Караимы в еврейской истории представляют секту, которая отвергла общее право и основные атрибуты традиции, узаконенные Талмудом. Единственным законом, который они признавали, был Моисеев Закон. Движение караимов началось в VIII веке как политический протест против гаоната. Их центральный мотив — не чуждый современному слуху — заключался в том, что раввины навязали Закону Моисея свои рамки и что его учению не свойственны никакие ограничения. История этого движения суха, информативна и наводит уныние.
Тора как законодательный кодекс слишком сжата для того, чтобы охватить все детали права. Для соотнесения основного закона с обширным кругом проблем и деталей, возникающих в повседневной жизни, необходимо дополнить его общими правовыми комментариями. Попробуйте отвергнуть общий закон, пришедший к нам со времен пророков, — и вам придется «импровизировать» свой собственный общий закон. Это и сделали караимы. На протяжении нескольких поколений они руководствовались своим собственным кодексом — нечто вроде караимовского Талмуда, который в некоторых деталях был либеральнее, но в целом — намного строже, чем традиционный иудаизм. Это движение приняло поистине гротескную форму, пытаясь создать специальные законы с целью избежать повторения обрядов и обычаев основной традиции. Когда-то караизм обладал значительным весом в еврейской истории; это движение дало немало исследователей иудаизма. В наше время караимы фактически прекратили свое существование. В Малой Азии осталось буквально несколько семейств, скрупулезно сохраняющих караимовскую традицию; большинство из них переселилось в Израиль.
В серии монографий по иудаике Йельского университета есть превосходная книга о караизме — «Антология караимов». Название секты происходит от корня «кра», означающего «написанное слово Торы».
«Некоторые толкователи этого устного права обладали в современном им обществе огромным интеллектуальным и нравственным престижем».
Вряд ли какая-либо другая нация или религия знает в своей истории такую группу исследователей, как еврейские талмудисты, называемые хазал (аббревиатура ивритского «хахамейну зихронам ле’враха» — «наши мудрецы, да будет память о них благословенна»). Их высказывания, идеи, образ жизни сохранялись в еврейском сознании на протяжении многих веков. «Хазал говорили…», «Хазал решили…», «Как сказали Хазал…».
Они не были святыми, а обычными людьми с обычными повседневными заботами; некоторые из них служили в качестве прислуги и лишь немногие владели большими состояниями. Период нерушим отличался необычайной интеллектуальной свободой. Только три человеческих качества считались непреходящими ценностями и обеспечивали почетное положение в обществе: ученость, набожность, разум.
Эти человеческие качества сохранялись как ценности высшего порядка на протяжении многих веков замкнутой жизни в гетто. Вплоть до XX века у евреев было принято считать, что если дочь богатого купца вышла замуж за нищего, но блестящего эрудита, изучающего Тору, то она сделала великолепную партию и породнилась с элитой. В наше время эта система ценностей постепенно блекнет, хотя нельзя сказать с уверенностью, что она когда-нибудь исчезнет безвозвратно. Во всяком случае, склонность евреев к учению, находящая сегодня выражение в увлечении искусством и наукой, — отличительная черта нашего народа. Эту черту мы заимствовали у хазал.
Глава 17. От Талмуда к современности
Эта глава, вероятно, больше, чем любая другая, оскорбит чувства образованного читателя своими потрясающими пропусками и сокращениями. Какой смысл в обсуждении ришоним без упоминания рабейну Гершома Рамбана, Рашба и дюжины других светил; какой смысл в простом их перечислении вместе с ахроним в одной скудной главке и в поверхностном обзоре этой грандиозной плеяды мыслителей, заложивших основу современной юриспруденции; какой смысл в обзоре европейской средневековой поэзии и философии, некотором не нашлось места ни единому слову о Иегуде Галеви, Ибн-Гвиро-ле и мастерах литургии и в котором обойдены молчанием такие величественные фигуры, как Радак и Ибн-Эзра; какой смысл в том, чтобы упомянуть между прочим Виленского Гаона и не посвятить ему отдельную главу. Информативно ли такое повествование вообще?
Именно в этой главе я урезал тысячи и тысячи слов текста, над которым в свое время работал с большим удовольствием. Мне сказали — не без основания — что этот отрывок совершенно безнадежен: невозможно дать неподготовленному читателю даже самое поверхностное представление о сложной и многогранной правовой литературе, написанной за тысячу лет. Даже тот материал, который я оставил в этой главе, слишком академичен.
Если бы я мог вернуться к некоторым из этих опущенных отрывков, я бы остановился на Ибн-Эзре и Меири из Парпийона , которые помогли мне, как никто другой, разобраться в Раши. Если я удостоверюсь, что мой труд имеет какой-то смысл, я посвящу им отдельную книгу. Здесь же я попытался дать читателю только общее представление о еврейском праве. Обзор с «птичьего полета» дает возможность охватить большой участок поверхности, и в этом преимущество такого обзора. Однако это неизбежно приводит к упущению многих деталей.
«Гаоним были президентами университетов…»
Наиболее известный из гаоним — последний из этой плеяды — Саадия, сын Иосифа. Тот факт, что он родился в Египте, в некоем роде знаменует передвижение еврейского народа на запад. Приглашенный еще в молодом возрасте в Суру, одну из двух вавилонских духовных столиц, чтобы возглавить там гаонат, он вдохнул новую жизнь в мир диаспоры в тот решающий момент, когда еврейской мысли предстояло выдержать испытание перед бурно развивающейся западной культурой. Его труды, как вспышка заката, предвосхитили эру восхода современной мысли. Вопросы, волновавшие Саадию, волнуют наших современников. Его «Книга веры и разума» стала введением в грандиозную книгу, которую продолжают писать еврейские мыслители. По своему духу она принадлежит средневековью, но излучает мудрость и здравый смысл.
«Учитель заблудших».
Общее примечание Вторая великая книга Маймонида «Учитель заблудших» подлила масла в огонь оппозиции. Основная тема этого труда — то, что сейчас принято назьюать конфликтом между наукой и религией. Как бы подчеркивая актуальность книги, Маймонид написал ее на арабском, который был английским языком Средиземноморья той эпохи. Противопоставляя иудаизм аристотелевской и магометанской философии, он доказал неоспоримое превосходство нашей религии. Его доводы в пользу иудаизма сохранили свою силу и сегодня; видоизменилась лишь их форма благодаря новейшей терминологии. Проблематика этого труда Маймонида включает все важнейшие вопросы морали: добро и зло, свободная воля и рок, природа Б-га, трудные места Священного Писания, возможность апокалипсиса. Чтобы справиться с этой книгой, читатель должен быть хорошо начитан в греческой философии и иметь по крайней мере общее представление о магометанстве и христианстве. Принято считать, что Фома Аквинский , поздние схоласты-католики и магометанские философы многим обязаны Рамбаму. Раввины воспринимают этот труд как высшее достижение талмудистав спекулятивной метафизике, области, которая, впрочем, находится вне пределов иудаизма. По их мнению, это блестящее исследование, однако местами оно вызывает серьезную тревогу.
Мне трудно представить, что подумал бы мой дед, если бы узнал, что страшный «Учитель заблудших» можно приобрести меньше чем за два доллара в мягком переплете в переводе на английский язык, и что студенты американских колледжей, перелистав его за день-два, пишут по нему проникновенные сочинения. Мой дед всегда придерживался мнения, что Америка, по крайней мере ее еврейская часть, которую он хорошо знал, сошла с ума. Помимо «Учителя», Маймонид написал ряд других работ. Больше всего мне знакомы его комментарии к Мишне, написанные на арабском. Это поистине чудо ясного мышления и ясного стиля. Бессмысленно заниматься критикой талмудических трактатов, не прочитав предварительно комментарии Рамбама к Мишне. Эти комментарии выполняют огромную работу по систематизации содержания и структуры правовой проблематики и тем самым помогают сэкономить целые недели времени. Интересно отметить, что лучшие комментаторы, такие, как Рамбам, Раши, Ибн-Эзра, Маблим первоклассные писатели.
«Он вступается также за другого правоведа, Тура…»
Рабби Яакова бен Ашера называют Тур, потому что он разделил свой кодекс на четыре секции, каждая из которых составляет отделную колонку — тур. Четыре колонки символизируют четыре ряда драгоценных камней на нагрудном знаке верховного священнослужителя. Он жил в XIV веке в Германии. Иудаистика Германии составляет огромную библиотеку и отличается полнотой охваченного ею материала. Германское еврейство на протяжении веков было известно своей набожностью. Лишь с наступлением эмансипации, термин «доич» стал означать на идиш «западнический агностицизм».
