Меня в этом контексте больше всего интересуют именно предустановки. Передо мной лежит письмо от одной леди, которая считает, что я знаю все о прошлом, настоящем и будущем, и стремится встретиться со мной, чтобы обсудить свои проблемы. Поскольку длительный опыт — отнюдь не предвидение — говорит мне, что пользы от такой встречи не будет ни для нее, ни для меня, я несколько раз в письменной форме отклонил оказанную мне честь. Но она продолжает настаивать.
Что поражает в этой леди — равно как и в сотнях других людей, следующих подобному образцу поведения, — так это то, что она наотрез отказывается принимать утверждения «человека, который знает все». В последний раз на ее письмо я, возможно, безрассудно ответил: «Поскольку я знаю все, то знаю, что наша встреча не пойдет вам на пользу».
Никогда нельзя недооценивать изобретательность искателей внимания. Ее ответ гласил: «Я знаю, что вы знаете все. Но я также знаю, что ваш отказ со мной встретиться — это только проверка моей преданности».
Когда искатели внимания начали осаждать мой дом, звонить в дверь, притворяясь газовщиками, выкрикивая, что лучше бы мне встретиться с ними, а то мне несдобровать, я обратился к начальнику местного полицейского участка.
В моей голове пронеслась мысль: «А не подумает ли он, что я прибегаю к своего рода трюкам и искусно придумываю истории, чтобы, если действительно обиженный человек призовет меня к ответу, я мог тотчас обратиться к полиции за помощью?» Предвидение ничего не говорило мне об этом. Поэтому я пошел к нему безо всяких предположений.
Я поведал ему свою историю, и он печально посмотрел на меня:
«Да, сэр, все, что я хочу сказать вам — так это то, что предпочел бы вашу работу своей. Двадцать человек за три месяца? Ну и что, у меня в участке было больше народу за одно утро. А доктор, что напротив, говорит, что редко когда кто-нибудь из пришедших за помощью или позвонивших действительно болен. Всем им нужно внимание, и все…»
Пожалуй, хорошо, что я сам, кажется, не нуждаюсь в неотложном внимании и не думаю, что все эти посетители пришли ко мне потому, что я очень значительный человек или что-то вроде того…
В.: Как можно развить телепатические способности? Как читают мысли и предвидят будущее?
О.: Суфиям прекрасно известно, что является необходимым для этого. Вопрос не в том, как это делать, а в том, способен ли данный человек сделать подобное.
Человеческое существо уже чувствительно к тем вещам, о которых вы спрашиваете. Сказать, что кто-то «развивает способности», — это все равно, что утверждать, будто Солнце вращается вокруг Земли: это лишь иллюзия.
Дело в том, что эмоциональное напряжение, включая и то, которое порождается желанием чего-либо, препятствует действию таких способностей.
В.: Тогда почему столь часто сообщается, что люди обретают паранормальное видение в момент эмоционального напряжения, а «беспристрастные» ученые не получают результатов?
О.: Во время эмоционального напряжения у людей никогда не бывает паранормального видения. В подобных обстоятельствах человек может обрести данную способность только тогда, когда его эмоциональное состояние истощается и он выходит за границы собственных эмоций. В этот момент, при временном отсутствии желания, у него и возникают проблески восприятия. Что же касается ученых, то они получают незначительные результаты или вовсе не получают таковых именно потому, что не «беспристрастны», — они хотят получить результат. Он для них важен. Поэтому они препятствуют проявлению указанной функции у себя и у других. Участники проводимых экспериментов тоже находятся в эмоциональных состояниях, что порождает подобный эффект.
Этот процесс описан в последнем томе Masnavi Руми, где он говорит о человеческом уме как о канале с водой, на поверхности которой плавает всякий мусор, мешающий чтению мыслей. Когда канал очищен, в воде появляется отражение того, что находится вовне. «Потворство своим желаниям, — говорит Руми, — сравнимо с загрязнением воды». Подобное потворство, включающее фантазии и иллюзии, завладевает умом и мешает ему правильно работать.
Сегодня нас посетил один человек, который принес большую пачку писем.
Он объяснил, что от нечего делать поместил в нескольких газетах и журналах долгосрочную рекламу:
«Сенсационные секреты суфиев! Пишите на абонентский ящик №…»
Число откликнувшихся было огромным. Его, однако, больше всего заинтересовало то обстоятельство, что «секретов» жаждали не только многие знаменитые индуистские, еврейские, христианские и мусульманские богословы и священники, но даже те, кто провозглашал себя суфийскими мастерами и учителями. Они, кажется, тоже нуждались в обновлении собственного знания!
«Если они все пытаются учиться у меня, а я ничего не знаю, то что же знают они?..» — удивлялся этот человек.
Если спросить: «Что вы предпочтете — немного антропологии или миллион долларов?» — большинство, разумеется, выберет миллион. Конечно, сегодня социологи, и не только они, знают, что слова людей не обязательно совпадают с их намерениями, да и не найдется столько миллионов, сколько нужно для этого теста. Однако было отмечено, что на вопрос, какую газету они читают, ответ — «Тайме» дал такое количество людей, что, будь это правдой, каждый день продавалось бы несколько миллионов экземпляров данной газеты (согласно экстраполированным статистическим данным). Таким образом, можно без особого риска предположить, что большинство людей, включая самих антропологов, предпочтут антропологии миллион долларов. Те же, кто поступит наоборот, не только статистически незначимы, но, вполне возможно, ненормальны…
Почему же выбирают деньги, а не учение? Чтобы увидеть причину, мы должны вернуться в далекое прошлое, возможно с помощью антропологии, но, конечно, выходя за ее рамки, и когда мы это сделаем, нам все станет ясно.
Рассмотрим живое существо: человека, животное, птицу или пресмыкающееся. Пока оно перемещается по некоторой территории, ничем особенно не занимаясь, жизнь его скучна и однообразна. Оно, так сказать, движется на низшей передаче.
Но вот оно случайно находит источник стимулов — допустим, положительных. Это может быть пища, секс или что-либо еще, что приносит «кайф». Такое событие делает жизнь достойной того, чтобы жить. Оно делает все вокруг более приятным. Это все равно, что найти сокровище. Только что найденный фрукт кажется вкуснее, а миллион долларов означает нечто, способное создать множество приятных стимулов. Знание, изучение, антропология ничего подобного не дают.
За стадией непосредственного поиска удовольствия следует стадия, на которой начинает работать здравый смысл или знание. Здравый смысл говорит, что человеку нужно убежище. Строить убежище не очень захватывающее занятие, не такое интересное, как получить что-то приятное, найти нечто, обладающее восхитительным вкусом, запахом или видом. Здесь в ход событий вмешивается иерархия важности.
Если вы отнесетесь к европейцам или американцам как к простодушным «туземцам», они соответственно и отреагируют.
К примеру, вы можете завести с ними разговор на трудные для понимания темы или упомянуть какие-то явления предположительно высокого уровня, к которым никто не должен относиться безучастно, и они ответят вам тем же.
Но… скажите умудренному интеллектуалу, что вы собираетесь написать его имя арабскими буквами, и он неизбежно в тот же миг попадет в ловушку, как если бы был африканцем или азиатом, впервые увидевшим фотографию, сделанную поляроидом.
Проводя демонстрацию подобного феномена, я заставлял многих профессоров, инженеров, ученых и бизнесменов умолкнуть и доверчиво слушать, всего лишь сказав им, что могу прочесть их характер по ладони.
Имеется еще немало свидетельств того, что люди реагируют в соответствии с тем, как вы с ними обращаетесь.
С тех пор как я стал подчеркивать, что человеку необходимо научиться различать и понимать эмоциональные приливы и отливы, чтобы управлять ими, а не наоборот, на эту тему поступило много замечаний. Люди, конечно, говорят, что поскольку ими движут эмоции, то только так и может быть. Те, кто поклоняется эмоциям, вообще воображают, что эмоции будут «испорчены», если не позволять им застичь человека врасплох. Такой подход, конечно, не мешает подобным людям при возможности использовать эмоции с расчетом…
Вот очень древняя аллегория, отражающая убеждение, что в мире все устроено определенным образом и никто не может этого изменить.
