Во всяком случае, между понятием эго, представленным в Studien как идеациональная масса, как содержание процесса образования идей, и еще проблематичной для нас последней теорией эго, такой, какой создал ее сам Фрейд после 1920 года, существует промежуточное поле, изучением которого мы и займемся.
Каким образом появилась на свет последняя теория эго? Ее с полным основанием можно назвать пиком теоретической разработки Фрейда, чрезвычайно оригинальной и новой теорией. Тогда как Гартман приписывает ей стремление слиться с классической психологией.
И то и другое верно. Эта теория, замечает Крис, включает психоанализ в общую психологию и в то же время является беспрецедентным новшеством. Парадокс этот окажется для нас плодотворным независимо от того, займемся ли мы до каникул техническими работами или же станем изучать ту же проблему по работе Шребера.
В статье Бергмана в качестве Germinalcell, зародышевой клетки аналитического наблюдения рассматривается понятие обнаружения и восстановления утраченного прошлого. Автор ссылается на "Studien йЬег Hysteric" чтобы показать, что для Фрейда, вплоть до последних моментов его творчества, до последних выражений его мысли, на первом плане всегда оставалось понятие прошлого в самых различных его видах, а особенно — в аспекте реконструкции. Таким образом, в данной статье опыт сопротивления вовсе не рассматривается в качестве центрального.
Г-н Ипполит намекает на тот факт, что анатомические работы Фрейда могут быть рассмотрены как значительные достижения и были приняты в качестве таковых. Проводя же опыты по физиологии, он остается, как кажется, довольно равнодушным. Вот одна из причин того, почему он не уделял большого внимания открытию кокаина. Его физиологические исследования были неактивными, поскольку они не выходили за пределы терапевтических целей. Фрейд занялся использованием кокаина в качестве анальгетика, но оставил без внимания его анестезирующее действие.
Что ж, мы должны тут упомянуть об одной черте личности Фрейда. Можно, конечно, задаваться вопросом, не была ли, как сказал Z, Фрейду уготовлена лучшая участь. Но мне представляется неуместным говорить о том, что ориентация на психопатологию была для Фрейда своего рода компенсацией. Если обратиться к работам, опубликованным под заголовком "Рождение психоанализа", а также к первой из найденных рукописей, где присутствует теория психического аппарата, мы заметим, что Фрейд мыслил вполне в духе современных ему теоретических исследований механистического функционирования нервной системы — и это общепризнанно.
Стоит ли удивляться, что к этому примешиваются метафоры электрических процессов. Однако не следует забывать и о том, что именно в области нервной проводимости впервые был испытан электрический ток, когда еще никто не подозревал о его значении.
Z; — Я думаю, что с точки зрения клиника понятие сопротивления представляет собой опыт, который так или иначе все мы должны пройти почти со всеми пациентами в нашей практике — он сопротивляется, и это приводит меня в ярость.
Лакан: — Что вы имеете в виду?
Z. — Крайне неприятно, когда все время говоришь себе: пациент уже вот-вот увидит, он мог бы сам увидеть, он уже знает это, сам того не подозревая, ему стоит лишь посмотреть немного выше — но, глупец, идиот (и все прочие ругательства, которые приходят в голову), он этого не делает. Возникает лишь одно желание — принудить его силой-
Лакан: — Не увлекайтесь.
Ипполит, — Единственное, что придает умный вид аналитику, — это сопротивление, когда анализируемый смотрится из-за него идиотом. Такая позиция весьма поднимает самооценку.
Лакан: И все же ловушка контр-переноса, поскольку именно о нем идет речь, гораздо коварнее, чем то, о чем вы говорите.
Z. — Непосредственную власть над человеческими существами Фрейд заменяет на косвенную и более приемлемую власть, которую наука позволяет осуществлять над природой. Здесь мы снова встречаемся с механизмом интеллектуализации — понять природу и тем самым подчинить ее себе. Это не что иное, как классическая формула детерминизма, которая в данном случае косвенно отражает авторитарный характер Фрейда, оттеняющий всю его историю и особенно его отношения как с еретиками, так и с последователями.
Лакан: — Должен сказать, что если бы я и говорил в таком духе, то ни в коем случае не стал бы делать из этого ключ к открытию Фрейда.
Z: — Я вовсе не думаю, что это ключ, но это интересный момент, на который стоит обратить внимание. Если говорить о сопротивлении, то сверх-чувствительностъ Фрейда к сопротивлению субъекта имела отношение и к его собственномухарактеру.
Лакан: — Что позволяет вам говорить о сверхчувствительности Фрейда?
Z: — Тот факт, что именно он открыл сопротивление, а не Брейер, не Шарко, не кто-либо еще. Это удалось именно Фрейду, поскольку он более живо его чувствовал, и сумел разъяснить то, что ощущал.
Лакан: — По-вашему, тот факт, что функции сопротивления придается значение, свидетельствует об особой нетерпимости субъекта к тому, что ему сопротивляется? Но не наоборот ли именно умение быть выше этой нетерпимости, действовать иначе и далеко за ее пределами позволило Фрейду сделать из сопротивления одну из пружин его терапии, фактор, который можно объективировать, назвать и применить. Вы полагаете, что Фрейд был более авторитарен, чем Шарко? — Но ведь именно Фрейд, насколько это ему удалось, отказался от внушения, чтобы позволить субъекту интегрировать то, от чего он отделен сопротивлениями. Другими словами, вопрос стоит следующим образом: кто менее авторитарен — те, кто не распознает сопротивления, или те, кто признает его как таковое? Я скорее склоняюсь к мысли, что тот, кто в гипнотизме пытается сделать из субъекта собственный объект, своего рода вещь, сделать пациента мягким, как перчатка, чтобы придать ему желаемую форму, чтобы добиться от него желаемого, — тот гораздо более, чем Фрейд, движим жаждой доминировать, властвовать. Фрейд же, как представляется напротив, с уважением относится к тому, что обычно называют сопротивлением объекта.
Z: — Бесспорно.
Лакан: — Я думаю, что тут нужно быть крайне осторожным. Мы не можем с такой легкостью орудовать нашей техникой. Когда я говорю вам о необходимости проанализировать творчество Фрейда, то приступать к этому нужно со всей аналитической осмотрительностью. Нельзя делать из черты характера константу личности и еще менее — характеристику субъекта. В этом плане у Джонса есть очень неосторожные высказывания, но они все же менее резки, чем ваши. Полагать, что поприще Фрейда было лишь компенсацией его желания власти и даже откровенной мегаломании, чертами которых отмечены его работы, я думаю, это… Драма Фрейда в момент, когда он находит свой путь, не может быть резюмирована таким образом. Мы все же достаточно искушены в анализе, чтобы не чувствовать себя обязанными идентифицировать Фрейда, мечтающего о мировом господстве, с Фрейдом — зачинателем новой истины. Как мне представляется, речь здесь может идти лишь об общем либидо, но никак не об общем cupiao.
Ипполит: — Мне все же думается — хотя я и не согласен полностью с формулировками Z и соответствующими заключениями — что в доминировании посредством гипнотизма Шарко речь идет лишь о доминировании над существом, сведенном к объекту, об обладании существом, которое не является более себе господином. Тогда как доминирование Фрейда представляет собой победу над субъектом — существом, которое обладает к тому же самосознанием. Таким образом, в господстве, выражающемся в победе над сопротивлением, присутствует более сильная воля к власти, чем в простом упразднении этого сопротивления, — хотя отсюда и не следует заключать, что Фрейд хотел властвовать над миром.
Лакан: — Означает ли опыт Фрейда доминирование? Я всегда проявлял сдержанность в отношении многих вещей, которые в его процедурах остаются в тени. В частности, нас удивляет интервенционизм Фрейда, если сравнивать его с теми техническими принципами, которым мы придаем сегодня большое значение. Однако, вопреки сказанному Ипполитом, в этом интервенционизме нет ничего от удовлетворения одержанной победой над сознанием субъекта, чего нельзя с той же уверенностью утверждать о современных техниках, где все внимание уделяется именно сопротивлению. У Фрейда мы встречаемся с более тонким подходом, т. е. с более гуманным.
Фрейд не всегда определял то, что называют теперь интерпретацией защит (хотя это и не самое подходящее выражение). Однако в конечном счете, интерпретация содержания играет у него роль интерпретации защит.
И господин Z был вполне прав, упомянув об этом. Это то, чем данная интерпретация является для вас, Я постараюсь показать вам, какими окольными путями проявляется опасность принуждения субъекта посредством вмешательства аналитика. Эта опасность гораздо существеннее в так называемых современных техниках — как если бы речь здесь шла о шахматах, а не об анализе — нежели у Фрейда. Я не думаю, что теоретическое выдвижение понятия сопротивления может служить предлогом для формулирования в отношении Фрейда того обвинения, которое совершенно противоречит освобождающему эффекту его творчества и терапевтического воздействия.
