольше вас знаю жизнь. Вы еще к нам вернетесь. Помыкаетесь и придете просить прощения. Только поздно будет. Сан священника мы вам тогда не возвратим. Вы думаете, что в миру вас примут с распростертыми объятиями? Ошибаетесь! Из вас выжмут все, что им, безбожникам, надо, и выбросят. Так было с отцом Кириллом Мещеряковым, вы его знаете, с ним служили. Он тоже «отрекся». А через некоторое время явился к нам, в ногах у патриарха валялся, ноги его целовал: просил взять обратно.
— Разные люди поступают по-разному, — твердо сказал Андрей. — От меня вы этого не дождетесь. В церковь я не вернусь!
— Вижу, что спорить с вами бесполезно. Насильно мы вас удерживать не имеем права. Церковь стояла до вас, будет стоять и после. На ваше место найдется кандидат, и не один. У меня же будет к вам последняя просьба: устраивайтесь на работу, трудитесь себе, но не выступайте против религии; мы можем даже пойти на то, что поддержим вас материально первое время, если только вы не будете выступать против церкви. Обещаете?
— Вы предлагаете мне взятку? Не ожидал этого от вас. Обещаю вам, что буду всеми доступными мне средствами бороться против религии, церкви, буду говорить людям правду! В этом я вижу смысл моей жизни. Прощайте!
И Андрей вышел из кабинета. Сидевшее в приемной духовенство, очевидно полагая, что выходит сам протопресвитер, как по команде, встало и почтительно вытянулось в струнку. Андрей прошел мимо них и навсегда покинул здание патриархии.
Он вступал в новую жизнь.
* * *
Прошло около года. Многое изменилось в жизни Андрея. Товарищи из райкома комсомола, с которыми познакомила его Люба, помогли устроиться ему на работу. Теперь он работал в одной из крупных библиотек в разделе научно-атеистической литературы. Пригодились те знания по богословию, которые он имел. В библиотеке была не только широко представлена антирелигиозная литература, но имелись для научных целей и некоторые богословские книги. Людям, далеким от религии, подчас трудно было в них разобраться, и Андрей мог дать им квалифицированную консультацию.
Вскоре после поступления на работу он обратился в райком комсомола с просьбой помочь выступить против религии. Церкви не столь уж страшно, когда тот или иной священнослужитель уходит из нее. До тех пор, пока есть еще верующие, доставляющие церкви большие доходы, на место священника всегда найдется кандидат. Но для нее крайне нежелательны выступления бывших священнослужителей с разоблачением религии. Ведь им известны многие тайны церкви, скрытые от верующих, известна «кухня» обработки людских душ.
В ответ на настойчивые просьбы Андрея такая возможность была ему предоставлена. Он был принят в члены общества «Знание». Идя первый раз на лекцию, Андрей волновался, беспокоился, как примет его слова аудитория, сумеет ли он донести до нее то, что думает, что наболело, поймут ли его. Трудность состояла в том, что состав аудитории был неоднородным. Верующим нужно было доказать ошибочность религии. Неверующих не надо было в этом убеждать. Но и они встречали такого рода выступления настороженно: обманывал человек, обманывал и вдруг увидел, что заблуждался. Некоторые просто не могли понять, почему потребовалось столько лет для того, чтобы убедиться в ложности религии. Они склонны были видеть в столь долгих раздумьях желание «нажиться» за счет верующих.
Положение Андрея затруднялось и тем, что церковь продолжала внимательно следить за ним. На первую же его лекцию пришли не просто верующие, ищущие истину, но и специально подосланные руководителями церкви люди, которые попытались сорвать выступление всякого рода выкриками, оскорблениями. Когда их призвали к порядку, они притаились, чтобы дать волю своим недобрым страстям во время ответов на вопросы. Записки с вопросами были ими заранее подготовлены:
«Почему вы не выступали раньше, а стали ругать церковь после того, как вас выгнали?»; «Иуда продал Христа за тридцать сребреников, а за сколько продаете его вы?»; «Сколько вы получаете за вашу брехню?»
На эти и подобные им вопросы Андрею приходилось отвечать. Это было не так легко. Как, предположим, докажешь слушателям, что тебя не выгнали из церкви, а ты ушел сам? Документа о добровольном уходе из церкви у Андрея не было. К тому же, выступая, Андрей чувствовал за собой особую ответственность: ведь он говорил не как частное лицо, а как представитель науки.
Все это приходилось учитывать. Необходимо было непрерывно повышать уровень своих знаний. День Андрея был загружен до предела: работа, вечером две-три лекции, а там, глядишь, и ночь. На чтение урывал Андрей часы от сна.
Несмотря на занятость, Андрей хотел учиться. Богословское образование, полученное им, имело теперь негативный характер. Позитивных знаний было еще маловато. И вот ему удается поступить на заочное отделение философского факультета, где уже училась Люба.
Андрей начал выступать в печати, по радио и телевидению. К нему стали приходить письма. Среди них были злобные, даже угрожающие, письма от верующих, в чем-либо не согласных с Андреем, полемизирующих с ним. На последние было интересно отвечать. Видно было, что люди искренне ищут правду, и помочь им в этом искании разве не величайшее счастье! Разве сознание, что ты хоть чем-то можешь загладить принесенный ранее тобой вред, не дает удовлетворения? Были письма и от людей неверующих или ранее веривших, а потом отошедших от религии. Они поздравляли Андрея с началом новой жизни, желали успехов и счастья. Андрей теперь не чувствовал себя одиноким: невидимые нити связывали его со многими людьми. Он понимал, что нужен им. И сознание этого помогало ему преодолевать все трудности. И, преодолевая усталость, он принимал новые приглашения где-то выступить, с кем-то побеседовать.
