Во всех поступках, словах, духовной борьбе любого христианина, но особенно монаха, благоговение имело для Старца Паисия огромное значение. Оно было тем постоянным коэффициентом, который, сочетаясь с любой другой духовной величиной, давал в итоге более высокий духовный результат.
Старец советовал монахам быть внимательными и стараться приобрести благоговение. Он говорил: «Особенно молодой монах должен весь быть одно благоговение. В этом ему поможет "Эвергетинос"[180], если эта книга будет постоянно лежать раскрытой на столе — то есть если монах будет постоянно читать эту книгу и общаться с другими благоговейными людьми». Когда один молодой монах спросил Старца, в отношении чего ему следует быть особенно внимательным, тот ответил: «В отношении благоговения и внимания к себе самому».
Когда один епископ из России спросил Старца, кого рукополагать во священники (видимо, в его епархии было много кандидатов на священство), Старец ответил: «Рукополагай благоговейных и чистых — то есть тех, кто сохранил целомудрие». Благоговейных и чистых, — а не «образованных», не «голосистых», не «общественно активных».
И в церковном пении, и в иконописании большее значение для Старца имело благоговение, и меньшее — художественный уровень пения или написанной иконы. Старец мог различить, присутствует ли в пении или в иконе благоговение. Он говорил: «Если ты будешь внимать смыслу исполняемых тобой песнопений, ты изменишься от этого сам и петь будешь с благоговением. А если ты будешь петь с благоговением, то даже если ты допустишь в пении ошибку — благоговение эту ошибку "усладит". А вот если ты внимателен только к технике пения, то есть если ты стараешься лишь не ошибиться в нотах и благоговения в твоем пении нет, то ты станешь таким же, как один мирской певчий, который пел"Благослови, душе моя, Господа", а впечатление было такое, словно кузнец бил кувалдой по наковальне. Я этого певчего услышал, когда ехал куда-то в машине. Долго слушать я его не смог, попросил водителя выключить магнитофон. Если человек поет не от сердца, то своим пением он словно выгоняет тебя из церкви. Есть один Священный Канон, который говорит о том, что за бесчинные вопли полагается епитимья, потому что такие вопли выгоняют людей из церкви».
Иконописцам Старец советовал: «Будем писать икону с благоговением, так, словно, закончив ее, мы должны отдать ее в руки Самого Христа. Нам бы понравилось, если бы нам подарили фотографию, на которой наше лицо было бы искаженным? Неправильно, если Матерь Божия изображается на иконах так Анна, для того чтобы скрыть Ее телесную красоту. Ведь в мире не было Женщины душевно и телесно прекрасней, чем Пресвятая Богородица! Как Она изменяла души людей Своей красотой!»
Об иконе Пресвятой Богородицы «Сладкое Лобзание», хранящейся в монастыре Филофей, Старец говорил, что она имеет технические несовершенства, потому что «ноги Христа на ней как клинья, однако, несмотря на это, она чудотворна и излучает великую Благодать и сладость! Может быть, это происходит потому, что Бог воздал иконописцу за его благоговение».
«К человеку благоговейному приходит Благодать Божия и красит его душу», — говорил Старец. Но с печалью он свидетельствовал о том, что сегодня люди невнимательны к благоговению. Он говорил: «Если человек не имеет благоговения, но с пренебрежением относится к Божественному, то его оставляет Божественная Благодать, над ним берет власть лукавый, и потом люди становятся бесноватыми. К человеку неблагоговейному Божественная Благодать даже не приближается. Она идет к тем, кто Ее чтит».
В пример неблагоговения Старец приводил жертву Каина, а также сыновей первосвященника Илия из Ветхого Завета. Их пренебрежение к Божественному разгневало Бога, и они были наказаны. Старец считал недостатком благоговения ставить иконы, церковные книги, антидор и вообще любую святыню на сиденье стасидии, а тем более на стул или кровать — кроме подушки.
Когда Старец давал людям в благословение иконки, он советовал класть их в нагрудный карман. Он рассказывал об одном паломнике, которому подарил крест с частичкой Животворящего Древа. У паломника вдруг искривилась шея, и Старец по Божественному просвещению понял, что это произошло по бесовскому воздействию, из-за того, что данную ему святыню этот человек положил в задний карман брюк. Если Старец видел, что люди невнимательно относятся к своей жизни [и совершают тяжелые грехи], он не советовал им носить на себе крест с частицей Животворящего Древа. Он рассказывал, что один человек стал бесноватым из-за того, что в тот день, когда причастился, плюнул в нечистое место, а еще одна женщина стала бесноваться из-за того, что вылила в унитаз святую воду. Еще он рассказывал об одном юноше, обручившемся с девушкой и после этого ходившем к колдуну. Колдун сказал ему помочиться на обручальные кольца. Юноша послушался колдуна и стал бесноватым, потому что обручальные кольца — это святыня. Старец приводил и другие примеры, желая показать, как некоторые, от отсутствия благоговения и внимания, были оставлены Божественной Благодатью и стали бесноватыми.
Старец считал неправильным, если Святых Отцов называли просто по имени: «Василий, Григорий...» Он говорил: «Даже про священника или монаха мы говорим "отец такой-то" и его самого называем "отец". А называть так неблагоговейно Святых Отцов!..»
Старец не хотел, чтобы в жертву Богу приносился нечистый воск или парафин, любое масло, кроме оливкового, или же оливковое, но дурного качества. Он говорил: «В служение Богу надо приносить самое лучшее. А еще Ему надо приносить наши силы, нашу чистую молитву, а не усталость и зевание». Великим неблагоговением Старец считал совершение Божественной Литургии на заплесневевших просфорах, даже если плесени было совсем чуть-чуть. «Христос, — говорил он, — дает нам Свое Тело и Свою Кровь, а мы будем давать Ему заплесневелые просфоры?» Для того чтобы найти просфоры для Божественной Литургии, Старец мог пойти в монастырь, находящийся за несколько километров. Просфоры он брал за бока и старался не дотрагиваться до печати наверху просфоры.
Старец старался отблагодарить и сделать приятное Тому, Кого он любил. От своей великой любви он приносил Богу самое лучшее, что у него было. Он вел себя тонко, с духовной чуткостью и с благоговением. Этим он благоугодил Богу, Который щедро подавал ему Свою Благодать.
Согласно Священному Писанию, праведником называется тот, кто соблюдает все заповеди Божии и благоугождает Богу. То есть праведник — это святой. Праведность — отличительная черта всех угодивших Богу Святых.
Однако в современном греческом языке слово «праведный» (по-гречески «дикеос») означает «справедливый» — то есть тот, кто безукоризнен в своих отношениях с людьми. Именно этот смысл вкладывал в слово «дикеос» и Старец Паисий. Он разделял справедливость на справедливость человеческую, когда кто-то справедлив к своему ближнему и не обижает его, и на справедливость Божественную, когда человек сознательно и с благодарностью претерпевает несправедливости по отношению к себе. Согласно Старцу Паисию, «Божественная справедливость состоит в том, чтобы делать то, что доставляет покой твоему ближнему», то есть предпочитать жертвовать своей волей, своим покоем, тем, на что ты имеешь право — ради того чтобы доставить покой и помочь другому. «Духовная справедливость, — выразительно говорил Старец, — состоит в том, что человек чувствует чужое бремя своим. Чем больше человек духовно преуспел, тем меньше он дает себе прав. Предположим, что мы поднимаемся с кем-то в гору и у нас обоих рюкзаки за спиной. Человек духовный, желая помочь ближнему, берет себе и его рюкзак, но по чуткости, деликатности говорит, что с двумя рюкзаками ему легче сохранить равновесие на подъеме. Весь секрет в том, чтобы поставить себя на место другого, его понять. Поступая так, мы вступаем в родство со Христом».
Старец советовал: «Выбросьте вы эту человеческую логику и человеческую правду! Проникнитесь правдой Божественной. Некоторые, даже духовные люди, сочиняют новое евангелие — не такое, как старое — и хотят, чтобы христианин "не был дурачком". Но как раз наоборот! Монах должен радоваться, когда к нему относятся несправедливо. У него нет "права" ни на что, потому что он идет вслед Онеправданного Христа. У человека мирского есть и неведение [духовных законов], есть и много прав. Если его оскорбит кто-то старший, он может подать на него в суд. А вот у монаха — как бы несправедливо к нему ни относились — никаких прав нет. У него нет прав, если его даже не просто оскорбят, но и уничижат. Бог попускает все эти оскорбления и уничижения для того, чтобы мы расплатились за какой-то из наших грехов или для того, чтобы мы отложили себе про запас [духовную] монету. Когда к нам несправедливо относятся, а мы пытаемся "докопаться до правды" и оправдать себя, то на нашем [духовном] банковском счету не остается никаких сбережений». Одновременно Старец верил, что человеку, сознательно претерпевающему несправедливости, уже в этой жизни Праведный Бог воздает духовными, а может быть, и не только духовными, но и материальными — в соответствии с состоянием человека — дарами.
