Вот почему эмираты Европы – это страны рабов. И арабское ас-сакалиба, и латинское sclavus означает «раб». Гардизи свидетельствовал, что в странах ислама «находится много людей ас-сакалиба, которые служат [как рабы] им, пока не избавятся от зависимости». Ал-Куфи в это понятие включал всех неверных Восточной Европы. Ал-Хорезми писал: «Германия, она же страна сакалиба». Мас'уди причислял к сакалиба «намчин» (немцев) и «турок» (венгров), а тех рабов, которых привозили из Русии, Мас'уди называл «валинана» (волыняне).
Поистине, те, кто знает дело, иронично относят ас-сакалиба к потомкам не Иафета, как следовало бы, а Ханаана, проклятого отцом, потомство которого было предано в рабство потомству его дядьев, Сима и Иафета. «Ной ... сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих. Потом сказал: благословен Господь Бог Симов; Ханаан же будет рабом ему; да распространит бог Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему» . «...Они-то и называются Склави, а иные говорят, что они от сыновей Ханаана», – свидетельствует книга Иосиппион. Вениамин Тудельский в XII веке замечал, возможно, комментируя именно этот текст: «И зовут их евреи потомками Ханаана, ибо люди страны той продают сыновей и дочерей своих всем»...
Когда я вспоминаю, что Бог справедлив, я содрогаюсь от страха за мою родину.
Т.Джефферсон
Занятия по шариатскому праву вел молодой теолог и теософ, гази Мевла Хайдар Аджеми . Он никогда не собирал всех офицеров; он говорил: «мне не нужны решения на основе иджма «. Утром на разводе он указывал пальцем на любого из них: «Сегодня я буду говорить с тобой», – и это значило, что в тот день офицер освобождался от других дел и занятий. Хайдар-баба весьма ценил знание хадисов, но только если они к месту приводились в разговоре. Он неподражаемо владел искусством беседы и умел специально создать в разговоре такую ситуацию, чтобы, вспомнив в этот момент нужный хадис, можно было блеснуть остроумием. Хайдар-баба сам подбрасывал мяч на ногу собеседнику. Но если тот молчал, надолго замолкал и Хайдар-баба, поджав губы, склонив голову и исподлобья глядя на невежду. Лишь когда тот каялся в своем невежестве, Хайдар-баба сквозь зубы выцеживал нужный хадис и в этот день терял всякий интерес к собеседнику: он отпускал его, шел на плац или в фехтовальный зал и отыскивал себе новую «жертву».
– Ни я, ни вы не мудрецы, – говорил он. – Истинно мудрый человек никого не станет учить и ни у кого не станет учиться. Я всего лишь в числе говорящих, вы в числе слушающих, но нет в моих словах лжи.
Вашими настольными книгами должны быть «Аль-Моватта» Мелика ибн-Анаса, «Сахых» Абу-Абдаллаха Мухаммеда аль-Бухари и сборник с тем же названием его ученика, Муслима ал-Нишапури, «Сунна» Абу Дауда Сулеймана бин аль Аш ас-Сиджистани и Ахмада ибн Шуайба ан-Насаи, «Аль-Джами аль-кабир» Мохаммеда ибн Исы ат-Тирмизи, труды бен Маджата Казруни, Абу-ль-Хасана Разина аль-Абдари и имама Маджд уд-Дина Мобарака ибн-аль-Асира. Но наизусть знать сборник Бурхана Али ибн Абу Бекра аль-Маргинани или «Анвар ат-танзиль» Абдаллаха Байдави – это не заслуга. Подлинное знание вы покажете, если вам будут известны труды мухаджира Абдаллаха ибн Мас'уда или работы аль-Хатиба аль-Багдади «Об отцах, которые передавали хадисы по словам их сыновей» и «Книга сподвижников пророка, которые передавали хадисы по словам последующего поколения»...
Нормы шариата вовсе не казались ему единственным источником права – наравне с ними он ставил принцип урф и основанные на нем адаты, а султанские канун-намэ – даже выше .
– В действиях своих султан, несомненно, опирается на божественное предначертание, зафиксированное в нормах шариата; но также и на свой государственный ум! – говорил он. – Сам Абу Ханифа, основатель ханифитского толка (мазхаб), обосновал возможность использования норм обычая (урф) как одного из источников права. Порядок и материального, и духовного мира определен Аллахом и неизменен, но поддерживать этот порядок нужно каждый раз иным способом, применительно к сложившимся условиям, и находить эти многообразные способы – дело государственной власти; они-то и представляют собой содержание канун-намэ. Но, найдя мудрое государственное решение сложной коллизии, владетель должен иметь возможность воплотить его в жизнь, а для того абсолютная власть и сила должны быть в его руках. Канун-намэ, разумеется, в отличие от шариатских догм, носят временный характер, а задачей их является обеспечение социального порядка, безопасности людей и справедливости.
Он беседовал по поводу того или иного законоположения, требуя, чтобы офицер здесь же, при нем, давал тафсир на то или иное положение закона, – и далее начинал по словам разбирать этот тафсир, подчас камня на камне не оставляя от положений молодого офицера. Казалось, что он готовит из своих воспитанников не воинов, но мюдеррисов, кадиев или даже муфтиев.
После этих бесед Абдаллах обычно чувствовал себя измученным, избитым, выжатым и выброшенным. Хайдар-баба не щадил ни предрассудков, ни предубеждений. Ему нужно было, чтобы его подопечный точно знал, что стоит за каждым произносимым им словом. Но были и дни, когда Хайдар-баба оставался довольным своим подопечным, и в эти дни Абдаллах чувствовал за своей спиной прорезывающиеся крылья.
– Так называемые мудрецы, избравшие своей верой ложь, учат не бороться за правду и справедливость, пусть даже с самим Иблисом и всем его воинством, но удаляться в пустыню и часами созерцать там свой пуп, не противясь ничему и никому. Поистине, если идет война, это – всего лишь дезертиры, и какие бы слова они ни говорили при этом – это только ложь. Но ты – воин, и ты собираешься командовать воинами, посылать их на смерть. Так ответь мне: во имя чего? Не торопись с ответом, и отдай сначала должное дастархану. Отведай этой дыни, клянусь Аллахом, она стоит того!
Хайдар-баба сделал приглашающий жест, указывая на большое блюдо, стоявшее на ковре. На блюде, окруженная персиками и виноградом, возвышалась разрезанная дыня.
Когда дастархану было воздано должное, он повторил вопрос:
– Зачем и кому нужна война? Во имя чего она ведется?
Абдаллах, приготовивший для ответа нужные фразы, не затруднился:
– Во имя торжества ислама! Священная война против неверных – это еще и война за их души: озарить их светом ислама, спасти от огня джаханнама...
– Клянусь Аллахом, ты хорошо сказал. Но если дело только в этом, то зачем война? Немало наших посланников, одетых в рубища из верблюжьей шерсти, ушло за рубежи султаната, неся туда не меч, а Коран, не войну, а свет и спасение для заблудших. Отчего б и тебе не пойти этим путем?
– Того, кто приходит в рваном рубище, редко слушают!
– Но того, кто приходит с мечом, слушают еще реже! А тех, кто приходит со словом мудрости, мало слушают, но далеко слышат: они говорят с миром устами всех, кто хоть раз слышал их. Суфии словом Аллаха умеют увлекать и вести за собой людей; более того: некоторые суфии и их шейхи – авангард нашего войска в странах дар аль-харб... Они оттуда призывают нас, когда все готово для прихода войска...
– Часто сильные мира сего, убоявшись их слов, устраивают на них охоту, готовят им топор и петлю...
– Ты боишься топора?
Это было похоже на игру в конное поло, в которой, кстати, мало кто мог сравниться с Абдаллахом: мяч все время в воздухе, только успевай отмахивать его човганом .
– Я не боюсь топора, но зачем напрасные жертвы? А вторгшись всей армией в чужую страну, мы дадим возможность мудрецам говорить открыто!
– Напрасные жертвы? – иронически усмехнулся Хайдар-баба. – А может быть, мученическая жертва под топором во имя ислама обратит больше людей, чем целый завоевательный поход! Разве не так же случилось и с Исой?
Абдаллах набрал в рот воздуха для ответа, да так и остался с открытым ртом... Он упустил мяч!
Хайдар-баба тут же закрепил успех:
– Ислам – истина, так?
Абдаллах только головой кивнул.
– Так почему же, услыхав слово истины, люди не слишком-то часто становятся на ее сторону, предпочитая остаться в плену джахилийи или своих христианских заблуждений?
Абдаллах растерянно глядел на учителя.
– А я скажу больше, – добивал Абдаллаха тот. – Дервиши, ушедшие за рубеж со словом истины, часто утрачивают там его и остаются мусульманами лишь по названию! Живя многие годы плечом к плечу с неверными, они часто вынуждены снисходительно относиться к местным, например, христианским, культам, вплоть до того, что начинают молиться их «святым», прославившимся своими «чудесами». Святой, из гроба которого забил исцеляющий источник, чудотворные мощи, – все это понятнее простолюдину, готовому поверить в любые чудеса, чем недостижимый и далекий для них Аллах. И шейхи тамошних орденов, в стремлении привлечь к себе больше сердец, начинают утверждать, что культ святых придает исламу новый блеск!
