Я вылез из самолёта и отошёл в сторону от приближающихся людей на траву. Мне не хотелось говорить. Не хотелось портить этот чудесный момент. Я могу всю жизнь пропрыгать с парашютом и никогда больше не испытать ничего более интенсивного, hyper-alert. Я всё ещё был весь пропитан этим чудом и не хотел терять время на бестолковую болтовню. Я снял снаряжение, вытянул руки и позволил волнам благодарности заполнить меня. Как чудесен мир, чёрт побери. Как же, чёрт побери, чудесна жизнь.
Я спрятал свой парашют, который всё равно нужно будет переупаковать, и отправился на прогулку. Я нырнул в какой-то лесок поблизости, и бодро зашагал по тропинке, проигрывая в голове происшедшее и наслаждаясь радостным возбуждением. Полчаса спустя я вернулся к главному ангару и узнал, что все решили, что я захотел побыть один, поскольку был сильно потрясён происшествием. Эта история уже быстренько начала приобретать статус местной легенды, и мои товарищи по прыжкам были рады узнать, что я вполне успокоился и буду рад обсудить это. В тот день я раз шесть рассказывал эту историю. В качестве прекрасной добавки владелец зоны в знак извинения устроил так, что остаток дня я прыгал с каждым вторым рейсом. К тому времени, как начали спускаться сумерки, и самолёт закатили в ангар, я поднимался в воздух шесть раз, из них пять спускался с парашютом – больше прыжков я никогда не делал за один день. И, не представляя, что я бы с радостью заплатил сверху за этот день, с меня не взяли ни цента.
На всех зонах, насколько мне известно, есть ямы для костра. И второй день подряд я счастливо глядел на пламя, в этот раз с совершенно другими людьми и в совершенно другой роли. Я пил лёгкое пиво, курил дешёвые сигары, и восхищённо слушал истории о воздушных приключениях, смелости и трагедии. Это особый род людей, и я считал честью быть среди них.
***
Окей, это было развлечение. Теперь вернёмся к просветлению.
Концепции лучше всего служат для отрицания друг друга, как с помощью одного шипа удаляют другой, а потом выбрасывают. Слова и язык имеют дело только с концепциями и не могут достичь Реальности.
– Рамеш Балсекар –
Я вернулся домой уже после восьми и прямиком направился наверх, чтобы провести полчаса в ванной, расслабившись. Прыгание с парашютом может показаться не слишком физически тяжёлым спортом, особенно потому, что всего двадцать минут за целый день ты проводишь либо в свободном падении, либо под куполом парашюта, но к концу дня я чувствовал себя, словно восемь часов подряд рыл траншеи. Всё сыграло свою роль – и постоянное напряжение на низшем уровне, и жара и солнце, и неудобное положение на коленях при упаковке парашюта, и стеснённые пятнадцать или двадцать минут поднятия в воздух, и резкое замедление падения, когда раскрывается парашют, и не совсем нежное приземление.
Я блаженствовал в горячей воде, бьющей струями из форсунок джакузи, и слушал расслабляющую музыку из расположенной в ванной стерео системы. Немного погодя я выключил струи, оставив включённым подогреватель воды, и утонул в блаженной дремоте.
Когда я спустился вниз, то обнаружил, что ужин только что закончился, поэтому я захватил кухню, закрыл все двери, и начал уборку. Я не могу почти ничего плохого сказать о Сонайе, но чёрт! эта женщина может превратить кухню в настоящий бардак. Она только готовит еду и никогда не убирается после, поэтому у неё нет поводов минимизировать беспорядок.
Вошёл Крис, неся груду тарелок и бокалов. Он неплохой парень в небольших дозах. Он склонен быть весьма непреклонным в своих взглядах, поэтому нет никакого смысла учить его чему-либо, пока он не освободит какое-то пространство у себя в голове. Его чашка полна, говоря языком дзен – нет пространства для чего-то нового. Однако, это не останавливает меня учить его. Это не моё дело –выяснять, куда попадают слова, покидая мои уста. Я уверен, что Крис точно знает, зачем он здесь с нами, и я уверен, что он ошибается, но он получит то, зачем пришёл, знает он об этом или нет, хотя и будет разочарован, не получив того, чего хотел. И это ужасно распространённое явление. Я не знаю, зачем Крис здесь, и меня не так уж это интересует. Я не думаю о чьих-то мотивах, реальных или выдуманных. Это не моё дело. Моё дело говорить, передавать, что я знаю. Восприятие этого не в моих руках. Я не заинтересован в результатах, потому что я их уже знаю. Я просветлённый – я знаю, что из этого выходит.
Крис крепко держит штурвал своей жизни. Он правит. Он принимает решения и определяет свою судьбу. Капитан своей судьбы, так, наверное, он думает о себе. Если бы я был каким-нибудь почитаемым японским мастером, Крис был бы одним из тех, кто служит на кухне десять лет, ни разу даже не поговорив со мной. Если бы меня заботили результаты, Крису не было бы позволено читать или разговаривать на духовные темы, пока он не оторвёт рук от штурвала. Жёсткое эго может потопить корабль, прежде чем дойдёт до пристани. Я видел людей гораздо умнее, гораздо храбрее себя, разбивающихся на смерть о скалы, потому что они были слишком поглощены собой, чтобы отпустить контроль. Здесь дело не в уме и не в храбрости, а в желании, потоке и чистоте намерения.
– Слушай, – обратился ко мне Крис, словно мы приятели, – можно тя спросить?
– Нет.
– Чего?
– Я люблю мыть тарелки в одиночестве, Крис. Найди меня после, и мы обсудим с тобой всё, что захочешь.
– О, окей. Слушай, здорово.
Я продолжил уборку. Когда я купил дом, в нём была отличная посудомоечная машина, которую я немедленно выкинул на свалку и заменил её лишним шкафчиком для посуды. Я не испытываю сильных эмоций против каких бы то ни было технологий, только питаю отвращение к посудомоечным машинам. Уборка на кухне для меня – одно из маленьких удовольствий в жизни, и да, я думал так же задолго до того, как у меня появилась армия маленьких эльфов, содержащих всё в чистоте и опрятности.
Вьетнамский дзен мастер Тич Нхат Ганх говорит, что посуду можно мыть двумя способами. Первый – мыть посуду для того, чтобы посуда была чистой. И второй – мыть посуду для того, чтобы мыть посуду. Я делаю это вторым способом, но так как я провожу, может быть, час в неделю за этим упражнением на осознанность, то думаю, лучше не притворяться, что я человек, который всегда присутствует в моменте. Многие очень живые люди согласятся с тем, что многое можно сказать в пользу осознанного действия, но я не отношусь к их числу, исключая те редкие случаи, когда я делаю уборку на кухне. Я так же не могу сказать, что отношусь к тем простым людям, которые получают удовольствие от маленьких вещей. Вообще-то, если я смогу подняться наверх прежде, чем Крис или кто-нибудь ещё втянет меня в разговор, я проведу остаток вечера, с боем прорываясь вместе с Ларой Крофт сквозь полные опасностей гималайские монастыри в поиске Кинжала Зиан. Но смогу ли я подняться, пока какой-нибудь студент не загнал меня в угол? Вряд ли. Продолжая мыть тарелки, я представил себе игру, подобную "Tomb Raider", где измотанный духовный учитель вынужден с боем прокладывать себе дорогу сквозь лабиринт домогающихся его студентов, чтобы попасть в свою хорошо оборудованную комнату с домашним кинотеатром. Вместо оружия, однако, студенты швыряли бы в осаждённого учителя вопросы о духовной природе, и он должен отвечать правильно, чтобы продвигаться вперёд. Игра была бы современной версией старой японской дхармической дуэли, где просветлённые соревновались, кто лучше разговаривает разговор. Кто-то может спросить, зачем они это делали? А почему, собственно, нет? Зачем я учу и пишу книгу? Просто потому. Надо же что-то делать. Если они ещё проводят такие дуэли, я был бы рад представлять Айову в своей конференции. Ну, по крайней мере, я подписался бы на газету и следил бы за полосой духовного спорта.
Я отвлёкся. Вот до чего мой ум действительно доходит, когда я мою тарелки. Какой там не-ум, ум-обезьяна. Если бы я был одним из тех уважаемых японских мастеров, я, наверное, заставил бы себя служить на кухне десять лет, не позволяя даже поговорить с собой.
Я закончил уборку и поднялся наверх. Включил PlayStation и загрузил игру на том месте, где я закончил в прошлый раз – в начале серии очень сложных карабканий по стенам и прыжков задом, требующих разворота в воздухе и зацепления за противоположную стену. Неудача, конечно же, приводит к долгому падению на острые колья, которые, по большей части, торчат прямо из кипящей лавы.
Трюк состоит в том, что здесь нет никакого трюка. Нужно просто сделать это пятьдесят раз, и быть убитым сорок девять. Может и надоесть.
Я знаю, о чём вы думаете. Вы думаете, что я привожу игру Tomb Raider в этой книге как пример ещё одной аналогии. Вы думаете, что я хочу сказать, что душа развивается многие жизни на земле, как и в течение этой игры ваш персонаж проходит всё возрастающие уровни сложности. Я не виню вас за подобные мысли, здесь, и правда, довольно точная аналогия. То есть, вот персонаж игры – Лара. Неведомо для себя, она управляется и оживляется невидимыми силами. Видите? Хороший пример взаимодействия высшего и низшего "я". Лара сталкивается с рядом трудностей, каждую из которых она должна преодолеть, чтобы двигаться дальше, и да, она может "умереть" и "возродиться" много, много раз преодолевая лишь одну их этих трудностей, прежде чем перейти к следующей. По мере того, как управляющая сущность, или "высшее я" Лары, становится всё более умелым, трудности становятся всё более трудными, в конечном итоге достигая высшей точки в финальном бою, где надо убить ультра-мега-ужассного дракона, после чего игра окончена и никаких дальнейших "рождений" не требуется. Можно даже продолжить аналогию дальше, обратив внимание, что перед "высшей душой" в этой команде всегда стоит определённая цель, и будет ли персонаж игры блаженно плыть к этой цели в прохладных голубых водах, или будет по макушку утопать в бассейне с кипящей лавой, высшему существу совершенно нет никакой разницы. Главное, что есть движение вперёд.