Об обращении с пришельцем, сиротой и вдовой (24:17–22). Пришельцы, сироты и вдовы были наиболее беззащитны перед возможным произволом со стороны судей и богатых. Свой призыв относиться к ним справедливо и с любовью Моисей опять-таки обосновывает горьким историческим опытом народа: вспомни, что и ты был беззащитен в Египте, и Господь освободил тебя оттуда.
Закон о том, чтобы оставлять на месте сбора какую-то часть
зерна (ячменя и пшеницы), оливков и винограда (24:19–22) давал возможность пришельцам, сиротам и вдовам подбирать их. Таким образом, они не зависели всецело от унизительной необходимости выпрашивать или уповать на благодетелей. Однако, подбирая оставшееся на поле, они трудились для получения пищи. Одновременно этот закон предоставлял случай и хозяину поля или виноградника выразить свою благодарность Господу за то, что сам он не знал недостатка ни в чем.
О наказании провинившегося (25:1–3). Когда у двоих людей возникала тяжба, которую сами они разрешить не могли, им надо было обратиться к судье, чтобы тот решил, кто из них виновен, а кто прав. Прежде всего, этот закон был направлен на упорядочение телесных наказаний. После решения дела виновный подлежал бичеванию в присутствии судьи, наблюдавшего за точным исполнением наказания. Достоинство виновного до известной степени охранялось тем, что запрещено было наносить ему более сорока ударов (вероятно, розгой).
К новозаветному времени у евреев было принято наказание 39 ударами как гарантия против того, чтобы их не было нанесено более сорока.
О рабочих волах (25:4). Повелением не заграждай рта волу, когда он молотит, подчеркивается необходимость заботливого отношения к животным, помогающим человеку добывать его повседневный хлеб. Несправедливо, чтобы тот, кто трудится, не получал вознаграждения за свой труд. Вероятно, в более глубоком смысле можно сказать, что и Сам Бог печется о тружениках, которые работают для Царства Его.
О браке по обычаю левирата, согласно которому брат или ближайший родственник умершего должен был жениться на его вдове (25:5-10).
Браки с близкими родственниками в Израиле не поощрялись. Исключение составлял лишь так называемый левиратный брак (от латин. левир – «деверь» или брат мужа), когда брат (или другой кровный родственник) женился на вдове умершего бездетным брата своего, чтобы имя его не изгладилось в Израиле и чтобы не произошло отчуждения семейной собственности.
Первый сын от брака по левирату получал имя покойного, и род его, таким образом, продолжался.
Если же деверь вдовы отказывался исполнить свой долг, то ли из жадности (не желая делить семейное достояние со своей невесткой), то ли потому, что невестка не нравилась ему, она могла заявить об этом старейшинам города. Если и им не удавалось уговорить деверя, вдова получала право снять с ноги виновного сапог и плюнуть ему в лицо. Это было клеймом позора, которое оставалось на нем.
О драках и возможных последствиях их (25:11–12).
Это единственный случай, когда Закон допускал нанесение физического увечья в наказание за отступление от правил приличия и совершение действия, которое могло повлечь за собой и нежелательные последствия для здоровья, вплоть до лишения мужчины способности к продолжению рода. Может быть, именно поэтому данное повеление помещено здесь непосредственно после наставлений относительно брака по обычаю левирата. В целом же для израильского кодекса характерны в этом смысле умеренность и сдержанность по сравнению с другими ближневосточными кодексами законов, в которых предусматривалось нанесение многообразных увечий, степень и характер которых зависел от совершенного преступления. Например, по ассирийскому закону мужчине, который поцеловал бы на улице женщину, не являвшуюся его женой, следовало отсечь губу.
О «двояких гирях» (25:13–16). Совершая сделки того или иного рода, израильтяне должны были соблюдать абсолютную честность. Они вполне могли позволить себе это, поскольку, в конечном счете, от Господа зависело дать или не дать им преуспеяние. Отсюда честность в делах была для еврея способом проявить свою веру в способность Господа поддержать его и дать ему долгую жизнь.
Тема верных и неверных весов и мер часто звучит в Ветхом Завете. Об истреблении амаликитян (25:17–19). Амаликитяне были племенем, кочевавшим в пустыне от Синая на север, до верхней части Аравии. Их происхождение прослеживается от Амалика, сына Елифаза и внука Исава. В Пятикнижии упоминается о двух конкретных битвах евреев с амаликитянами (Исх. 17:8-16; Чис. 14:39–45), но во Второзаконии (25:17–19) подразумевается серия военных столкновений, о которых больше нигде речи нет. Неспровоцированное нападение амаликитян на отставших израильтян, слабых, больных и беспомощных, свидетельствует о жестокости и трусости этого племени, не побоявшегося Бога Израилева. За это ему предстояло исчезнуть как народу, изгладь самую память об Амалике из поднебесной, повелевает Израилю Моисей. Более чем четыреста лет спустя поражение амаликитянам нанес царь Давид (2 Цар. 1:1), но еще триста лет прошло прежде, чем в дни царя Езекии они окончательно были стерты с лица земли (1 Пар. 4:41–43).
Литургические церемонии
Ритуал предложения первых плодов (26:1-11).
Когда израильтяне вступят во владение Обетованной землей, им надо будет исполнить два ритуала. Поскольку законоположение о принесении десятины в каждый третий год уже было дано, представляется, что эти два ритуала, сопутствовавшие предложению первых плодов и десятины в третий год, должны были быть совершены лишь однажды – первый после сбора первого урожая в Израиле, а второй после пребывания его в земле три года. Ритуалы следовало совершить в ознаменование перехода Израиля oт кочевого образа жизни к оседлому в качестве сельскохозяйственного сообщества, что оказалось возможным благодаря Господним благословениям.
Первый ритуал сводился к принесению первых плодов, т. е. начатков урожая, священнику в главное святилище. Провозглашаемое принесшим плоды "сегодня исповедую… что я вошел в ту землю" звучало, как свидетельство о верности Господа обещанию привести народ в землю Ханаанскую. Таким образом, в самом начале новой жизни каждый человек из народа получал возможность прийти к Богу и исповедать свою веру в Него. А священнику надо было взять у пришедшего корзину с первыми плодами, произнести слова молитвы и затем возвратить корзину тому, кто принес ее.
Вторая часть ритуала соответствовала повторному выражению признания Господу, которому предшествовало изложение исторических обстоятельств, запечатленных иудеем в его сознании. После этого следовало повторное же предложение первых плодов. В этом признании-исповеди подчеркивались как Божья верность, так и чудесное по своей природе сохранение Израиля как народа.
Странствующий Арамеянин – это Иаков, который был отцом, точнее, предком, каждого еврея. Когда Авраам вышел из Ура, то осел на некоторое время в Харране – арамейском городе в верхней части Месопотамии (Быт. 11:28–32). Затем Авраам двинулся к Ханаану, но некоторые из его родичей остались в Араме и назывались с тех пор арамеями. И Исаак, и Иаков были женаты на женщинах из арамейской ветви этой семьи, так что Иаков мог быть назван арамеянином.
Иакову было уже сто тридцать лет, когда он вошел в Египет, после чего он жил всего семнадцать лет. Под немногими людьми его семьи, с которыми он пришел к египтянам, подразумеваются семьдесят человек (Быт. 46:27).
Хотя Египтяне плохо обращались с Израилем, он все-таки возрастал в числе. Бог ответил на вопли Своего угнетенного народа, чудесным образом освободив его из Египта рукою сильною и мышцею
простертою, прибегнув к таинственным знамениям и чудесам.
Несмотря на то, что Ханаан был населен многочисленными племенами, Израилю предстояло овладеть той землей, в которой течет молоко и мед. Итак, в упомянутом исповедании подчеркивались чудесные Божьи деяния при каждом повороте истории Израиля.
После веков страданий и ожидания было бы справедливо, чтобы каждая семья в Израиле, вместе со всеми его бедными и нуждающимися, возрадовалась обильно и благословениям, исходившим от Господа.
Ритуал предложения десятины по истечении первых трех лет (26:12–15)
Эта десятина, по-видимому, должна была носить характер единовременного приношения – после первых трех лет пребывания Израиля в земле.
Признание-исповедь, которую следовало произнести в связи с принесением десятины, состояла из заявления как «утвердительного», так и «отрицательного» характера, а также из молитвы о благословении. Поскольку эта десятина распределялась в городах и главное святилище здесь не упоминается, то, вероятно, признание-исповедь евреям следовало произносить дома.
Предлагавшему десятину следовало сказать, что он не ел от нее, будучи в печали (подразумевается, что он вкусил от десятины в радости, как от приношения Господу); не приносил ее, будучи церемониально нечист; не давал из нее для мертвого (в противопоставление языческой практике приносить «угощение» на могилы своих усопших).
