Затем в девятом и в десятом стихах мы встречаем, хоть и выраженную в разных формулах, идею единого человеческого и божественного существования, Дити и Адити, при этом последнее дает основание, управляет и наполняет собою первое. «Истину, управляемую Истиной, я жажду (т. е. человеческую – божественной), вместе неготовый продукт Коровы и ее готовый медовый продукт (вновь несовершенные человеческие и совершенные, благодатные божественные плоды универсального сознания и бытия); она (корова), будучи черной (темное, разделенное существование, Дити), напитывается сияющими водами основания, водами соединенных потоков (jāmaryeṇa payasā). Благодаря Истине Агни, Бык, Муж, окропленный водой ее планов, не дрогнув, располагает все по порядку, утверждая ширь (широкое пространство или проявление); пестрый Бык выдаивает чистое сияющее вымя». Символическое противопоставление сияющей светлой чистоты Единого, кто есть источник, обитель, основа сущего, и многоцветной пестроты Жизни, проявленной в тройственном мире, довольно часто встречается в Веде; поэтому этот образ пестрого Быка и чистого сияющего вымени, или источника вод, лишь повторяет, подобно другим образам, идею множественных проявлений человеческой жизни, которые становятся очищенными, сгармонизированными в своих действиях, когда питаются водами Истины и Бесконечности.
И наконец риши объединяет эти два образа – что мы так часто встречаем в гимнах – лучезарных Коров и Вод. «Благодаря Истине Ангирасы взломали и раскололи скалу и пришли к единству с Коровами; человеческие души, они обрели свое пристанище в благодатной Заре, Свар стал проявлен, когда родился Агни. Благодаря Истине божественные бессмертные воды, не знающие препятствий, с их медовыми струями, о Агни, словно конь, безудержно несущийся вперед, устремились в вечном потоке» (стихи 11, 12). По сути, эти четыре стиха предназначены показать предварительные условия для великого достижения Бессмертия. Они есть символы главного Мифа, мифа Поэтов-мистиков, в котором они сокрыли свой высочайший духовный опыт от непосвященных и, к прискорбию, весьма успешно даже от своих потомков. О том, что это были тайные символы, образы, предназначенные явить истину, которую они столь оберегали, но только для посвященного, обладающего знанием и видением, говорит нам сам Вамадева очень простым и выразительным языком в заключительном стихе этого же гимна: «Все это тайные слова, что я изрек тебе, знающему, о Агни, о Устроитель, слова, что направляют, слова провидческого знания, что являют свой смысл видящему, – я выразил их, озаренный в своих речах и мыслях», etā viśvā viduṣe tubhyaṁ vedho nīthāni agne niṇyā vacāṁsi; nivacanā kavaye kāvyāni, aśaṁsiṣaṁ matibhir vipra uktaiḥ (IV.3.16). Тайные слова, воистину хранившие свою тайну, ускользнули от понимания жрецов, сторонников ритуала, ученых-грамматистов, пандитов, историков, мифологов, для кого они оставались лишь темными или непостижимыми изречениями, далекими от того, чем они являлись для наших великих древних праотцев и их озаренных потомков, niṇyā vacāṁsi nīthāni nivacanā kāvyāni.
Остаются две постоянные составляющие легенды об Ангирасах, в отношении которых мы нуждаемся в дополнительных прояснениях, чтобы полностью овладеть ведийской концепцией Истины и понять, что скрывалось за идеей открытия нашими Праотцами сияний Зари; нам предстоит установить сущность Сарамы и точные функции пани – решить эти две очень тесно связанные друг с другом проблемы истолкования Веды. Совершенно очевидно, что Сарама представляет собой некую силу или энергию Света и, вероятно, Зари; ибо однажды установив, что противоборство, с одной стороны, Индры и первых арийских провидцев и, с другой, сыновей пещеры Тьмы – это не странное преломление истории древней Индии, а символическая борьба между силами Света и Тьмы, мы понимаем, что Сарама, которая первая отыскивает сияющие стада, открывает как путь, так и тайное укрытие в скале, должна являться предшественицей рассвета Истины в человеческом разуме. А если мы спросим себя, какая из сил или способностей нашего сознания может проложить путь к истине, выявить из тьмы непознанного внутри нас сокрытый там свет, то тотчас возникнет мысль об интуиции. Ибо Сарама – это не Сарасвати, не вдохновение, хоть их имена и созвучны. Сарасвати изливает полноводный поток знания, она являет собой – или пробуждает – великий поток вод, maho arṇaḥ, и изобильно озаряет все мысли, viśvā dhiyo vi rājati. Сарасвати владеет потоком Истины и его же олицетворяет; а Сарама – это путешественница и искательница на своем пути, которая сама ничем не владеет, а скорее, находит то, что было утрачено. Кроме того, она не есть безграничное слово откровения, Наставница человека, подобно богине Иле; ибо, даже обнаружив то, что искала, она не обретает его, а лишь передает об этом провидцам и их божественным соратникам, которым еще предстоит сразиться за найденный свет.
Посмотрим, однако, что говорится о Сараме в самой Веде. В гимне I.104 есть стих (5), в котором ее имя хоть и не упоминается – да и гимн этот посвящен другой теме, не Ангирасам или пани, – тем не менее с достаточной точностью обрисовывается роль, отводимая Сараме в Веде: «Когда эта сила, что ведет по пути, проявилась, знающая, она направилась к месту, что есть словно бы дом для дасью», prati yat syā nīthā adarśi dasyor oko na acchā sadanaṁ jānatī gāt. Здесь отмечены две существенные характеристики Сарамы: вначале приходит к ней знание, прежде чем появляется видение, оно возникает инстинктивно при малейшем побуждении, и с его помощью она ведет или направляет все остальные способности и божественные силы, которые задействованы в поиске. И она же приводит их к этому месту, sadanam, к дому Сил разрушения, что находится на другом полюсе сущестования, противоположном тому месту, где находится обитель Истины, sadanam ṛtasya, она проникает в пещеру или тайное укрытие тьмы, guhāyām, тогда как обитель богов располагается в пещере или тайном убежище света. Иными словами, Сарама есть сила или энергия, нисходящая из плана сверхсознательной Истины, которая ведет нас к свету, что сокрыт в глубинах нашего существа, в сферах подсознания. Все эти характеристики очень точно применимы к интуиции.
Имя Сарамы упоминается лишь в нескольких гимнах Веды и неизменно в тех отрывках, где говорится о свершении Ангирасов или завоевании навысших планов существования. Среди этих гимнов наиболее важный принадлежит риши Атри, к которому нам уже приходилось обращаться при исследовании вопроса о Навагвах и Дашагвах (V.45). В первых трех стихах изложена суть великого достижения: «Силой слова расколов скалу неба, он отыскал их, и вот тогда сияния приближающейся Зари вышли на свет; он открыл находящихся в загоне, Свар взошел; бог распахнул врата человеческие. Солнце всецело достигло силу и блеска; Мать Коров (Заря), знающая, вышла из простора; реки стали бурными потоками, что пробивают (себе русло), утвердилось небо, как хорошо установленный жертвенный столб. Пред этим словом вышло на свет то, что скрывалось в недрах горы, ради наивысшего рождения Великих (рек или – менее вероятно – зорь); гора разверзлась, небо стало совершенным (или – достигло своей цели); они расположились (на земле) и распределили простор». Именно об Индре и Ангирасах говорит нам риши, о чем свидетельствует и весь гимн в целом, и выражения, использованные в этом отрывке; ибо здесь мы встречаем обычные формулы легенды об Ангирасах и точные выражения, постоянно используемые в гимнах, посвященных освобождению Зари, Коров и Солнца. Нам уже известно, что они означают. Гора нашего уже образованного трехчастного существования, которая вершиной касается неба, расколота на части Индрой, и сокрытые там озарения выходят из тьмы; Свар, высшее небо сверхсознания, стал проявлен, когда сияющие стада устремились ввысь. Солнце Истины широко излучает всю силу и великолепие своего света; внутреннее Озарение восходит из лучезарной широты, неся полноту знания, – jānatī gāt, это же выражение используется для описания той силы, что приводит к дому дасью в гимне I.104.5 и Сарамы в гимне III.31.6; реки Истины, олицетворяющие поток ее бытия и ее движение (ṛtasya preṣā), нисходят бурными струями, пробивая здесь себе русло; небо, ментальное бытие, становится совершенным и обретает прочность, как хорошо установленный жертвенный столб, дабы поддерживать безбрежную Истину высшей или бессмертной жизни, ставшей теперь проявленной, а простор той Истины находит себе прибежище здесь, в физическом бытии. Освобождение содержимого недр горы, parvatasya garbhaḥ, озарений, составляющих семиглавую мысль, ṛtasya dhītiḥ, которые выходят на призыв вдохновенного слова, ведет к наивысшему рождению семи великих рек, что составляют субстанцию Истины, приведенную в движение, ṛtasya preṣā.
