Но всего более свидетельствуют о Нем Его собственные слова о Себе, как о Боге, многократно — и сокровенно, и открыто высказываемые. Этим полно особенно Евангелие Иоанна, но и другие евангелисты говорят то же самое.
— "Кто же ты? Иисус сказал им: от начала Сущий" (Ин. 8, 25).
— "Прежде нежели был Авраам, Я есмь" (8, 58).
— "Я и Отец — одно" (10, 30).
И евреи понимали буквальный смысл Его слов, поэтому они схватывали камни и хотели побить Его (8, 59; 10, 31), как "богохульника". За это, собственно, и распят был Он и за это хотели побить Его (Ин. 10,33):
— "Скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?" (Мф. 26, 63).
И когда привели Христа на суд Каиафе, тот, после безуспешных лжесвидетельств клеветников, прямо задал Ему вопрос:
— Ты ли Сын Благословенного? (то есть Бога).
— Да! Я, — ответят Христос (Мк. 14, 61–62).
Они сочли эту истину кощунством и осудили на смерть Его. А когда Пилат старался оправдать Его перед бесновавшейся толпой, то они в неистовстве кричали:
— "Распни, распни Его!" Он "Себя Сыном Божиим" объявят (Ин. 19,6,7).
И не отрекся Господь от этого: ибо воистину был Сыном Божиим! Что сильнее этих самосвидетельств Сего безгрешного?!
А вся Его святейшая и разумнейшая Личность ручалась за то что Он говорил только одну истину. И самые ожесточенные враги не могли обвинить Его ни в чем противном совести и нравственным законам.
И если эти немногие строки собрать воедино, то истинно нельзя не верить во Христа, как Господа!
В России был такой случай. В киевской тюрьме сидел под арестом студент-революционер. В камере было лишь Евангелие для чтения. Он был безбожником. От скуки же стал читать эту книгу. Сначала, — как написал он потом свою исповедь, — ему было неинтересно. Особенно неприемлемы ему были чудеса. Но при дальнейшем чтении он ощутил странное для него приятное удовольствие. Затем ему все более и более привлекательным становился самый Лик Христа — Святой, Кроткий, Чистый, Неложный. Но вот однажды поразили его слова Христа на прощальной вечере с учениками:
"Я есмь путь и истина и жизнь" (Ин. 14, 6)…
Что такое?! Откуда в мире могли даже прозвучать такие немыслимые слова?! Доселе он считал Христа человеком, учителем, пусть даже и Непорочным, но все же обыкновенным человеком, как и все, как и сам студент. А теперь? Мог ли он, вот этот студент, сказать бы про себя такие слова: "Я — истина". Даже еще больше: "Я — Сама жизнь". Абсолютно невозможно! Это было бы не только смешно, но даже и безумно… А другие!.. И ясно стало ему: никто, никто в мире не может сказать эти слова… А следовательно?? Следовательно, Тот, Кто дерзнул изречь их и изрек с такой несомненностью о Себе, — не был человеком.
И студент уверовал во Христа Бога!
…Эта исповедь (которую вспоминаю по памяти) была напечатана в одном серьезном сборнике, изданном в Киеве религиозно-философским обществом православных профессоров, ученых и интеллигентов.
Заглавие не помню уже… Как жаль, что теперь таких книг не достать. И как мы не ценили наших русских ценностей духа! Поистине — как евреи: имели очи и не хотели видеть, имели уши — и не слушали (Ин. 12, 40).
Теперь бы вот хоть бы почитать, да не найти этой книги.
Вот я взял одну сторону из христианства: достоверность его источников; и мы видим, как здравый ум подходит к вере, помогает нам. Он не объясняет нам непостижимости Боговоплощения; не дает понять, как соединилось во Христе Божеское естество с человеческим; тайной остается, как от Духа Святого зачался Сын Божий во утробе Пречистой Приснодевы. Все это нужно принимать потом верою на доверие. Ведь и сама Божия Матерь не уразумела таинства совершившегося в Ней потом Боговоплощения; а когда Архангел Гавриил пытался несколько успокоить Ее смущенный ум ссылкой на зачавшую в старости Елисавету, — хотя это, конечно, было совсем не то же самое, что и зачатие от Духа, — то оставалось ему сказать одно: Бог все может! — И верующая из всех верующих (дерзну сказать: Мудрейшая, в своей глубочайшей вере, паче Архангела Гавриила!), Преблагословенная сказала: "Я раба Господня! Пусть будет со мною по слову твоему!"… И это — после такой непостижимой веры — стало!
Велика тайна Боговоплощения (1 Тим. 3, 16). Непостижима даже и для Самой Девы, а не только ангелам и людям. Исторический рассказ об этом чуде из чудес настолько несомненен; и Лик Девы Марии, о Которой потом узнали все апостолы и весь мир, настолько непорочен, чист, свят и достоверен, что самым простым, непредубежденным умом приходишь к необходимости принимать это событие с полнейшим доверием! Так и все вообще в Евангелии. Возьму еще пример. Факт воскресения от мертвых Господа Иисуса Христа, как известно, имеет величайшее значение для христианства не только как чрезвычайное чудо, удостоверяющее Божество Его, но и догматически важнейшее для всего мира: оно говорит об ожидающем — и нас и даже этот вещественный мир — духовном обновлении: "есть тело душевное, есть тело и духовное", говорит ап. Павел (1 Кор. 15, 44). И сама "тварь с надеждою ожидает" изменения (Рим. 8, 18–23). И потому понятно, что евреи сразу воспротивились принятию этого славного события, подкупив стражу: пришли ученики ночью и украли Его (Мф. 28, 11–15).
Но как эта ложь пуста и легкомысленна! Простому детскому размышлению очевидна бессмыслица такой выдумки! И с самого начала христианства благовестники и проповедники легко, простыми здравыми рассуждениями опровергали это лукавое измышление. Но для меня убедительнее всех других опровержений представляется отношение к этой лжи самых первых свидетелей, апостолов. Не знаю, обращали ли вы, читатель, внимание на то, что трое из евангелистов даже не сочли нужным упомянуть о такой пустой выдумке! Такое ничтожество представляла она для очевидцев, что не стоило и писать о ней!
И только один ев. Матфей рассказал на память потомству об иудейском растерянном изобретении. Но и ему, и всем читателям Евангелия до такой степени оно казалось бессмысленным, что против него евангелист не нашел нужным сказать хоть бы одно слово опровержения! Это молчание апостолов сильнее всяких опровержений! А дальше ап. Петр и Иоанн на суде перед синедрионом говорят просто и решительно о том, что Христос воскрес; но даже не упоминают о пущенной евреями лжи — о воровстве тела. И еще удивительнее, что сами первосвященники, пустившие среди своих эту ложь, никак не осмеливаются повторять ее пред учениками! Совершенно немыслимая для судей вещь: в отсутствии обвиняемых распространять слух об их преступлении; а когда мнимые преступники, якобы укравшие тело Господа, явились пред очи обвинителей, те молчат о преступлении?! Ученые первосвященники испугались неграмотных рыбаков! И понятно: им стыдно было даже повторить свою бессмыслицу пред этими простыми людьми, которые сами видели Воскресшего! И тогда эти лжецы не нашли ничего лучшего, как только "запретить" апостолам говорить "об имени сем" (Деян. 4, 17–21). Какое жалкое и беспомощное положение судей! И какая сила правды у апостолов: "Не можем молчать!" — говорят они "запретителям". И это говорит теперь тот, который прежде испугался и привратницы, служанки Каиафы, и стал с божбою и клятвою отрекаться от Иисуса: "не знаю Человека сего!" (Ин. 18, 17).
Неверующий в Божество Христово, а в частности, и в воскресение Его, ученейший немец Гарнак в своей книге "Сущность христианства" выражает удивление: каким образом ученики и ученицы Христовы до такой степени убедились в истине воскресения Его, что бесстрашно, даже до смерти, стали распространять потом эту весть по всему миру?!
Вот уж поистине сбываются слова Христа Господа, сказанные ученикам после первой проповеди их: "Славлю Тебя, Отче…что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам", простым рыбакам (Мф. 11, 25). И ап. Павел высказал ту же мысль в Послании к Коринфянам. Указавши на многие явления Воскресшего Господа, между прочим, однажды "более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили", упомянувши о себе "как (некоем) изверге" (выкидыше), он пишет:
"Итак я ли, они ли, мы так проповедуем, и вы так уверовали. Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал… Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших" (1 Кор. 15, 5–8, 11–15, 20).
Как видим, воскресение Христово было для апостола столь несомненным фактом, что он утверждал не его, но им обосновывал и будущее воскресение всех, и свою веру, и подвиги свои, и всю нравственность.
И на самом деле: как все было чрезвычайно просто: апостолы видели Воскресшего. Как же тут не убедиться? А если видели, то и — "не можем молчать".
