Он закрыл блокнот и взял книгу, пролистал, ища закладку. Вдруг из книги выпало письмо. Он вспомнил, что по дороге из храма достал его из почтового ящика и в суете отложил для прочтения в спокойное время. На конверте незнакомым почерком были написаны адреса. Он вскрыл конверт и увидел три листочка: два исписанные ровным почерком Кости, а одно — незнакомым, корявым. Открыл последнее. Там сосед Кости Алексей сообщал, что Константина убил деревенский пьяница. В милиции убийца сознался в преступлении и даже им похвалялся, а потом в камере повесился.
Отпевали Константина всем Дивеевым, собралось много народу. За три дня до смерти Костя причащался. Сосед после похорон Константина разбирался в его бумагах и нашел письмо Сергею, которое он и высылает. Сергей вспомнил последнее прощание, его слова о том, что с ним может что-то случиться. Видно Костя знал о приближении смерти, он готовился.
«Здравствуй, брат Сергей! Читаем твою книгу, за что премного тебе благодарны. Мы тоже не забываем тебя, как можем, молимся сквозь призму своих грехов, немереных и нераскаянных. Время жесткое, сердце каменное. Совершенно уже нечем гордиться, а все откуда-то гордость прёт. Вот и попускает Господь скорби и болезни. Все самостийные попытки прыгнуть куда-то, непонятно куда, оборачиваются неизменным с такой же силой падением. Вплоть до переломов костей. Недавно подпрыгнул и упал… с русской печи. Результат — перелом двух ребер. Сейчас с трудом привыкаю к вынужденному отдыху. Сачкую. Трудно сразу сказать: „Слава Богу за всё!“ Пока поймешь, проанализируешь, осознаешь — а потом уже только каешься и благодаришь Бога за то, что удержал от больших грехов. А по сути скорби, проявляющиеся в разных неприятностях, болезнях, травмах практически мирно, а иногда и не очень, идут чередой. Видимо, сейчас это норма. Дай, Господи, нам терпения и смирения.
Летом работал в скиту, ушел с обидой на братьев, вернее на одного. Удары идут от своих же, чего и следует ожидать. Кто лучше тебя знает, тот и бьет прицельно. Крутит, вертит каждого. Если дарует Господь терпения и смирения, то дарует и возможность помочь Батюшкиным сироткам во славу Божию. А пока слаб душой и телом.
Прими и ты, брат Сергей, наши с Алексеем сострадания. Не сочувствие — оно присуще равнодушным. Сострадать, сопереживать, понимать состояние ближнего и, если есть возможность, помочь. Леша по сей день помогает мне: дрова принести, печь затопить, воды из колодца принести и т. д. Разве этого мало? При общем-то охлаждении и озлобленности.
Да, а за издание книг духи злобы поднебесной трясут беспощадно. Есть им за что зацепиться. Но опять же, насколько попускает Господь, для спасения и взросления души и духа.
В мою бытность на Севере была похожая ситуация. Правда масштабы не те. Кому много дано, много и спросится. По настоянию жены напечатал в местной газете стих об Иисусе Христе. Честно говоря только сейчас это понял. В то время я еще блуждал в поисках истины, копался во всех религиях и псевдоучениях. Было за что меня потрепать. Дух местности восстал. Увольнение с работы, постепенный развал семейных отношений, переезд и потеря всего нажитого капитала. И жены в том числе. Есть слова Исаака Сирина, примерно: „Чтобы дать великий дар, Господь посылает великие искушения“.
На Севере — золотой телец, плоть. Дивеево — Царица Небесная, дух.
Вот тебе, брат Сергей, и не проходит даром издание книги. Скольких людей она вдохновит! У тебя есть рассказ „Убожество“ — вот я и чувствую, что это та высота, которой нужно достичь, чтобы оставили скорби. Но, „хотеть не вредно“… На этом закругляюсь. Прости. Поклон всем домашним. Помоги и укрепи вас Господь. Поклон жене, рожать сейчас — это подвиг. Помоги ей Господь. А по большому счету, рады за тебя, что ты с пониманием переносишь происходящее и благодаришь Бога. Слава Богу за всё! Твой брат во Христе, Константин.»
Вот так. Про этого человека не напишут книг, как про убиенных Оптинских монахов. Но Костя тоже нес скорби, тоже готовился… И так же убит помраченным несчастным человеком, наложившим на себя руки. Он умер за грехи тех, о ком молился.
Сергей отложил письмо, посмотрел на красный угол с горящей лампадкой и встал на колени:
— Господи, если нужно, если Ты позволишь, если это возможно… Позволь мне умереть за тех людей, которые сейчас живут в страхе. Пусть я один умру, но им дай пожить для обращения к Тебе, Господу нашему. Если нужна жертва для избавления их от смерти, от нужды, от этого леденящего страха — пусть этой жертвой стану я, грешный. Мне вовек не отмолить своих грехов. Ничего не вижу для спасения своей души, кроме мученичества. Так пусть оно произойдет в эти дни, когда душа моя готова.
Сергей: «Колыбельная для обреченных»
Когда бегун на марафонской дистанции выходит на финишную прямую, он собирает в кулак последние силы и, превозмогая усталость и боль в мышцах, делает последний рывок, чтобы пересечь финишную черту первым.
Нормальный человек, разглядев на горизонте цель, устремляется к ней, бежит, летит… Вряд ли можно отнести меня к нормальным людям. Ведь я на финишной прямой неожиданно остановился и присел на обочину, чтобы остыть. Мне показалось не лишним еще раз подумать, стоит ли мечту превращать в позолоченный кубок, пылящийся в шкафу.
После такой остановки обычно следуют упрёки близких, сожаления тех, кто тебя любит; и злорадство врагов. Но это проходит. Остается же нечто очень важное… И ты один в тишине сидишь на траве, подняв голову к небу. И безмятежная синева принимает в свои бережные ладони твоё усталое сердце.
Это здорово — потерять страх и обрести покой. Это необычно — отдать желания и получить блаженство.
Вчера владелец нашей фирмы, он же Генерал, подписал приказ о введении меня в совет директоров. Кроме ежемесячного оклада в пятнадцать тысяч долларов мне полагался фиксированный процент от прибыли — это еще тысяч двадцать. Генерал передал мне кожаную папку с приказом и застыл с улыбкой Терминатора, ожидая от меня бури благодарностей. Моя просьба подумать неделю за свой счет его удивила. Но он извещен о моих нетипичных реакциях на происходящее. Именно это во время кризисов приносило нашей фирме немалую прибыль. Поэтому свое согласие на недельный отпуск Генерал все-таки дал.
Итак, сегодня наступило утро новой жизни. После выполнения утреннего правила, зарядки и душа я сидел в кресле у открытого окна с чашкой кофе. Слушал пение птиц, подставив лицо солнцу.
Так случается иногда… На пике напряжения мощная, невидимая сила вдруг останавливает время, сходит на тебя облаком абсолютной тишины. Ты принимаешь это всем сердцем, принимаешь с благодарностью. Тихий ветерок подхватывает тебя, пронизывает добрым теплом и несет в безбрежный океан, куда впадают великие реки: свет, истина и любовь.
Ко мне вошла дочь. И я сделал первое открытие дня. Моя Киска повзрослела и превратилась в красивую, уверенную в себе девушку.
— Па, включи, пожалуйста, Интернет. Мне почту проверить нужно. Что-то брат из своего Лондона два дня, как не пишет. Когда уже он приедет. Скучаю по нему.
— Конечно. — Потянулся к модему и нажал кнопку. Загорелся синий огонек. Совсем недавно я носил свою маленькую дочку на плечах, надевал платьица и кормил мороженым перед детским сеансом кино. И в благодарность получал вот этот волшебный взгляд — прямой, задумчивый, полный ожидания радости, предвкушения маленького детского чуда. — Кисуль, ты довольна своей жизнью?
— Конечно, — кивнула дочь и остановилась. — Слушай, пап, ты здоров?
— Вроде, здоров, — улыбнулся я в ответ. — Вот только смотрю на взрослую дочь и думаю, а что бы еще сделать для неё?
— Ну-у-у, — протянула она, разглядывая потолок в пятнах, — можешь дать денег на новые джинсы… Если хочешь…
— На, возьми, — протянул деньги. — Только мне кажется это так, мелочь. Вот если бы…
— Ну, не скажи, — засияла дочь, — новые штаны — это здоровски! Спасибо, — чмокнула меня в щеку и унеслась.
На кухне жена занималась цветами. Я присел на диван. Она обернулась:
— Кушать хочешь?
— Спасибо, нет. Скажи, Наташа, ты счастлива?
— Ага. — Она указала совком на длинный ствол кактуса. — Как ты думаешь, не обрезать ли мне ему верхушку?
— Обрежь. Он только лучше станет. Ветки выпустит, закучерявится. А то он похож на разбойничью дубину.
— Я тоже так думаю. А чего это ты про счастье вспомнил?
— Да вот, вспомнилось… Так ты можешь сказать о себе: мурр-мяу, жизнь удалась, не нужны нам ваши Таити, нас и здесь неплохо кормят?
— Именно так я всем и говорю.
— Спасибо тебе, Наташенька. Это приятно слышать.
— Пожалуйста. Приходите еще. Слушай, а ты не заболел? Ты ночью вставал несколько раз.
— Да вроде здоров. — Я не стал говорить, что ночью совсем не спал. Чувствовал-то себя прилично. На удивление.
