Уже сложив свои вещички в автобусе, стояла я снаружи, в последний, как думала, раз оглядывая величественные горы, древние монастырские строения, вдыхая густой воздух пустыни.
– Наталья, вы с нами не поедете, – услышала я голос монахини Р.
– Приказано здесь умереть? – пошутила я.
– Нет. Вам дадут проводника, и вы пойдете к отшельнице Марии, ученице старца Паисия.
– Зачем? – испугалась я.
– Как – зачем? У вас же есть проблема? С фильмом…
– Кажется, уже нет…
– Есть, есть, – улыбнулась матушка. – Вам надо с ней посоветоваться. Она, правда, говорит на английском. Ничего, поймете с Божией помощью…
– Вы меня подождете? – смутилась я.
– Зачем же нам вас ждать… До скита отшельницы километров семь. Есть договоренность с Мусой, он поселит вас на сутки в одноместном номере. А завтра сядете на такси, доедете до израильской границы. Такси восемьдесят долларов, если у вас нет, я вам дам.
– Восемьдесят долларов? – Меня словно парализовало, но не из-за денег.
Читали мы, что паломничество есть религиозный подвиг. Раньше человек оставлял свой надежный мир – дом, семью и становился «в путь шествующим» – беззащитным. А мы, паломники последних времен: приехали, покормили, поднялись, увезли. А если один остаешься, без автобуса, сразу страх берет. И никаких тебе духовных запросов. Эх, паломница! Туристка… А я-то размечталась…
– Тридцать за номер и двадцать от границы до Иерусалима доехать… Долларов сто пятьдесят всего, – продолжала арифметику наша гид. – Вытаскивайте свои вещи, пошли к Мусе.
– Только за послушание… – согласилась я с каменным сердцем.
Группа нога за ногу подтягивалась к автобусу – ведь сутки не спали. Вокруг нас организовался кружок слушающих.
– Так вот почему хитрая Наталья не пошла на гору. Силы берегла для такого дела… – сказал кто-то из наших. – Я бы сейчас не задумываясь пошел к той Марии. Везет же некоторым!
– Мне, например, – мягко перевела разговор матушка. – Такой хорошей группы еще не попадалось… Ни разу не спросили, будем ли купаться в Красном море… Первейший вопрос, когда люди на Синай едут…
– Неужели на это еще время тратить? – загалдели довольные похвалой паломницы. – Ну, народ, зачем только едут!
Монахиня Р. сопроводила меня в офис директора гостиницы, представила Мусе. Тот согласно закивал, позвал кого-то, и через минуту появился мой проводник – бедуин лет двадцати. Он переговорил с Мусой и сказал мне на русском:
– Дватцать доляр.
Мусса вручил ему ключи. Симпатичный бедуин подхватил мою сумку и потащил в новый номер. Я было рванула за ним, но Муса затормозил, пропел под Боба Марли:
– Don’t worry, be happy. – И перевел: – Не парься, буть счастливий.
Я вдруг поняла, что всё правильно, всё как надо… И ничего я «не забыла» на Синае. Господь по Своему всеблагому Промыслу открывает всё новые и новые духовные горизонты. Только благодари!
– Пойдем с группой проститься, скажите им что-нибудь ласковое, они такие уставшие, – попросила матушка.
– Что я могу сказать, если даже на гору с ними не поднялась…
– Ну, что-нибудь, – улыбнулась матушка. – Постарайтесь!
Пока шли к автобусу, она удивила новым для меня открытием. Оказывается, скит Марии-отшельницы расположен рядом с местом аскетических подвигов знаменитого Иоанна Лествичника – святого шестого века. И в его каменную пещерку-келью можно зайти, взяв у какого-то абуны (отца) Михаила ключ.
– Поторопитесь, он еще должен быть в алтаре…
В автобусе все уже сидели на своих местах. Матушка вручила мне микрофон, сорок пар глаз устремились на меня.
– Дорогие… Спасибо вам… – запинаясь, начала я. – Ваше духовное воодушевление, особенно наших дорогих бабушек и прабабушек, помогло мне в том, чтобы решиться на одиночное плавание… Без вас я бы, наверно, не смогла!
– Не надо нас хвалить! – донеслось с последних рядов. К этому присоединились другие голоса. – Не хвалите, а то возгордимся! Старцы не советуют…
– Услышав похвалу себе, вспомни свои недостатки, говорил святитель Филарет, – вдруг вспомнила я. – Знаете, в школе бывают отличники. Их сначала все хвалят, хвалят… А в жизни потом им бывает тяжело: захваливают ребят до того, что они начинают верить в свое превосходство. Нам, двоечникам в духовной жизни, почему похвалу не принимать? Двоечник радуется, когда его похвалят хотя бы за тройку! Так нормально?
– Нормально! – захлопали в автобусе. – Ждем рассказа, как вы побывали у Марии!
– Если Бог даст… Помолитесь, чтобы с пользой сходила.
– Помоги, Господи! – дружно закричала группа.
Через пять минут автобуса и след простыл.
Я вернулась в пустой кафоликон, села в стасидию… Всё равно не хочется никуда идти, пронеслось в голове, тут посижу… Но через несколько минут появился служитель, который стал делать знаки, что храм закрывается.
– Абуна Михаил, где? – спросила я. – Абуна Михаил…
Служитель махнул рукой непонятно куда, но уточнил:
– Абуна Михаил алтар…
– В алтаре?
– Алтар, алтар… – повторил он.
– Спасибо, спасибо…
Наверно, абуна услышал наш разговор и сам вышел навстречу. Я сложила руки для благословения:
– Евлогитэ´! – робко, впервые произнесла я греческое «благословите» с неправильным ударением.
Священник в облачении с улыбкой благословил и повернулся, чтобы уйти.
– Простите! Евлогитэ´… Ключ от кельи Иоанна Лествичника можно?
Абуна не понимал. Не зная, как назвать преподобного по-гречески, я стала изображать, будто карабкаюсь по лестнице:
– Джон, Джон… Уou understand? Понимаете? Джон Лествичник. Give me the key, – мои эмоции били через край, но слов не хватало.
– О! John Climacus, ωάννης της Κλίµακος… – наконец понял абуна. В моем бедном мозгу два раза кликнуло Климакус. – Паспорт.
– Паспорт? Зачем? А… Конечно… – вынув из сумки, передала священнику паспорт.
Через некоторое время абуна вручил мне вынесенные из алтаря старинные ключи весом килограмма полтора. Проводник-бедуин по имени Калаб ждал за воротами монастыря, откуда и началось мое новейшее паломничество. Конечно, оно не было похоже на древний, часто трагический путь пилигрима. В сумке бутылка воды, половина дороги – асфальтированная, ангажированный проводник. И при том – свобода! Это сладкое слово – свобода! На целые сутки! На Синае! Ехавшие в автобусах паломники-туристы казались мне теперь точно сидящими в клетке.
Хорошо, что я споткнулась о камень, в кровь сбив палец, не то вознеслась бы от восторгов на небо и разбилась бы. А так – только прихрамывала.
Перекидываясь несложными русскими предложениями с Калабом, мы добрались до бедуинского поселка на равнине, где раньше был стан ветхозаветных евреев, а теперь жила обслуга монастыря. Я предполагала увидеть экзотику: палатки, рядом с которыми загоны для скота, кипящие котлы, чумазые дети. Но несколько улиц сплошь состояли из домов простейшей архитектуры: камень на камень, кирпич на кирпич, но с водопроводом и балконами, увитыми цветущими лианами, на крышах – тарелки антенн. А вокруг – горы… горы… горы… Ночью бывает очень холодно, днем невыносимо жарко. Интересно, как бедные бедуины выдерживают это однообразие? Калаб вдруг ответил на мой внутренний вопрос, не чудо ли?
– Бедуинчики не любят ехать из Синая – там скучьно…
Вероятно, завидев нас из амбразур-окошек, несколько мужчин один за другим выходили на балконы, на улицу, приветствуя и приглашая в дом. Калаб, вероятно, отвечал, что мы торопимся, тогда нам делали приглашение зайти на обратном пути. Из одного дома вышла женщина, оказалось, мать моего проводника. Переговорив, она вынесла из дома какой-то пластырь и наклеила на мой палец. Часто-часто замахала руками, когда я предложила ей деньги.
– Нет, нет… Гость, нельзя, после будем чай-кофе… – перевел ее жест Калаб.
Зашли мы в бедуинскую лавку, тут была беда: продавался батат, зеленый перец и какие-то в фантиках фундыки-мундыки, как говорила Анна Вячеславна, то есть сладкая дребедень. Небогато. Батат – тоже сладкий, может, у Марии диабет, а перец – он и на Синае перец. Только очень большой. Я купила восемь перцев, которые потянули почти на три килограмма, и почувствовала себя ученицей, направляющейся к настоящей амме, то есть матери-пустыннице. И страшно вдруг стало – что-то она скажет, ведь, наверно, прозорливая. Мария, как сказала монахиня Р., может к посетителю вообще из своего домика не выйти. А если она не выйдет… значит… Что значит? И залепили голову всякие мысли-страшилки. И как я буду объяснять отшельнице свою проблему на английском, когда по-русски сказать быстро трудно. Зачем только поддалась на уговоры матушки Р. Сейчас сидела бы себе спокойно в автобусе, уже к границе подъезжала бы… Но вспомнила, что внезапную смуту в душе сеет бес. Как с ним бороться? Иисусовой молитвой. Но лучше смириться с обстоятельствами и просить у Бога помощи. Господи, приму от Марии всё, что она скажет и сделает, и если ничего не скажет и не сделает – тоже приму. Помоги, Господи, успокоиться.
