Ревнуя о поддержании своей веры, православные дворяне основывали монастыри и в других местах и так же подчиняли виленскому Свято-Духову монастырю, как Петропавловский минский. Королевский дворянин Новогрудского воеводства Константин Богданович Долмат с женою своею Анною из рода Юрковских основал в 1618 г. мужской общежительный монастырь при Крестовоздвиженской церкви в селе своем Цепре (ныне в Слуцком уезде) и подарил на этот монастырь все село Цепр с землями и крестьянами и половину другого своего имения – «новый двор» с землями и крестьянами, с тем чтобы Цеперский монастырь оставался навсегда в послушании Цареградскому патриарху, был подчинен виленскому Свято-Духовскому монастырю и содержал при себе школу и госпиталь. Подобным образом подкоморий троцкий князь Богдан Матвеевич Огинский с женою своею Анною (Раиною) из рода Воловичей основал мужской монастырь в местечке своем Евье, или Вивье, при церквах Вознесения Господня и Успения Богородицы, и в 1619 г. подарил на содержание этого монастыря, в котором находилась и известная типография, свой двор вивьевский в Троицком повете со всеми постройками, садами, огородами, пашнями и сеножатями, еще два села Олесники с землями и крестьянами и шесть озер. Отдавая свой новооснованный монастырь в подчинение виленскому Свято-Духовскому, князь заключил с иноками последнего и со всем Свято-Духовским братством условие, чтобы они присылали в Вивьевский монастырь иноков годных и способных и содержали при нем школу. Нельзя при этом не заметить, что князь Богдан Матвеевич Огинский после незабвенного К. К. Острожского едва ли не более всех русских дворян в Литве потрудился для православия. Кроме того что он был членом Свято-Духовского виленского братства и принимал самое близкое участие в борьбе его с Потеем, будучи на то время братским старостою, он же находился, как мы видели, и во главе дворян, основавших в Минске церковное братство и Петропавловскую обитель; он приютил в имении своем Евье братскую Виленскую типографию, когда она подверглась преследованию, и давал свято-духовским инокам материальные средства на издание в ней полезных книг; он нарочно купил в Вильне и подарил Свято-Духовскому монастырю два соседние с ним дома и вот теперь основал еще в Вивье и наделил угодьями новый монастырь, который подчинил тому же Свято-Духовскому. Наравне с новыми православными монастырями присоединялись к виленскому Свято-Духовскому и подчинялись ему и некоторые из прежних, например брагино-селецкий Преображенский, основанный в 1609 г. князем Адамом Корибутовичем Вишневецким, и слуцкий Троицкий, в котором погребена в 1617 г. последняя отрасль князей Олельковичей-Слуцких, благоверная княжна София Юрьевна. Таким образом виленский Свято-Духов монастырь, объединяя под своею духовною властию несколько православных монастырей, мог распространять чрез них свое благотворное влияние на весь край.
По примеру других православных дворян жена слонимского земского судьи Христофора Михайловича Гарабурды Раина Макаровна, руководимая советами виленских свято-духовских братчиков, основала было церковь и при ней монастырь во имя Богоявления в городе Пинске, на своем шляхетском грунте, называемом полозовским. Но Пинский униатский епископ Паисий Саховский принес в 1614 г. жалобу королю, обвиняя Раину Гарабурдину, во-первых, в том, что она основала церковь и монастырь без его епископского благословения, а во-вторых, в том, будто она своевольно захватила под свой монастырь несколько королевских замковых плацов, почему король и прислал Раине мандат (от 22 ноября) явиться на задворный королевский суд. Между тем сам Паисий всенародно предал Раину проклятию в своем кафедральном соборе, хотя она как православная вовсе не подлежала его духовной власти, и, собрав несколько сот своих крестьян, вооруженных разными орудиями, 13 сентября 1614 г. сделал нападение на новый Богоявленский монастырь, совершенно разрушил в нем церковь и дерево ее приказал спустить рекою Пиною к пинскому кляштору. С этого времени начался иск Раины против епископа Паисия, и их взаимная тяжба продолжалась почти четыре года. Паисий кроме задворного королевского суда, присудившего взыскать с Раины Гарабурдиной три тысячи коп грошей литовских, подавал на нее жалобу еще в трибунальный суд смешанный, т. е. из духовных и светских лиц, который присудил (2 августа 1616 г.) взыскать с нее 10000 польских злотых за то, будто она нарушила сеймовое постановление 1609 г., стеснила Пинского униатского епископа и его капитулу и причиняет им большой вред, построив православную церковь и монастырь, в котором собираются схизматики, виленские братчики и пинские мещане, злоумышляющие против унии. Раина с своей стороны несколько раз подавала жалобы на Паисия в трибунальный суд светский и обвиняла епископа в том, что сам он нарушает постановление сейма 1609 г., совершенно стесняя православных в отправлении их богослужения, и нарушил ее шляхетские права, разрушив церковь, построенную ею на собственном ее шляхетском грунте. Паисий каждый раз отказывался явиться на трибунальный суд светский, считая себя не подлежащим ему, и суд этот наконец определил (28 июля 1617 г.) приостановить взыскание штрафов, наложенных на Раину Гарабурдину и все дело передать на рассмотрение генерального сейма. На варшавском сейме 1618 г. король вместе с своими сенаторами и послами признал виновною Раину и присудил (6 марта): взыскать с нее 3000 коп грошей литовских и 40000 злотых польских; самую церковь, ею построенную, отдать Пинскому владыке Паисию и утвердить его пастырскую власть над всеми церквами и над попами как в Пинске, так и во всей Пинской епархии. Раина должна была смириться и заключила (16 марта) с Паисием мировую: он согласился не взыскивать с Раины наложенных на нее пеней, а она отдала ему не только свою церковь, но и самый грунт свой полозовский со всеми на нем постройками на вечные времена и обязалась прекратить все другие иски, которые вела против Паисия. Уния в Пинске одержала окончательную победу над православием.
В Полоцке архиепископствовал еще Гедеон Брольницкий, достигший уже девяноста лет жизни и совсем охладевший к унии. Он «всенародно объявлял, что уния ему омерзела, и давал письменные разрешения городам своей епархии оставаться под послушанием патриарха». Узнал об этом митрополит Рутский и выпросил у папы благословение назначить Гедеону коадъютора, который бы по смерти старца сделался и его преемником. С этою целию Рутский избрал и 12 ноября 1617 г. рукоположил в Вильне вместе с другими архиереями в епископский сан своего давнего друга, известного ревнителя унии Иоасафа Кунцевича, которому едва исполнилось 38 лет. В следующем году, 9 января Кунцевич прибыл в Полоцк и был торжественно встречен городскими властями и жителями. Один из граждан сказал ему речь и убеждал его «защищать русскую веру». А другой выразился так: «Если ты едешь к нам с доброю целию, гряди во имя Господне; если же нет, то лучше совсем не входи в Полоцк» – или, по другому известию, так: «Если ты к нам не с униею, то мы принимаем тебя как ангела Господня; если же с униею, то чураемся тебя как выходца из преисподней». Вскоре по прибытии Кунцевича дряхлый архиепископ, которого он старался утвердить в унии, скончался. Сделавшись самостоятельным владыкою, Кунцевич вошел в ближайшие отношения с полоцкими иезуитами и принялся за обновление церквей и своего дома, за исправление духовенства и обращение к унии православных. И надобно сказать, что в Полоцке он действовал только мерами пастырскими: своими проповедями, наставлениями, убеждениями – и имел успех: в числе многих он обратил самого полоцкого воеводу Михаила Друцкого-Соколинского, кальвиниста, примеру которого последовали и другие из местной шляхты. Простых граждан города более всего привлекал самым строгим выполнением православных уставов, иногда даже высказывал, будто он не отрекается и от послушания патриарху (разумея под именем патриарха папу), так что полочане в разговорах между собою не умели решить, униат ли их владыка или православный. Но в других местах епархии, где встречал сопротивление, Кунцевич употреблял крутые меры строгости и насилия. Он отнимал у православных церкви и запечатывал, как, например, в городе Орше, и непокорных священников выгонял из приходов, заковывал в железо, заключал в темницы или совсем выгонял из епархии, а мирян предавал судебным процессам и преследованиям. Эти насилия, естественно, возбудили в православных ненависть к архиепископу, которая не замедлила обнаружиться в резкой форме. Осенью 1618 г. он захотел посетить Могилев. Жители могилевские лишь только узнали, что Кунцевич приближается к их городу – это было 9 октября, – ударили в вечевой колокол на ратуше и произвели общую тревогу; затворили все городские ворота и на валах вокруг города расставили вооруженных людей. Затем все городские власти, бурмистры, райцы и лавники, окруженные толпами народа, вышли из города с цеховыми хоругвями и с орудиями навстречу Кунцевичу и начали кричать, что не примут его к себе, поносили его и проклинали как вероотступника и злодея и угрожали убить его, если он не удалится от Могилева. Кунцевич принужден был удалиться и чрез несколько времени лично отправился в Варшаву с жалобою к королю. Король по рассмотрении жалобы в его задворном суде издал декрет (от 22 марта 1619 г.): а) всех главных виновников и зачинщиков могилевского возмущения предать смерти, и для того предварительно послать в Могилев особых комиссаров, которые бы расследовали дело на месте и указали этих зачинщиков; б) все церкви и монастыри в Могилеве с их имениями, фундушами и доходами, равно всех попов и чернецов отдать архиепископу Иоасафу Кунцевичу в полную его власть, с тем чтобы по истечении шести недель со времени издания декрета могилевские граждане уже никак не вступались в эти церкви и монастыри под страхом уплаты 20000 злотых польских в королевскую казну. Спустя полгода Кунцевич допустил было православных совершать в их церквах свое богослужение, надеясь этим снисхождением привлечь их к себе и к унии. Но когда увидел, что они делаются еще более непреклонными, отнял у них все церкви и отдал латинским священникам.
