Приблизительно в 1935 г. ко мне приехал из Берлина молодой немец Евгений Францевич Ассманн. До первой войны его родители жили в России. Он родился в России и говорил по–русски, как русский. Во время войны правительство, относившееся к немцам с подозрением, сослало его семью на восток Европейской России в какую‑то болотистую местность. Мальчик Ассманн заболел там туберкулезом; благодаря своему могучему телосложению он преодолел эту болезнь, но она в значительной степени разрушила сетчатку его глаз, так что зрение его было очень слабое. В Германии он, как немец, пострадавший от войны, получил от правительства небольшой домик на окраине Берлина (Frohnau, Sen- heimer Strasse 17) и занялся своим образованием. Изучая философию и желая получить степень доктора, он обратился к профессору Берлинского университета Николаю Гартманну, советуясь о том, какую тему взять для диссертации. Гарт- манн предложил ему написать диссертацию о моем интуитивизме. Ассманн сказал, что это, вероятно, что‑нибудь несерьезное, не содержащее в себе точно выработанных философских понятий. Гартманн ответил ему, что, наоборот, мои работы отличаются большой систематичностью. Николай Августович Гартманн был прибалтийский немец; он знал русский язык в совершенстве и читал мои книги по–русски.
Когда Ассманн познакомился с моим интуитивизмом, он увлекся им и несколько раз приезжал ко мне в Прагу, чтобы пользоваться моими указаниями и разъяснениями. Он собирался написать весьма обстоятельную книгу о моей гносеологии и говорил, что можно доказать влияние моего интуитивизма на немецкую философию.
Евгений Францевич был очень привлекательный молодой человек, совмещавший в себе лучшие качества немецкого народа. Несмотря на бедствия, пережитые в России во время войны, он любил русский народ и русскую культуру. Он писал даже стихи на русском языке и печатал их на свои средства. Особенно увлекался Ассманн Достоевским. Он задумал издать сборник статей о Достоевском и предложил мне написать большую статью об отношении Достоевского к проблемам общественной жизни. Я согласился взяться за эту работу, потому что в течение многих лет, читая и перечитывая Достоевского, я записывал основные мысли его о Боге, о Христе, о ценности личности и т. п., но также и о социализме, о характере русского народа, о пережитом им «перерождении убеждений». Я начал читать литературу о Достоевском. Через полгода получилось письмо от Ассманна о судьбе сборника. Он обратился в управление по делам печати, чтобы получить разрешение на печатание сборника, но получил ответ, что печатать книгу о Достоевском не разрешается потому, что его мировоззрение не соответствует героическому идеалу немецкого народа. У меня к этому времени накопилось столько материала о Достоевском, что я решил написать книгу о всем мировоззрении его и дать ей заглавие «Достоевский и его христианское миропонимание». Таким образом я до некоторой степени исполнил совет Николая Васильевича Тесленко, который однажды сказал мне, что я должен написать книгу о ценности христианства наподобие книги Шатобриана „Le g£nie du Christianisme". Я тогда купил эту книгу Шатобриана, но, почитав ее, нашел, что она скучна, и не дочитал ее до конца. Теперь, понимая, что у меня нет достаточных знаний о христианстве в целом, я решил использовать одну из разновидностей христианства, именно понимание его таким гением, как Достоевский. Книгу эту я написал, как апологию христианства посредством понимания его Достоевским.
Дальнейшая судьба Ассманна была такова. Долго не получая от него писем и не имея ответа на свое письмо, я написал в Берлин одному русскому, вступившему со мною в переписку по религиозным вопросам. Он написал мне длинное письмо, в котором между прочим было слово „verschwun- den“. По–видимому, это значит, что Гестапо обратило внимание на русофильство Ассманна, и он «исчез». В 1958 году я узнал, что Ассманн уцелел и стал инженером. У нас восстановились дружеские отношения.
Печатание книг было для меня легким делом в России до революции. Вне России в эмиграции мне с большим трудом удавалось находить издательство. YMCA‑PRESS напечатало мою книгу «Свобода воли». Б. П. Вышеславцев советовал мне найти какое‑либо эффектное заглавие, но я не согласился, ценя простые заглавия классической философской литературы. Книга «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей» была напечатана в издательстве YMCA- PRESS, но на мои средства. «Типы мировоззрений» были напечатаны издательством «Современных Записок» благодаря Илье Исидоровичу Фондаминскому (Бунакову). Фондамин- ский был одним из «святых» русской революции, говорит о нем Ф. А. Степун в своей книге „Vergangenes und Unvergangli- ches“ (т. I, стр. 149). Он обладал широким кругозором, интересовался философиею и был человеком религиозным. Благодаря его влиянию могла быть напечатана в «Современных Записках», например, моя статья «Что не может быть создано эволюциею?». Когда он перед второю мировою войною основал издательство для печатания научных и философских трудов, он принял мою этику и собирался издать ее в начале 1940 г., но война погубила это издательство, а потом нацисты убили и самого Фондаминского. Этика моя «Условия абсолютного добра» была напечатана в YMCA- PRESS в 1949 году.
Когда была напечатана в высшей степени ценная книга от. Георгия Флоровского «Пути русского богословия», мне было предложено написать на нее рецензию для журнала «Русские записки». В этой рецензии я отметил высокие достоинства книги от. Георгия, но указал, что в своих оценках современной русской религиозной философии он слишком строг. Рецензия моя, как я узнал от отца Георгия недавно в Нью–Йорке (пишу об этом летом 1951 г.), не была напечатана. Оказывается, в Париже решено было замалчивать книгу от. Георгия ввиду его отрицательного отношения к новым течениям русской религиозной философии. Один только Бердяев поместил в «Пути» целую статью о «Путях русского богословия». В ней он едко раскритиковал крайнюю приверженность от. Георгия к традиционному содержанию богословия, однако был настолько справедлив, что признал значительность этого труда. Приятно отметить, что Бердяев, защитник свободы, не присоединился к сторонникам «Общественной цензуры», которая еще более отвратительна, чем цензура государственная.
Книгу «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция» мне удалось напечатать по подписке. Организовал эту подписку Николай Васильевич Тесленко. Собрать удалось 3000 франков. На эти деньги книгу нельзя было напечатать в Париже. YMCA‑PRESS, соединившись с дальневосточным издательством «Слово», напечатала эту книгу в Шанхае, пользуясь дешевым китайским трудом.
В 1932 г. я получил приглашение быть visiting professor’OM в летнем семестре 1933 Г. в Stanford University в городе Palo Alto в тридцати милях от Сан–Франциско. Инициатором этого приглашения был русский эмигрант Генрих Эрнестович Ланц, который читал в Станфордском университете лекции по истории русской культуры. Во главе философского отделения стоял почтенный философ Henry W. Stuart, который согласился пригласить меня. Летний семестр длится десять недель. Мне предстояло каждую неделю читать одиннадцать лекций, то есть в течение семестра сто десять лекций. Вознаграждение за этот труд полагалось 2000 долларов.
Я подготовил для летнего семестра три философских курса: Введение в философию (значительная часть моей будущей книги «Типы мировоззрений»); Органический идеал- реализм; Русская, польская и чешская религиозная философия. Текст этих лекций составил около 1400 страниц, которые я послал для перевода в Лондон Наталии Александровне Деддингтон.
Месяца за два до отъезда я получил из Соединенных Штатов письмо от профессора философии John S. MarshalPa из колледжа Альбион в штате Мичиган. Оказалось, что профессор Маршалл читал все мои книги и статьи, переведенные на английский, немецкий и французский язык, знакомит обстоятельно студентов с моею философиею и даже перевел мою статью «Воскресение во плоти». Работу эту он выполнил так: учившийся у него русский студент Винокуров переводил статью плохим английским языком, а профессор Маршалл выражал содержание этого перевода хорошим английским языком. Отвечая Маршаллу, я сообщил, что летом приеду в Соединенные Штаты. Маршалл пригласил меня заехать к нему на обратном пути в Альбион.
У М. Н. Стоюниной во всех странах света были знакомые, бывшие ученицы ее гимназии. В Нью–Йорке жила Ольга Петровна Миллер, урожденная Попова. Она была ученицею гимназии и в самом начале XX века уехала с родителями в Париж, где занималась скульптурою. Она вышла замуж за американского архитектора Джона Мюллера. Мария Николаевна написала ей о моей поездке в Америку, и Ольга Петровна, бывшая моею ученицею в восьмом классе гимназии, предложила пожить у них перед отъездом в Сан–Франциско. Таким образом все складывалось очень благоприятно для трудного дела поездки в незнакомую страну, столь отличную от европейских стран.
