49. Избрать благое хотение предпочтительно другим хотениям (желаниям) принадлежит человеку, а совершить избранное благое хотение принадлежит Богу. Посему человек нуждается в заступлении от Бога. По этой причине, когда появится в нас благое желание, тогда вслед за ним участим молитвы, молясь не только о заступлении, но и о том, чтоб даровано было различить, служит ли это благое желание наше к угождению Богу, или нет. Не всякое благое желание входит в сердце от Бога; от Бога входит желание, приносящее пользу. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает ему: ибо приходят и от диавола некоторые желания, имеющие подобие добрых, и считаются полезными, но не соответствуют мере человека. Диавол, умышляя сделать человеку зло, приносит желание и понуждает усильно стремиться к исполнению его, между тем как человек не достиг еще соответствующего жительства, {стр. 238} или то желание чуждо принятому человеком образу, или опять не наступило время, в которое можно б было исполнить или начать исполнение его, или для исполнения его человек недостаточен по разуму или по телу, или не способствуют к тому обстоятельства времени. Диавол всеми способами, под личиною добра, старается или смутить человека, или нанести вред его телу, или устроить тайную сеть в уме. Но мы, как я сказал, принесем учащенные и теплые молитвы о благом желании, явившемся в нас, и каждый из нас да скажет: «Господи! буди воля Твоя в совершении этого благого дела, которое я возжелал исполнить, если то угодно Твоей воле. Восхотеть добра — мне удобно, а исполнить доброе желание без дарования, ниспосылаемого Тобою, — невозможно, хотя и то и другое, и еже хотети, и еже деяти [1224] — от Тебя, чтоб не без содействия Твоей благодати решиться мне на принятие этого подвигшегося во мне желания или убояться его». Таков должен быть обычай желающему (истинного) добра: содействовать молитвою рассуждению ума, в помощь этим рассуждению и мудрости, разделяющим истину от лжи. Благое рассуждается молитвами многими, деланием и хранением, непрестанным вожделением, частыми слезами и смирением, небесным заступлением, особливо когда этому благому противодействуют помыслы гордыни: ибо они препятствуют приблизиться к нам Божией помощи. Упраздняем мы их молитвою [1225].
50. Благословенна честь Господа, отверзающего пред нами дверь, чтоб не было у нас прошений, кроме исходящих из стремления к Нему! Мы оставляем все, и душа исходит во искание единственно Его, так что нет у нее никакого попечения, которое бы ей возбраняло видение Господа. В какой мере, возлюбленные, ум оставляет попечение о всем видимом, печется и помышляет о уповаемых будущих соответственно возвышению своему над попечением о теле, в такой мере он утончевается и бывает прозрачен в молитве. В какой мере тело освобождается от уз вещества, в такой мере освобождается от них и ум. В какой мере ум освобождается от уз попечения о вещественном, в такой мере он стяжевает светлость. В какой мере он стяжевает светлость, в такой утончается и возвышается превыше помышлений века сего, запечатленного дебелостию. Тог{стр. 239}да ум достигает видения о Боге, достойного Бога, а не подобного нашему видению [1226].
Святой, смиренномудрый Исаак говорит, что видение о Боге, то есть доставляемое уму Божественною благодатию, не подобно тому видению, которое могут иметь все вообще человеки, естественно. Последнего рода видение может со справедливостию быть названо и созерцанием, и размышлением, и мечтанием, или фантазиею. Оно вполне зависит от произвола человеческого. Его часто называют вдохновением, но оно в таких случаях есть не что иное, как разгорячение. Из него написаны Ода «Бог», Гимн «Богу», различные преложения псалмов и другие такого рода сочинения стихами и прозою. Видение, доставляемое благодатию, отнюдь не есть произвольное созерцание, отнюдь не есть созерцание: это в точном смысле видение, подобное видению чувственных очей, которые видят не вследствие произвола человеческого, но вследствие своего естественного устройства, независимо от воли человеческой. Так и ум, прозрев от осенения его Божественной благодатию, начинает внезапно смотреть духовно на предметы отвлеченные и чувственные, соответственно произведенному в нем изменению и даровавшейся неожиданно, доселе не известной ему, способности, независимо от своего произволения.
51. Молитва требует обучения, чтоб долговременным пребыванием в ней ум упремудрился (молиться как должно). По нестяжании, избавляющем наши помышления от уз, молитва нуждается в долговременном пребывании в ней: ибо от продолжительного пребывания в ней ум приемлет обучение, познает способы отгонять от себя помыслы, научается многим опытом своим тому, чего не может принять от иного [1227].
52. Каждое жительство заимствует преуспеяние свое от жительства, предшествовавшего ему, и предшествовавшее жительство совершается для приобретения того, что принадлежит жительству последующему. Молитву предваряет отшельничество. И самое то отшельничество нужно для стяжания молитвы, а молитва нужна для стяжания любви Божией, потому что молитвою обретаются причины любить Бога [1228].
53. И то должно знать нам, возлюбленные, что всякая таинственная беседа, всякое благое попечение мысли о Боге, всякое Духовное поучение (размышление) принадлежит к молитве и {стр. 240} называется общим именем молитвы, упомянешь ли различные чтения, или гласные и устные славословия Бога, или печальное попечение о Господе, или поклонения тела, или стихословие псалмопения и все прочее подобное, доставляющее от обучения в нем чистую молитву, от которой рождается любовь к Богу. Любовь — от молитвы, а молитва — от пребывания в отшельничестве. В отшельничестве мы нуждаемся для того, чтоб иметь место для непрестанного поучения, наедине, о Боге. Отшельничество предваряется отречением от мира: ибо если человек сперва не отречется от мира и не освободится от всего, принадлежащего миру, то уединиться не может. Опять: отречение от мира предваряется терпением. Терпение предваряется ненавистию к миру. Ненависть к миру — страхом Божиим и вожделением Бога: ибо если сердце не устрашится геенны, то желание блаженства не приведет его к вожделению Бога и не возбудится в нем ненависть к миру. Если не возненавидит мира, то не потерпит быть вне покоя его. Если не предварит терпение во уме, то человек не возможет избрать в жительство себе места, исполненного лишений и не имеющего жителей. Если не изберет себе жизни отшельнической, то не может пребыть в молитве. Если же не пребудет в непрестанном поучении о Боге, в разнообразных помышлениях, составляющих молитву, и в разных видах обучения ей, выше нами упомянутых, то не ощутит любви [1229].
54. Любовь к Богу рождается от беседы с Ним; беседа с Ним (Богомыслие и молитвенное поучение) — от безмолвия; безмолвие — от нестяжания; нестяжание — от терпения; терпение — от ненавидения похотей; ненавидение похотей — от страха геенны и чаяния блаженств. Ненавидит же похоти тот, кто знает, какой плод бывает от них и что уготовляют они ему, какого блаженства он лишается из-за них. Таким образом, каждое жительство соединено с предшествовавшим ему и от этого предшествовавшего заимствует свое преуспеяние и возводит к иному жительству, высшему. Если одно из таковых жительств будет недостаточно само по себе, то не может состояться и узреться и то, которое ему последует [1230].
55. Не признай праздностию умножение занятия молитвою непарительною (чуждою развлечения), сосредоточенною {стр.241 } (внимательною) и продолжительною по той причине, что ты при этом уменьшил твое псалмопение. Возлюби более поклоны в молитве, нежели псалмопение. Если благопоспешится тебе молитва, то она заменяет собою правило, состоящее из молитвословий. Если во время совершения твоего молитвенного правила тебе будет дано дарование слез, то не признай наслаждение ими праздностию в отношении к твоему правилу: ибо благодать слез есть последствие полноты молитвенной [1231].
56. Всякая молитва, приносимая тобою ночью, да будет пред очами твоими важнее всех дневных деяний. Не обременяй чрева твоего, чтоб не смутилась мысль твоя, чтоб ты, когда встанешь ночью, не был возмущен парением (развлечением мыслей) и не оказался исполненным женоподобного расслабления; не только это приключается (по обременении чрева пищею), но и душа твоя соделывается помраченною, помышления твои возмущенными, и ты никак не можешь по причине омрачения сосредоточить их в псалмопение твое, теряется в тебе вкус ко всему и не чувствуешь услаждения от стихов псалмопения твоего, тогда как ум обыкновенно, при легкости и светлости мыслей, со сладостию вкушает разнообразие псалмопения. Когда благочиние ночное будет возмущено, тогда ум бывает смущен и в дневном делании, пребывает в омрачении и чтением, по обычаю, не услаждается: потому что на помышления нападает как бы буря (и не престает волновать их), хотя бы ум прибегал и к молитве и к поучению. Сладость, подаваемая подвижникам в течение дня, источается на ум чистый из света делания ночного. Каждый человек, не наученный опытами долговременного безмолвия, да не надеется постигнуть от себя (от одного уразумения своего) что-либо особенное о благах подвижничества, хотя бы он был и великим, и премудрым, и учителем, и имеющим много (других) добродетелей [1232].
