Глава вторая
БИБЛЕЙСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ
Существуют ли какие-нибудь преграды для понимания Слова Божья? Вероятно, кто-то допускает, что Библию может понять любой. И действительно, в зависимости от степени подготовки того или иного человека основы библейского плана спасения могут быть поняты относительно легко. Однако знакомящийся с Библией читает ее не на языке оригинала. Библия была написана на языках, непохожих на тот, которым мы пользуемся. Поэтому существует языковой барьер, и хотя на протяжении веков он был устранен, стремление перевести Библию точно и ясно сохраняется до сих пор. Мало кто знает, что за период с 1900-го по 1978 гг. появилось более ста тридцати английских переводов всей Библии или отдельных ее частей[1].
Новый Завет был написан на греческом языке в то время, когда этот язык приобрел весьма широкое употребление. Во время земной жизни Христа греческий был общим языком Средиземноморья. Ученые называют этот специфический язык греческим койне («койне» означает «общий», и, кроме того, это слово имеет дополнительные значения — «широко распространенный» и «не ограниченный регионом употребления»)[2].
Самый древний перевод еврейского Ветхого Завета на греческий язык, который был осуществлен в III — II вв. до Р. Х., общеизвестен под именем Септуагинты и назван так потому, что был сделан семьюдесятью (или семьюдесятью двумя) переводчиками. Этот греческий Ветхий Завет, написанный на греческом койне, общем языке периода эллинизма (300-й г. до 200-й г. по Р. Х.)[3] впервые дал возможность греческому миру познакомиться с Ветхим Заветом. Отныне евреи, жившие в грекоязычном мире, могли читать Писания на языке, который стал для них родным, однако, помимо них, теперь уже каждый, говорящий на греческом, где бы он ни находился, мог читать и изучать ветхозаветные Писания.
Первоначально Ветхий Завет был написан на иврите, с небольшими частями на арамейском[4]. Иврит, родной язык израильтян, является одним из семитских языков, которому присущи общие признаки этой языковой группы. Ими являются: трехбуквенное оформление корней, преобладание в корнях слов согласных звуков, колебания в формировании сложных слов, простота синтаксиса и морфологии. В отличие от таких языков, как греческий или английский, на иврите пишут справа налево.
Около сорока процентов Ветхого Завета изложено стихами, однако еврейская поэзия не рифмуется в отличие от поэзии многих индоевропейских языков, к которым принадлежит и греческий. Главной особенностью еврейской поэзии является присущий ей параллелизм. Еврейский поэт использует параллелизм мысли, выраженный в параллельных словесных парах. Следующий пример (4-й стих 10-го Псалма) — а таких примеров буквально тысячи — показывает, как именно библейский поэт использует этот параллелизм:
Господь во святом храме Своем,
Господь — на престоле в небесах.
Оформляя эту мысль в прозе библейский писатель мог бы просто сказать, что Господь пребывает на Своем престоле в Своем святом храме на небесах. Псалмопевец же, используя форму поэтического параллелизма, заставляет читателя ждать конца предложения, чтобы узнать о местоположении престола, который в храме Господнем на небесах. Непревзойденная красота еврейской поэзии очаровывала ее читателей на протяжении многих веков. Благодаря этому уникальному параллелизму (и в противоположность рифмованной поэзии западных — индоевропейских — языков) еврейскую поэзию можно переводить, не теряя ее красоты, силы и устремленности. Вдохновенные ветхозаветные писатели использовали те художественно-риторические условности, допустимые в иврите, которые давали им возможность наделить свое явленное Благовестие особой нежностью и усложненностью, которая постигается и оценивается с возрастающим почтением.
Подобно тому, как существуют различия между еврейской и греческой (западной) поэзией, существуют они и между еврейским и греческим стилем мышления. Евреи «мыслили ухом», а греки — «глазом». Еврейское мышление динамично, греческое статично[5], еврейский стиль мышления носил временной характер, греческий — пространственный[6]. Однако надо отметить, что эти противоположности часто настолько особо преувеличиваются и обобщаются, что приводят к искажениям и даже фальсификации.
Некоторые исследователи, основываясь на этих противоположностях, пытались приуменьшить значение Библии и степень ее применимости к современным образцам мышления и культуры. Они утверждают, что современная мысль и культура более высокого порядка, а библейская мысль и культура более низкого, несоотносимого с духом времени или незначительного по содержанию.
Другие считали, что вечное зерно истины можно отделить от скорлупы и шелухи обусловленных эпохой взглядов на мир или ограниченных способов мышления.
Такие идеи привели к решительному усечению библейской истины и явленного Богом благовестия. Если библейское благовествование нельзя свести к системе, созданной человеком, тогда надо решительно отбросить все попытки такого рода независимо от степени их сложности. Человек не правомочен брать на себя роль судьи по отношению к Богу или к Его уникальному откровению, явленному в Писании; спасение и истинное познание находятся только в Нем и в Писании как заповеданном Им Самим Слове Божьем.
Современная ситуация, культура и обычаи глубоко отличаются от культуры и обычаев библейских времен. В течение многих лет толкователи Библии не могли объяснить, почему до рождения Исаака наследником Авраама выступал какой-то таинственный Елиезер из Дамаска (Быт. 15:2). Теперь же на основании древних текстов, найденных в городе Нузу, стало известно, что согласно правовой норме, существовавшей во времена патриархов, собственность не отчуждалась и имела место законная практика усыновления. Бездетные супруги могли усыновить кого-либо со стороны как своего наследника; такая практика засвидетельствована примерно с 2000 — 1500 гг. до Р. Х. Однако, если впоследствии рождался первенец, приемный наследник занимал второе место[7].
Странная, на первый взгляд, история о том, как Рахиль украла «домашних богов» (идолов, teraphim) своего отца (Быт. 31:34), теперь вполне понятна на основании изложенного в текстах Нузу закона, который провозглашал, что «если такими идолами обладает муж жены, то тем самым мужу гарантируется право вступить во владение собственностью тестя»[8]. Поскольку Лаван, после того как он настиг Иакова и его домашних, не смог завладеть украденными домашними богами, он, наскоро заключив с Иаковом союз, который обязывал обоих не пересекать условленную границу, сохранил тем самым за своими сыновьями право наследования (Быт. 31:48 — 54).
Обвинение в том, что Израиль продал бедного «за пару сандалий» (Ам. 2:6), дает нам еще один пример обычая, отличного от наших. На древнем Ближнем Востоке люди становились рабами двояким образом: или попадая в плен во время войны, или законным путем вследствие неуплаты долга. «Пара сандалий» дает основание думать, что цена раба была весьма невелика, но вполне вероятно и то, что данная фраза означала законно обоснованную передачу земельного участка, совершаемую бедняком.
Во времена, запечатленные в текстах Нузу, сандалии (обувь) использовались как символ собственности в акте передачи недвижимого имущества. Это означало, что земля передавалась посредством символического обмена обувью (сандалиями), утверждающего сделку[9]. Таким образом, «бедный», продававшийся или покупавшийся за «пару сандалий», представлял собой человека, которого несправедливо лишили права собственности, под маской законности превратив в раба (эта сделка символически подтверждалась передачей пары сандалий).
Приведенные примеры разных обычаев иллюстрируют и объясняют ту огромную дистанцию, которая отделяет нашу ситуацию, наши обычаи и культуру от обычаев и культуры библейских времен. Современный человек был бы глубоко оскорблен, если бы его пригласили на обед и не подали столовых приборов для еды, однако в библейские времена люди не пользовались вилками и другими приборами — находясь за столом, гости брали пищу руками (Притч. 26:15; Марк. 14:20; Иоан. 13:26). Они не сидели за столом, а возлежали на ложах вокруг низкого стола (Есф. 1:6; Иезек. 23:41; Иоан. 21:20) сообразно своему возрасту или положению (Быт. 43:33; 1 Цар. 9:22;20:25; Марк. 10:37; Лук. 14:8). Исходя из этого легче понять просьбу Иакова и Иоанна, обращенную к Иисусу: «Дай нам сесть у Тебя, одному по правую руку, а другому по левую, в славе Твоей» (Марк. 10:37). Оба желали занять по возможности наиболее значимое место на небесах, Иисус же использовал этот случай для того, чтобы подчеркнуть важность смирения и служения (Марк. 10:35 — 45).
