В 538 г. Вавилон пал под ударами персов. Для пленных иудеев пробил час освобождения. С позволения Кира большая часть их смогла вернуться на родину. В Иерусалиме началось строительство Второго храма, которое, однако, затянулось на многие годы. Экономическое, политическое и моральное состояние послепленной иудейской общины было крайне тяжелым. Народ страдал от разрухи и неурожаев (Агг. 1:6, 10–11; 2:17), от притеснений собственной знати, ростовщиков и непомерно усилившегося жречества и вдобавок от гнета персидских завоевателей. Иудея потеряла остатки независимости и превратилась в персидское наместничество. А ведь пророки Яхве уверяли, что Израиль великими страданиями уже с лихвой искупил свои прежние грехи! Где же было обещанное ими царство правды и свободы? Яхве явно не выполнил обещаний, которые дал своему народу. По-прежнему страна полна несправедливости, злодей торжествует, бедняк угнетен, невинный стонет и никто не приходит на помощь все как было! Именно потому, что религия Яхве была естественно выросшей национальной религией, социальный и политический кризис, который переживал еврейский народ, должен был сопровождаться кризисом религиозным.
Разочарование рождало пессимизм и религиозный скептицизм. Свидетельства этому рассыпаны повсеместно в послепленнои литературе. По сообщению Иеремии, еще накануне плена многие верили в то, что Яхве не даст в обиду свою страну и свой народ, свой храм и свой Закон, и бесконечно повторяли: "…здесь храм Яхве", "…Закон Яхве у нас" (Иер. 7:4; 8:8). Автор же относящейся к послепленному периоду Книги Малахии негодует на тех, кто открыто заявляет: "Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его?" (Мал. 3:14). Автор гневно упрекает этих недовольных: "Вы прогневляете Яхве словами вашими и говорите: "Чем прогневляем мы Его?" Тем, что говорите: "Всякий, делающий зло, хорош пред очами Яхве, и к таким Он благоволит", или: "Где Бог правосудия?" (Мал. 2:17).
Сомнения одолевали даже тех, кто искренне хотел верить. По-видимому, примерно к этой эпохе относится известный псалом 73 (в СП-72)[11]. Конечно, вряд представляет переживания какого-то конкретного человека. Скорее, это общая схема. Однако нарисованный с удивительным мастерством и психологизмом образ человека, борющегося со своими сомнениями, кажется безусловно типическим для своего времени. Верующий видит вокруг себя процветание нечестивых: "На работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам", они "благоденствуют в веке сем, умножают богатство", им "нет страданий до смерти их, и крепки силы их". Эти люди дерзко издеваются над всем, что свято, и даже над самим богом: "Поднимают к небесам уста свои, и язык их расхаживает по земле". И они говорят: "Как узнает Бог? и есть ли ведение у Вышнего?" И вот к человеку приходит страшная мысль: не тщетна ли вся его вера? Есть ли вообще смысл в благочестии? "(И я сказал:) так не напрасно ли я очищал сердце мое и омывал в невинности руки мои… И думал я, как бы уразуметь это, но это трудно было в глазах моих… кипело сердце мое, и терзалась внутренность моя". Конечно, в псалме эти мучительные сомнения в конце концов преодолены. Но как? От лица верующего автор псалма уверяет, что он терзался мыслями, доколе не вошел в "святилище божие". И тогда ему открылась истина. Неправда, что нечестивые остаются без наказания. На скользкие пути их ставит Яхве и низвергает их в пропасти, уничтожает мечты их и приводит их к разорению, истребляет всякого отступника, а к чистым сердцем проявляет благость (Пс. 72: 4-28). Конечно, это "открытие" противоречило жизненной практике. Недействительный вывод, который предлагает автор псалма, состоит как раз в том, что человек должен подавлять в себе всякие сомнения относительно божества — это единственный путь обрести душевный покой. Счастье и душевный мир может принести только детская вера, не знающая никаких сомнений, не задающая никаких вопросов. Сходные мысли внушает своему читателю и автор псалма 36. "Не ревнуй успевающему в пути своем, — успокаивает он возмущающегося праведника, — потому что "делающие зло истребятся, уповающие же на Яхве наследуют землю" (Пс. 36:7, 8). Однако далеко не все сомневающиеся могли и хотели поверить в это.
Заметим одно очень важное обстоятельство. Ни в одной из названных пророческих книг и ни в одном из приведенных псалмов нет ссылки на воздаяние после смерти. Награда от бога праведному и возмездие злодею во всех случаях ожидаются только на земле, прижизненно. Представления древних евреев о посмертной участи человека в общем напоминали гомеровские. Умершие, вернее, их тени попадают в вечно темное подземное царство мертвых — Шеол, где ведут призрачное существование. Они не знают ни адских мук, ни райского блаженства, все в одинаково незавидном положении. Еще автор Книги Екклезиаста (III в. до н. э.) пессимистически утверждал, что "участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом" (Еккл. 3:19). Вера в загробное воздаяние и воскресение мертвых, по-видимому, получила у евреев распространение не раньше II в. до н. э. Автор Книги Даниила (ок. 165 г. до н. э.) уже твердо верит, во всяком случае, стремится укрепить в своих читателях веру в то, что праведники после смерти воскреснут и получат награду за свою преданность религии Яхве; злодеи и нечестивцы тоже воскреснут, но этих ждет суровая участь: "Многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление" (Дан. 12:2).
Из Библии же мы узнаем, каково было содержание целого ряда "крамольных" вопросов, которыми древнееврейские маловеры и скептики особенно досаждали Яхве и его защитникам. Одни спрашивали: "Есть ли ведение у Яхве?" (Пс. 72:11) и "Где Бог правосудия?" (Мал. 2:17), другие прямо заявляли: "Неправ путь Яхве!" (Иез. 18:29); некоторые пренебрежительно говорили: "Забыл Бог, закрыл лице Свое, не увидит никогда" (Пс. 9: 32), другие с вызовом обращались прямо к Яхве: "Ты не взыщешь!" (Пс. 9:34). Высказывались сомнения и в важнейших атрибутах Яхве — справедливости, всеведении, всемогуществе или вообще отрицались божественное вмешательство в человеческие дела и даже существование самого бога: "В над-мении своем нечестивый пренебрегает Яхве: "не взыщет"; во всех помыслах его: "нет Бога!" (Пс. 9:25). Благочестивые сочинители псалмов, как и автор Книги Малахии, естественно, связывали нечестивость со злодейством: отрицает бога тот, кто "сидит в засаде за двором, в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным" (Пс. 9:29), и обещали, что "не навсегда забыт будет нищий, и надежда бедных не до конца погибнет" (Пс. 9:19), невинные и праведные будут вознесены и вознаграждены, а злодеев бог рано или поздно покарает. Но были люди, в глазах которых эта официальная доктрина иудаизма основательно скомпрометировала себя, и конечно же религиозный скептицизм отнюдь не был привилегией богатых насильников. Злодей наслаждается всеми благами жизни и в почете умирает, не понеся никакого наказания за грехи, в то время как невинный и праведный живет в бедности и страданиях до самой кончины своей, и нет ему награды. Нет в мире справедливости и правосудия, а если так, то нет в нем и высшего судьи — вот к какому выводу толкала древних вольнодумцев сама действительность. Понятно, что такое свободомыслие могло быть уделом лишь немногих философски настроенных умов.
Можно представить себе, что между ортодоксами и "вольнодумцами" происходили ожесточенные споры. Последние, может быть, собирались вместе, обсуждали волно вавшие их проблемы — не случайно автор псалма 1 восхваляет мужа, который не принимает участия в подобных "советах нечестивых" и "собраниях богохульников[12]". И наконец, можно думать, что эти древнееврейские свободомыслящие излагали свои идеи не только устно, но и в письменных сочинениях. В этих условиях и ортодоксальная теология, очевидно, должна была как-то перевооружиться, выработать новую теодицею Яхве. Теперь бог должен был оправдаться не только перед коллективом — народом Израиля в целом, но и перед отдельным человеком, живущим в мире, сотворенном богом, управляемом божественным промыслом и недовольством этим управлением и самим богом. Что собой представляла теодицея послепленного иудаизма, мы можем узнать из Книги Иова.
Содержание и композиция Книги Иова
В нынешнем своем виде Книга Иова явственно делится на три составные части: пролог (главы 1–2), основная часть (главы 3-42:1–6) и эпилог (42:6-17).
Книга начинается эпически-повествовательно: "Был человек в стране Уц[13], Иов — имя его. И был человек этот непорочен, и справедлив, и богобоязнен, и далек от зла" (1:1).
Охарактеризовав таким образом своего героя как совершенного праведника, автор сообщает, что бог за это наделил Иова большим богатством и детьми, множеством скота и рабов, и "…был человек тот велик более всех-сынов Востока" (1:3).
