Когда произойдет эта реформа? Очевидно, тогда, когда вырастет новое поколение православных ученых — тех самых, которые получат, помимо российского, еще и заграничное образование, и при его помощи выйдут на уровень современной мировой науки. Студенты из Русской Церкви уже сейчас учатся и в Греции, и в Италии, и в Америке, и в Англии, и в Германии. Через несколько лет они начнут возвращаться в Россию. Пока таких вернувшихся единицы, и они остаются невостребованными: в духовных учебных заведениях для них не находится места. Но через какое–то время их количество будет исчисляться десятками. Тогда не считаться с ними станет уже невозможно: придется создавать для них некое пространство внутри Церкви, внутри самой системы духовного образования. Именно эти люди, — при условии, конечно, что они не будут бороться за выживание в одиночку, а объединятся, — сумеют обеспечить переход нашей богословской науки и всей системы богословского образования на качественно иной уровень.
Очень важно, чтобы как можно большее количество людей в Церкви осознало необходимость повышения образовательного уровня духовенства. Сейчас на образованных священников внутри Церкви (в особенности это характерно для монашеской среды) смотрят с подозрением — как на тех, от кого исходит потенциальная угроза Православию. На самом же деле угроза исходит как раз от невежественных, безграмотных, малообразованных пастырей. В начале 90–х годов, когда вдруг открылись священнические вакансии, их стали спешно заполнять людьми без достаточной подготовки, иногда вовсе не имеющими богословского образования. Но это было бомбой замедленного действия. Проблемы, которые сейчас возникают в церковной жизни, во многом вызваны именно отсутствием у некоторых пастырей должной подготовки и элементарных богословских знаний. В частности, участившиеся злоупотребления в духовнической практике, на которые обратил внимание Священный Синод в декабре 1998 года, издав специальное определение на эту тему, во многом являются следствием незнания некоторыми пастырями основ православного богословия и церковной истории. Глубокие знания в этих областях, несомненно, помогли бы таковым пастырям ориентироваться в сложной и опасной области духовнической практики.
Повышение качественного уровня образования в духовных школах должно сопровождаться и изменением кадровой политики, которая должна быть более продуманной, более целенаправленной. Уже на этапе приема в духовную семинарию предпочтение следует отдавать абитуриентам, которые кажутся наиболее перспективными в научном отношении (а не тем, которые обещают быть наиболее послушными и лояльными по отношению к начальству). В духовные академии должны приниматься наиболее способные, талантливые и преданные Церкви выпускники семинарий (а не только дети протоиереев или иподиаконы епископов, попадающие туда «по знакомству»). В священные степени следует рукополагать людей, которые как минимум окончили духовную семинарию, а на архиерейские кафедры возводить только лиц, имеющих высшее богословское образование. Критерий образованности, разумеется, не может здесь быть единственным: другие критерии — церковность, духовность, молитвенность, административные способности — должны также учитываться. Однако образовательный ценз установить необходимо. Во многих Церквах Запада священником не может стать человек, не имеющий ученой степени бакалавра богословия, а епископом — не имеющий докторской степени. У нас же иные епископы, уже находясь на кафедре, продолжают заочно обучаться в духовной школе.
Предвижу возражение со стороны тех, кто считает образование ненужным для священнического служения: «В древней Церкви были пастыри и епископы, не умевшие читать и писать, не знавшие богословия, и при этом достигавшие подлинной святости». На это отвечу, что, во–первых, были ведь и другие епископы и пастыри, которые не только умели читать и писать, но и обладали самым блестящим для своего времени образованием (Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и др.). Во–вторых, даже те епископы и пастыри, которые не умели читать и писать, были богословами: они изучали богословие в устной форме (в те времена такой способ изучения был весьма распространенным). А в–третьих, мы живем не в IV, не в XIV и даже не в XIX веке. Мы вступаем в XXI век, в котором вряд ли найдется место невеждам и недоучкам. И тот пастырь, который хочет созидать Церковь Божию в будущем столетии, защищать ее от нападок внешних и внутренних врагов, который хочет спасать не только себя, но и других людей (а именно в этом — задача пастыря), и не только невежественных и безграмотных, но и интеллигентных и образованных, обязан сам быть образованным. Он обязан полностью владеть сокровищницей православного богословия. В наше время — так же как и во все времена — пастырь Церкви не может не быть богословом.
Когда духовные школы превратятся в подлинные центры научно–богословского творчества, когда профессорские кафедры займут богословы нового поколения и более высокого научного уровня, когда на архиерейские и священнические должности будут возводиться высокообразованные, просвещенные лица, тогда можно будет говорить не только о возрождении богословской науки в Русской Православной Церкви, но и о подлинном возрождении самой Церкви.
8. Роль Богословской комиссии
Хотелось бы коснуться еще одного более частного и конкретного вопроса. Какова может быть роль Синодальной Богословской комиссии в деле возрождения отечественной богословской науки?
Мне представляется, что сегодня потенциал Богословской комиссии далеко не исчерпан. В течение последних лет комиссия главным образом занимается обсуждением документов по межхристианской тематике, в частности, соглашениями между Православными и Восточными Православными (дохалкидонскими) Церквами, некоторыми документами Всемирного Совета Церквей («Общее понимание и видение») и т. д. При всей важности этих тем, они все же являются навязанными Русской Церкви извне (в особенности это относится к тематике документов Всемирного Совета Церквей), тогда как нерешенными остаются многие вопросы, которые ставила и продолжает ставить сама действительность нашей Церкви, вопросы, вырастающие изнутри ее бытия.
Именно Богословская комиссия могла бы вернуться к обсуждению тех многочисленных тем, которые были поставлены Поместным Собором 1917–18 годов, но не получили должного развития из–за известных событий, повернувших курс российской истории. Именно она могла бы начать дискуссию по многим животрепещущим вопросам современной церковной действительности. Дай Бог, чтобы в XXI веке комиссия начала работу над решением задач, стоящих перед отечественным богословием, на новом уровне.
Речь идет и о задачах более частного порядка, таких как изучение упомянутого выше имяславия, не получившего в свое время должную церковную оценку, и о задачах более общего плана, как, например, создание нового «Православного катехизиса». Такой катехизис крайне необходим. Ибо старый, так называемый «филаретовский» катехизис, написан языком, на котором давно уже не говорит Православная Церковь: составленный в годы «западного пленения» русской богословской науки, он несет на себе печать своей эпохи. Сегодня необходим краткий, но емкий катехизис, который получил бы официальное одобрение высшей церковной власти и который можно было бы давать людям, вступающим на путь христианской жизни. Создание такого катехизиса могло бы стать одной из приоритетных задач Богословской комиссии и, несомненно, послужило бы делу возрождения отечественного богословия.
Разумеется, никакая Синодальная комиссия, да и вообще никакая официально назначенная группа людей, сколь бы авторитетной она ни была, не может заменить собою те научные и духовные силы, которые необходимы для возрождения отечественной богословской науки во всем ее объеме. Но Богословская комиссия может создать условия для обмена мнениями, для здоровой научно–богословской дискуссии и для богословского творчества, без которого такое возрождение невозможно.
Все сказанное выше приводит к следующим выводам:
Возрождение русской богословской науки возможно, но оно произойдет только тогда, когда появятся у нас богословы нового уровня, получившие то образование, которое наши духовные академии и семинарии пока дать не могут; когда появятся специалисты в области библеистики, патристики, церковной истории, других богословских дисциплин, а также древних и новых языков; когда родится та новая школа православных богословов, которая, сможет перенять эстафету у «парижской» и сформировать богословское видение для XXI века. Такая школа может появиться как в России, так и вне ее пределов. Хотелось бы, однако, чтобы она появилась именно в России, где сегодня есть все условия для ее возникновения.
