Великий старец Герасим жил в V веке. Созданная им иноческая обитель находилась в заиорданской пустыне. Это была обитель отшельников, которые из своих уединенных келлий (часто это были просто пещеры) сходились в монастыре только на субботу и воскресенье ради Божественной службы и святого Причащения Христовых Тайн. «Однажды шел старец Герасим, – говорится в его Житии, – по иорданской пустыне и встретил льва, показывавшего ему свою лапу, опухшую и загноившуюся от вонзившегося в нее шипа… Старец, видя льва в такой беде, сел, взял его лапу, вытащил занозу, очистил рану и обвязал ее платком. Исцеленный лев с тех пор не покидал старца и ходил за ним, как ученик. Старец питал его, давая ему хлеба или иную пищу».
Но не о льве и коте думал о. Нектарий, когда как бы в шутку сказал, что «мы малы». Он думал о древнем египетском и палестинском старчестве, когда подвизались великие чудотворцы и прозорливцы такой величины, как Антоний, Пахомий, Макарий Великие, а с ними и еще множество преподобных, совершавших такие духовные и телесные подвиги, которые уже под силу становились потом лишь очень немногим, самым духоносным и сильным монахам. Оптинские старцы во многом равны были древним подвижникам, среди них и старец Нектарий. Но мило было его сердцу христианское смирение, и он никогда не оставлял его: был истинно смиренным чудотворцем и прозорливцем.
А однажды о. Нектарий рассказал легенду о том, как кот будто бы спас Ноев ковчег. Враг рода человеческого, в одно и то же время злохитрый и глупый, решил, что вот теперь, когда по водам плывет этот ковчег с горсткой людей и животными, – легко положить конец существованию человеческого рода. Надо, – думал он, – утопить эту посудину… И вот он вселился в мышь и побежал в трюм, чтобы прогрызть дыру в днище ковчега. А на его беду там оказался кот, который не дремал! Думал ли кот, что он спасет ковчег и все человечество, или нет, но он бросился за мышью, поймал ее и загрыз. Пусть это легенда, то есть сказка, но коту в ней отведено весьма почетное место.
Будьте как дети, – призывал Господь, – чисты, честны, непосредственны. Старец Нектарий не похоронил своего детства – оно жило в нем рядом с его великой духовной мудростью. Он мог и пошутить, и посмеяться даже в глубокой старости. А когда его келлию в Скиту Оптиной Пустыни обшаривали чекисты, они нашли там много игрушек «Ты что, ребенок?» – спросили они старца. «Да, – ответил он, – я ребенок».
Он знал, конечно, что чекисты не поймут сказанного им, но не нашли они здесь и ничего из того, что хотели найти – ни золота, ни бриллиантов… Они искали драгоценностей вещественных, а о духовных-то, укрытых в сокровищнице сердца, которым цены нет, они и понятия никакого не имели. Но был старец Нектарий арестован именно как «укрыватель ценностей» – не мирских, а Христовых.
Спирит В. П. Быков у старца Нектария в Иоанно-Предтеченском Скиту.
В 1913 году в Москве появилась на прилавках книжных магазинов книга Владимира Павловича Быкова «Тихие приюты для отдыха страдающей души. Лекции-беседы». Надо знать духовно-нравственную атмосферу того времени, кануна Первой мировой войны и революции, чтобы оценить необычность вышедшего издания, – оно резко выделилось из плотного теософски-спиритического строя тогдашней культуры и открыло ясный горизонт Православия. Быков публично говорил о русских монастырях, более – об обителях Калужской губернии, среди которых самым ярким было сияние Оптиной Пустыни с ее духоносными старцами. На лекциях автор проектировал на экран виды монастырей, которые ему для этого любезно предоставил собравший коллекцию замечательных снимков епископ Трифон (Туркестанов). Лекции имели огромный успех. То, что говорил Быков, для многих было откровением, освобождением от обмана, радостью. Никого не смущало, что эти лекции-беседы ведет человек, совсем недавно имевший громкую славу великого спирита, издателя газет и журналов, распространявших дух противления Христу среди русской интеллигенции. Магия, оккультизм, теософия…
В книге своей Быков очень откровенен, – с сильнейшим покаянным чувством рассказывает он подробности своей спиритической деятельности и постепенного пробуждения. «Я делал это по слепому неведению, – писал он, – по искреннему увлечению в глубокой уверенности, что это и есть тот истинный путь, которого так бесконечно-настойчиво, так жадно ищут многие в наш век; обманывал, быв обманут, но это меня не оправдывает, так как те, которые шли по моему указанию в тенеты лжи, в тенеты спиритизма, оккультизма, теософии, – тонули и гибли там так же, как и те, которые самостоятельно падали в эту мертвой хваткой поглощающую бездну… Но… я верю, неистощимое милосердие искупившего нас Своею кровью Господа – безгранично, и молитвы Церкви – чудодейственно плодотворны, и им, и только лишь им теперь я вверяю и себя, и тех, которые, благодаря моим заблуждениям, стали на скользкий путь пагубного увлечения. Господь выправит и их, и мои пути!»
Быков приехал в Оптину в начале лета 1913 года уже поколебленным в своих спиритических убеждениях, но еще ничего не решившим. Искры веры, не угасавшие, очевидно, в нем, начали разгораться. Ему страшно стало от того, что как спирит он не должен считать Христа Богом. Он не хотел предавать Христа… Мысли его так путались и так мучили его в это время, что он боялся сойти с ума. Куда кинуться за помощью? Не поехать ли в Америку? Он и об этом думал. Он уже собрался, как пришла весть о гибели огромного трансатлантического парохода «Титаник», на котором погиб и друг Быкова, английский спирит Вильям Стэд. Быков принял предложение одного из своих знакомых погостить у них на даче в Калужской губернии, на Оке, отдохнуть, подышать свежим воздухом, – и поехал туда. Красота этого края его поразила. Тихая, духовная красота, окружающая «тихие приюты для отдыха страдающей души»…
Он посетил Тихонову пустынь и Сергиев скит, принадлежащий к ней, Шамординский монастырь, обитель «Отрада и утешение» и, главное, – Оптину с ее Скитом. Окончательное обращение его произошло, как он писал, – «не в заграничной поездке, не благодаря бездельному шатанию по всему свету, а только исключительно благодаря тому, что я стал на обычный путь простого, серого, темного русского православного мужичка, пошел на поклонение дивным православным святыням, и в оазисе, освежающем человеческую душу, возрождающем ее, – в Оптиной Пустыни, среди старцев получил окончательное исцеление и навсегда».
Придя в оптинский Скит, Быков обратился сначала к скитоначальнику о. Феодосию.
«Преподав мне свое благословение, – пишет Быков, – он предложил мне побывать у старца Нектария:
– Знаете, если вы даже побудете на порожке у этого великого по смирению старца, то и это, кроме Божьего благословения, ничего не даст вам.
Перейдя через дорожку, я направился к подъезду старца Нектария. Позвонил. Передо мной тотчас же отворилась дверь. Когда я вошел в коридор, я увидел много мужчин, сидевших и стоявших, очевидно, в ожидании старца. Необходимо заметить, что в это время был особенно большой наплыв посетителей у старцев, поэтому, как говорится, всё было переполнено. Келейник провел меня в особую комнату, где я сел в ожидании о. Нектария.
Я ожидал очень недолго. Через какие-нибудь 10–15 минут я услыхал, как в передней все зашевелились. Встал и я, приблизился к двери, и вижу, как, направляясь ко мне, идет старец, человек очень невысокого роста, в таком клобуке на голове, в каком обыкновенно пишется и рисуется старец Амвросий.
Это был старец Нектарий. Благословивши всех, он подошел ко мне и со словами: «Пожалуйте», – ввел меня в свою келлию. Точно такая же обстановка, как и в келлии старца Феодосия: иконы, портреты, направо большой, старинный развалистый диван, накрытый чехлом. Неподалеку столик, на котором лежат несколько книг… Старец Нектарий усадил меня на диван, а сам сел со мной рядом в кресле. По виду старцу Нектарию нельзя дать много лет. Небольшая бородка почти не изменила своего природного цвета.
Странное впечатление на посетителей производят глаза старца, в особенности во время беседы. Они у него очень маленькие, вероятно, он страдает большой близорукостью, но вам часто кажется, в особенности когда он сосредоточенно вдумывается, что он как будто впадает в забытье. По крайней мере, таково было мое личное впечатление. В то время, как старец Феодосии вырисовывается в ваших глазах человеком живым, чрезвычайно скоро реагирующим на все ваши личные переживания, – о. Нектарий производит впечатление человека более флегматичного, более спокойного и, если хотите, медлительного. Так как посещение этого старца послужило окончательным разрешением всех моих переживаний, я постараюсь по возможности точно воспроизвести смысл моей беседы с ним.
– Откуда вы изволили пожаловать к нам? – начал медленно, тихо, спокойно говорить о. Нектарий.
