Ветхозаветная мораль и ее заповеди явились предметом особого внимания Самого Господа Иисуса Христа. Христос решительно изменил сам принцип отношений между людьми, независимо от национальности, веры и пола, поставив во главу угла — любовь ко всем.
«Ибо,
— говорит Господь, —
если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное. Вы слышали, что сказано древним: не убивай: кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду… Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому… Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного… Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»
(Мф. 5, 20-48).
Ввиду очевидного несовершенства ветхозаветного закона апостол Павел писал:
«Делами закона не оправдается никакая плоть»
(Гал. 2, 16), потому
«оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати»
(Гал. 5, 4).
Ветхий закон подавляет человека многочисленностью обрядовых, внешних предписаний, которыми должен руководствоваться иудей, что привело в конечном счете к фетишизации обрядового закона, «субботы». Христос осудил это, сказав ревностным блюстителям закона:
«Суббота для человека, а не человек для субботы»
(Мк. 2, 27).
Но наиболее ярко свидетельствует о духовном уровне ветхозаветной религии слабое звучание в ней идеи вечного, неземного спасения, высшего духовного идеала. Что более всего одухотворяло ветхозаветную религию? — учение о грядущем Мессии и вера в Его вечное Царство. Однако понимание этого величайшего в Ветхом Завете Откровения, как и других истин, обуславливалось духовно-нравственным состоянием принимающего их человека. Но немногие постигали истину. Подавляющее же большинство иудеев помышляли опять-таки лишь о земном царстве Израиля и земном «спасении». Даже апостолы
«спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?»
(Деян. 1, 6). Этот глубокий материализм является самой парадоксальной и в то же время наиболее яркой характеристикой ветхозаветной иудейской религии. Нет необходимости говорить о том, насколько принципиально отлично понимание смысла жизни в христианстве, обращающем свой взор к граду грядущему (Евр. 13, 14).
Оценка по существу ветхозаветной религии дается в Послании к Евреям.
«Дух Святый показывает, что еще не открыт путь во святилище, доколе стоит прежняя скиния. Она есть образ настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы, не могущие сделать в совести совершенным приносящего, и которые с яствами и питиями, и различными омовениями и обрядами, относящимися до плоти, установлены были только до времени исправления»
(Евр. 9; 8-10).
«Закон, имея Тень будущих благ, а не самый образ вещей… никогда не может сделать совершенными приходящих»
(Евр. 10, 1).
«Ибо, если бы первый завет был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому. Но пророк, укоряя их, говорит: вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет… Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению»
(Евр. 8; 7, 8, 13).
Чем объясняется несовершенство богооткровенной религии Ветхого Завета?
Во-первых, тем, что этот Завет носил преобразовательный и временный характер, подготовительный к пришествию Христа. Он был лишь тенью будущих благ, но не самим образом вещей.
Во-вторых, это несовершенство объясняется тем, что все ветхозаветные нравственные и обрядовые установления были этнически ограниченными, они предназначались не всему человечеству, но, в основном, одному племени, избранному для исполнения конкретного дела, и, следовательно, давались исходя из его духовного уровня, нравственных особенностей, интеллектуальных возможностей и т. д. Господь объяснил, почему такой несовершенный закон был дан Израилю, когда отвечал на вопрос фарисеев, «позволительно ли разводиться мужу с женою?» Иисус сказал им в ответ:
«По жестокосердию вашему он (Моисей) написал вам сию заповедь»
(Мк. 10; 2, 5). В те времена, следовательно, еще невозможно было дать совершенного Откровения, «самый образ вещей» всем народам, и потому была открыта лишь «тень будущих благ» и одному народу с учетом его духовных и душевных сил.
В-третьих, ветхозаветная религия и в принципе не могла быть совершенной, поскольку совершенство неразрывно связано с самим фактом явления Бога во плоти (1 Тим. 3, 16) и осуществления Им через Жертву тайны спасения человека.
Поэтому великий знаток Писания св. Иоанн Златоуст и утверждает, что «ветхозаветное… так отстоит от новозаветного, как земля от неба» [237].
Глава X.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ МИРА
Одним из догматических положений христианской религии, ясно зафиксированном в Священном Писании, является учение о творении мира Богом:
«Вначале сотворил Бог небо и землю… И сказал Бог: да будет… И стало так… И был вечер, и было утро: день один… второй… третий… четвертый… пятый,..шестой… Так совершены все небо и земля и все воинство их»
(Быт. 1; 2, 1. Также, например, 2 Макк. 7, 28; Ис. 45, 18; Иер. 10, 12; Пс. 145, 6; Ин. 1, 3; Рим. 4, 17; Кол. 1; 16, 17; Евр. II, 3 и др.).
Христианский Символ Веры в первой же строке говорит о творении: «Верую во единого Бога… Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым».
Как воспринимает эту истину православное сознание?
Если суммировать учение Откровения, то его можно свести к следующим кратким тезисам.
1. Мир не самобытен, но явился результатом особого творческого акта Божия.
2. Мир не образован Богом из вечно существующей материи, но сотворен, то есть и сама материя, и мир в целом (космос) вызваны из небытия к бытию единственно всесильным творческим словом Божиим.
3. Творение мира было не моментальным, но постепенным, «шестидневным».
4. Наряду с миром видимым, т. е. доступным восприятию наших чувств, создан и мир невидимый, сверхчувственный.
Очевидно, что каждое из этих положений включает в себя большой комплекс богословско-философских проблем, требующих специального изучения. Здесь поэтому мы остановимся лишь на центральном вопросе: какова сущность тварного мира?
По этому вопросу существуют две главные нехристианские религиозно-философские точки зрения: дуалистическая и пантеистическая.
Наиболее простая — дуалистическая, которая рассматривает материю как субстанцию вечную, самобытную, являющуюся тем исходным материалом, из которого Бог лишь образует мир, подобно архитектору-строителю. Материя и мир с этой точки зрения субстанциальны сами по себе, и в этом смысле независимы от Бога. Даже если мир и будет разрушен, его основа — материя — неуничтожима.
Для христианства эта концепция неприемлема. Во-первых, потому, что для нее нет никаких библейских оснований. Во-вторых, она обесценивает Бога как единое высшее начало и источник бытия. К тому же эта концепция неразрывно связана с идеями метафизического и этического дуализма, окончательно выводящими ее за пределы Откровения.
Другая система мысли — пантеистическая (вариантов ее много). По этой концепции, материя и мир оказываются или единосущными Божеству (т. е. имеющими ту же самую природу, что и Бог), или вообще несуществующими (мир — это мираж; все есть Бог).
Пантеистическая точка зрения на мир, его происхождение и сущность также несовместима с христианством.
Пантеизм не, только лишает понятие о Боге высшего положительного предиката, которым наше человеческое сознание может Его наделить, — Личности, — но и само происхождение мира рассматривает как акт — необходимый в Боге, обусловленный онтологическими свойствами Его природы.
Поэтому пантеистическая мысль стремится избежать и самого понятия «творение», как предполагающего наличие безусловной свободы в Боге. Однако, как справедливо замечает по этому вопросу священник Павел Флоренский, «вопреки акосмизму Спинозы и пантеизму большинства мыслителей, из природы Бога ничего нельзя заключить о существовании мира; ибо акт миротворения, — будем ли мы его разуметь мгновенным и исторически досягаемым, или постепенным и разлитым на все историческое время, или раскрывающимся в бесконечном историческом процессе, или, наконец, предвечным, — при всем многообразии возможностей понимания непреложно должен мыслиться свободным, т. е. из Бога происходящим не с необходимостью» [238]. Это высказывание достаточно ясно формулирует одно из важных положений христианского учения, принципиально отличающее его от пантеизма, — об абсолютной духовной свободе Бога как Существа личного и совершенного.
