Не надо верить создателям всяких «оппозиционных» партий, которые много говорят, однако, не научились, подобно американским политикам, хотя бы делать вид, что им интересны мы, избиратели. Надо организовываться самим, и чётко, по-деловому организовываться, не доверяя никаким политтехнологам. Хотя за такую организацию начальство не платит, скорее уж сам заплатишь, и не только деньгами. Но лучше заплатить за свободу, чем бесплатно верить рабовладельцу.
Надо проверять каждую запятую в финансовых отчётах своих единомышленников — и, кстати, надо требовать эти финансовые отчёты. Не надо идти на компромиссы с беззаконием, это лишь углубляет беззаконие, надо требовать — не просить, а требовать — прекращения произвола. Конечно, пойдя на компромисс с беззаконием, можно получить неплохую выгоду, даже очень неплохую — но тем звучнее и глубже будет последующий обвал. Судьба миллионера у параши покажется завидной. Собственно, господствующее в России нытьё и есть результат того, что люди расплачиваются за «я верю начальству».
Всякая ложная вера — а вера в добрый потенциал начальства есть ложная вера — углубляет отсутствие в человеке человечности. Жизнь и на Марсе, и в России возможна лишь тогда и в той степени, в которой человек отказывается от ложной веры и обращается в веру истинную: верует, что надо проверять, что надо требовать, что надо не углубляться в отсутствие, а подыматься с колен в присутствие, в демократию, в ответственность и зрелость. Я царь! Ты царь! Давай царствовать вместе, а не вместе кланяться царям.
II. ДУМАТЬ НАДО БЫЛО И ЕСТЬ!
Архим. Августин Никитин несколько раз в своих воспоминаниях 2008 г. употреблял клише «в те годы нельзя было и помыслить». Оборот этот был в большом ходу на исходе перестройки, в 199101993 гг. «Кто бы мог подумать, что в подземных переходах будут продавать Солженицына!» «Кто бы мог подумать, что в табачных ларьках будут продават порнуху!» «Кто бы мог подумать, что коммунизм заменяет православием!»
Надо было думать!
Никто ведь не говорил в середине 1990-х: «Кто бы мог подумать, что мы будем бомбить чеченцев!» «Кто бы мог подумать, что чекисты захватят Россию!» «Кто бы мог подумать, что православные окажутся такими жадными и вздорными!!!» Никто так не говорил, потому что это было нетрудно предвидеть. На ёлках не растут бананы.
Между прочим, «нельзя было и помыслить» архим. Августин употребляет в ситуации, когда именно «надо было помыслить». Он описывает фильм про Новгород 1985 года (144), в котором история уже была переврана так, что большевики оказывались спасителями православных святынь. Надо было задуматься: с чего вдруг в жёстко подцензурном кинепроизводстве появились такие неожиданные сюжеты? Ответ ясен: коммунизм начинают заменять православием.
Можно ли сегодня помыслить атомную войну? В России о ней даже не задумываются, а большинство американцев, по последнему опросу, убеждены, что в ближайшие сто лет такая война разразится. Потому что американцы считают, а мы рассчитываем.
А можно ли сегодня помыслить, что Россия в ближайшие двадцать лет станет демократией — нормальной, а не управляемой? Можно! Только для этого нужно считать не только то, что окружает тебя, но и то, что в тебе. Нужно считать не только вековые традиции агрессии, но и твою, пять минут назад созревшую волю к миру и свободе. Надо брать пример с Ирода: он брал в расчёт не только своих солдат, свою казну, свои дворцы, но и Младенца в Вифлееме. И был прав!
ЖИТЬ НЕ ПО ЛЖИ: КРУГ ТРЕТИЙ
Семидесятые годы были освещены солженицынским воззванием «Жить не по лжи». Российские диссиденты размножали это воззвание на бумаге и старались жить по нему. Благодаря этому сегодня российская интеллигенция может гордиться: призыв был услышан, на бой с ложью вышли десятки людей. Однако никто не гордится: очевидно, что первый бой проигран. Борцы и зрители равно продолжают жить во лжи и по лжи. Само по себе это не страшно. Жизнь во лжи — нормальное состояние мира. Ложь и нельзя истребить политическими средствами, к тому же за один раунд. Безумно страшно иное: когда никто не имеет смелости назвать ложь — ложью. Такое называние и стало подвигом Солженицына и других диссидентов.
Солженицын призывал к гражданскому неповиновению лжи: не выписывать «их» газет и не ходить на «их» собрания, чтобы даже пятачком, даже молчаливым присутствием не подтверждать «их» ложь о всенародном одобрении. Диссиденты выполнили это и много более. Кто в те годы печатал на машинке, проявлял больше мужества, чем те, кто сейчас дерется с милицией. Первый слой лжи был снят — и слава Богу! Эта ложь мертва, хотя те, кого диссиденты лаконично звали «они», продолжают лгать. Сегодня «они» разделились на демократов и антидемократов. Сегодня «они» утверждают, что были большими диссидентами, чем Сахаров. Сегодня «они» стряпают фальшивую демократию с усердием вегетарианца, готовящего фальшивого зайца — и с таким же отвращением на лице. Порядочные люди живут в этой лжи — но лгут люди (тоже большевики), утверждающие, что именно порядочные люди эту ложь породили и ее разделяют. С этими разновидностями лжи бороться смешно и ненужно — теперь.
Но за первым слоем оказался второй. К этому диссиденты не были готовы, и в начале 1990-х годов, сразу после «путча», начался новый виток лжи.
Конечно, нельзя сказать, что лгали казённые демократы — люди, которые лгали из-за денег или из-за страха, что выплывет наружу их сотрудничество с Лубянкой (в странах социализма процент таких сотрудников доходил до трети населения — в России наверняка был больше, тем более, среди номенклатуры). Лгать может лишь честный человек, лжец — реализует свою сущность. Честные люди лгали (и часто лгут), когда говорили, что в России «парламент», что с Лубянкой «ведутся переговоры».
Тут нельзя оправдаться «политикой компромисса». Компромиссы-то заключаются все с той же, отнюдь не обычной политической силой, а с воплощенной ложью, с идеологами все той же лжи об авангарде, ведущем народ к светлому будущему, пусть и без ссылок на Маркса или Ленина. Ложь — это кровь сатаны; кто лжет, причащается кровообращению тьмы. Сатана и отбросил марксизм, по которому переливал ложь вчера, и взялся за свою любимую игру, заставляя нас выбирать из двух зол. Мы якобы выбираем между беззаконием и законом. На самом же деле, выбора нет, нет ни закона, ни беззакония, ни большевизма, ни демократии, а только сатанинская пустота и зло. Неискренние, деланные разговоры о том, что всё-таки это зло, но такое… ну пусть будет всё-таки называться парламентом, — чистой воды магия, попытки заклясть зло, назвать атомную подводку лодку «Беда» — яхтой «Победа».
* * *
Три качества «революционной» интеллигенции возродились в интеллигенции диссидентской и предопределили наши вчерашние успехи в борьбе с ложью и нашу сегодняшнюю растерянность перед ней: коллективизм, нигилизм и утопизм.
Коллективизм стал методом борьбы с ложью, поскольку ложь казалась легкоопровержимой: достаточно навалиться всем вместе, и она скоренько рухнет. Идеальной была бы стадность: весь бы народ рванул, навалился на загородку, опрокинул ее и вырвался на волю в пампасы. Народ, однако, никуда не рвался и не рвется. Интеллигенту хочется в стадо — но интеллигентность не пускает. Умирает и думает каждый в одиночку, поэтому люди думающие с трудом объединяются хотя бы для решения чисто механических задач, вроде достижения горной вершины или свержения царизма (большевизма). Правда, кружковщина спасла диссидентов от бесплодной гибели — честь ей и слава. Но сегодня она была бы неуместной, потому что совершенно новая ложь высится перед нами — ее каждый должен преодолевать сам. Сегодня все должны размежеваться не для того, чтобы объединиться, а чтобы пахать и пахать на своем участке.
Нигилизм — отсутствие внутреннего положительного идеала, который можно было бы сразу поставить на место свергнутого идола — стал заметен лишь сейчас. Оказалось, что революционные идеалы социализма были пусты, так что любой проходимец мог поместить в них всю свою сущность. Но то же самое относится и к идеалам демократии. Бессодержательность воспринималась не как отрицание идеалов, а как бескорыстность интеллигенции: наше дело дать свободу, а не решать, как ее использовать. Это было уместно и хорошо для борьбы, а кстати переключало энергию с думания на разрушение. Сегодня такое бессеребренничество уже не благородно, а непрофессионально. Пока рабство окутывало Россию мраком, мозги общества могли заниматься только тем, что поднимали волосы дыбом, заставляли ужасаться рабству и стремиться к освобождению. Когда на шее жесткий ошейник, думать невозможно — можно лишь вопить от боли: «Жить не по лжи, не по лжи, по лжи». Вздыбливание, между тем, вошло в привычку и продолжается по сей день. Но сегодня-то оно ведет лишь к тому, что и мозги, и организм в целом превращаются в комок истерически взвинченных нервов. Пора мозгам вернуться к исполнению своих основных функций: двигать организм не криками, а мыслями о том, как жить по правде.
