РАЗДЕЛ VII
РЕЛИГИОЗНАЯ ИЛИ СУФИЙСКАЯ ПОДАЧА МАТЕРИАЛА
В.: В чем различие между страстной речью проповедника или религиозного энтузиаста и лекцией или зажигательным выступлением суфия? Мне кажется, что разницы нет. Разве и суфий, и проповедник не доводят эмоции своей аудитории до предельного накала?
О.: Разница вот в чем: фанатик усиливает возбуждение, напряжение и озабоченность, суфий стремится увеличить человеческий потенциал и способность учиться. Первое представляет собой внушение, направленное на то, чтобы вызвать в человеке чувство раскаяния, желание деятельности, приверженность. Второе преследует иную цель — создать атмосферу, в которой возможны сначала учение, а затем понимание. Первый настаивает на том, что вы не можете понимать и должны лишь верить. Второй — на том, что вам необходимо учиться, чтобы прийти к пониманию, и тогда вы узнаете, что такое вера. Религиозный человек убежден, что верование — величайшее из всего, что существует. Суфий утверждает, что вера — это подмена знания: «Если вы знаете, то нет нужды верить. Факты не нуждаются в механизме обращения в веру». Поэтому внушающему нужны люди, которыми он мог бы манипулировать; суфию же необходимы те, кто способен предоставить минимальное количество внимания: лишь такое, какое требуется для учебы, а не для того, чтобы перенять чьи-то верования.
«Невоспетый герой» — это человек, который делает то, что делает, поскольку знает, что это должно быть сделано, он трудится не ради известности. Провозглашенный герой совершает нечто в силу глубоко внушенного верования. Интересно, что внушающий человек сам на веру не полагается: ему приходится ее насаждать. Он не может допустить, что люди способны кем-то быть или что-то делать в силу собственного знания: по его мнению, их надо заставлять что-то делать или кем-то быть. И механизмом такого воздействия является атака на умы людей.
Сказано, что суфизм является формой религии, а также, что «религия — форма суфизма».
Хотя первое высказывание кажется более похожим на правду, понять, что такое суфизм, согласно суфиям, можно только рассмотрев оба эти утверждения.
Суфизм, в некоторых его аспектах, несомненно, помогает нам увидеть, что на самом деле представляют собой многие формы религии.
Например, суфии, подобно современным социологам, на протяжении многих столетий точно описывали определенные формы религии вовсе не как духовные, а как социальные и родовые явления, приводимые в действие эмоциональными и интеллектуальными пружинами.
Они не обязательно осуждают такую деятельность, однако часто настаивают на том, что надо ясно видеть, чем она является в действительности.
Такая позиция связана с тем, что суфии — выдающиеся психоаналитики и специалисты, описывающие человеческое поведение. Как и любая система, нацеленная на отражение явлений, суфийский метод указывает не только на ограничения, но и на возможности.
Люди, которым не удается этого заметить (а таких много), всегда будут воображать, что суфии пытаются принизить ценность тех или иных вещей. Тем не менее и суфии, и представители других подобных систем, без сомнения, возразят, ведь описание не то же самое, что критика. Если же дискуссия вызывает у оппонентов приступы сверхчувствительности или параноидальные реакции, то вопрос переходит в медико-психологическую сферу. В этом случае вопрос как таковой выходит за пределы компетенции суфиев, и они имеют право немедленно завершить дискуссию.
Именно неспособность увидеть, что ситуация в этот момент меняется, и проводит границу между суфием и имитатором, поверхностным мыслителем или суфийским самозванцем.
Если у вас есть кусок ржавого металла, то его восстановление может потребовать двух стадий: очистки от ржавчины и затем полировки. Наконец, возможно, потребуется защита от коррозии. Люди, не знакомые или малознакомые с данным процессом, в глазах специалистов будут выглядеть нелепо. А вот для посторонних людей то, что знающие настаивают на очищении, или на устранении ржавчины до начала полировки, всегда будет казаться необязательным, непонятным и даже неприемлемым.
Суфийская работа, по сути, конструктивна. Тем не менее, если вы вскапываете почву, подготавливая ее для посева, обязательно найдется человек, который станет утверждать, что своими действиями вы что-то нарушаете.
Все это, конечно, означает, что необходима не только очистка от ржавчины или вспахивание перед посевом, но и передача и понимание теоретической основы такой деятельности.
Путаница может возникнуть лишь потому, что теоретическая основа не была передана.
Но надо хорошо понять, что передача теоретической основы не зависит от присутствия того, кому есть что передать, или его деятельности. Если люди на самом деле не желают никакой передачи, то, фактически, сделать ничего нельзя.
Наиболее общая проблема передачи состоит в том, что люди, попросив о передаче, оказывается, не пытаются даже услышать, а что же им, собственно, передается.
Ныне, теперь обеспечив людей достаточным количеством литературы, формирующей основу и контекст передачи, относительно легко добиться «слушанья» в указанном смысле.
В этом отношении чрезвычайно интересно отметить, что люди, не интересующиеся на самом деле передачей, предпочитают защититься от нее такой отговоркой: «Я не хочу читать книги…»
В ситуации спроса и предложения, когда люди желают, чтобы их учитель исполнял определенную роль, и при наличии некоего учителя, который только рад сыграть отведенную ему роль, вы наверняка можете получить образование. Но оглядевшись вокруг, нетрудно заметить, что в этой ситуации люди значительно чаще получают не более чем появление нового клана или коммерческого предприятия, занимающегося обменом одного на другое.
У подобного коммерческого подхода есть определенное применение. Там, где, например, человек получает удовольствие, отдавая распоряжения, а другие люди находят дозволенное удовольствие в подчинении этим распоряжениям, возможно, имеются все необходимые задатки конструктивного или деструктивного предприятия. В эту схему укладывается большая часть человеческой деятельности. Данный процесс, однако, имеет свои ограничения, и уже одно это означает, что предлагать можно только те вещи, которые в соответствующий момент времени обещают какому-то определенному кругу людей приемлемые стимулы.
Предположим, что некоторому сообществу необходимо, какое-то лекарство, или определенная информация, или знание о некоем ремесле. Прежде чем можно будет эффективно ввести и поддерживать что-то из названного, необходимо, чтобы оно — фактор, объект, учение и т. п. — было приемлемым образом представлено достаточно уважаемым и вызывающим симпатию человеком, и представлено так, чтобы обеспечить соответствующую аудиторию, читателей, общество и т. д. ожидаемым видом стимулов.
Люди то и дело обсуждают закрытые общества, ограничивающие свободу граждан, но одна деталь заслуживает здесь отдельного рассмотрения. Все общества ограничивают свободы граждан уже самим предположением, что кто-то (или что-то) может быть приемлем в той мере, в какой может угодить данному обществу или отдельным его членам. И эта ситуация сохраняется до тех пор, пока не возникнет формация, которая осознает настоящее положение.
Сегодня мне принесли запрос от одного издателя: он предлагает написать введение к одной из моих книг. Эта книга представляет собой собрание рассказов. Их предназначение заключается в определенном воздействии на читателя, — здесь необходимо, чтобы читающий не имел никаких заранее составленных мнений относительно того, как эти рассказы могут на него повлиять. Но издатель просит меня написать введение, информирующее читателей о том воздействии, которое задумал автор рассказов!
Совсем недавно я беседовал с другим издателем. Он сказал: «Я понимаю, вы говорите, что ваши материалы должны быть представлены именно так, как вы их представляете, но я и не предлагаю вам написать общую теорию этого собрания, я только хотел, чтобы вы подготовили для меня книгу, содержащую, скажем…»
Он сделал паузу, не зная, как закончить фразу. Я подсказал: «Общую теорию?»
«Совершенно верно», — ответил он.
Издатели приведены в качестве примеров, поскольку они стремятся выразить то, чего хотят, но не могут ясно сформулировать их читатели. Для этого даже есть специальная фраза — «творческая сторона издательского дела». Данный подход грешит только одним неверным условием: он означает, что издатель примет лишь такой материал, который соответствует его представлениям о том, что нужно ему и его читателям.
На одной радиопередаче, куда я был приглашен, чтобы обсудить какую-то из моих книг, ведущий, весьма известный обозреватель, сделал одно замечание: обсуждаемая книга содержала суфийские истории, и ему показалось несколько странным, что во всех рассказах суфии всегда оказываются на высоте положения. Его замечание поразило меня, и я понял, что этот разумный и знающий человек не обратил внимания на то, что перед ним — книга примеров. Стал бы он критиковать справочник по математике по такому поводу: «Почему все приведенные в книге уравнения имеют решения?»