Состояние догматическихъ партий въ правление Валентиниана и Валента
Религиозная толерантность Валентиниана и, какъ прямое следствие ея, возстановление господства никейцевъ на Западе. — Гегемония омиевъ; ея причины и характеръ. — Соборъ омиусиавъ въ Лампсаке, посольство къ папе Ливерию и соборъ въ Тиане. — Распадение омиусианской и омийской партии и поворотъ въ сторону никейскаго свмвола.
1. Иовианъ неожиданно скончался на пути въ Константинополь, въ незначительномъ местечке Дадастане (февр. 364г.), такъ и не увидевъ столицы империи и не насладившись положениемъ всемирнаго владыки, и общее согласие сената и легионовъ возвели на тронъ Валентиниана, стараго генерала, стяжавшаго себе уважение своими военными доблестями и гражданскими заслугами. Месяцъ спустя, новый императоръ вызвалъ къ себе проживавшаго въ неизвестности своего младшаго брата Валента и назначилъ его соправителемъ, отдавъ ему малоазийский востокъ, Египетъ съ Ливией и Фракию. Формальный разделъ государства произошелъ въ Ниссе въ июне месяце того же года. Теперь поделены были не только области империи, что случалось и прежде, но армия и полководцы, и для каждаго правителя решено было создать особую высшую администрацию со своимъ отдельнымъ центромъ во главе—для Запада въ Медиолане, а для Востока въ Константинополе. Совершивши разделъ, братья разстались въ Сирмии, чтобы больше никогда не встречаться, и империя Константина распалась на две половины, имев–шия видъ самостоятельныхъ государствъ, причемъ церковныя дела въ той и другой половине пошли различными путями.
Западный императоръ Валентинианъ, безспорно, принадлежалъ къ числу лучшихъ правителей империи. Человекъ съ твердымъ, мужественнымъ характеромъ, съ неистощимой энергией и редкимъ практическимъ тактомъ, онъ преследовалъ прежде всего государствен–ную пользу, подчиняя ей свои личныя распоряжения, и умелъ держать своихъ подданныхъ въ строгихъ границахъ законности. Ранняя военная служба не дала ему возможности заняться своимъ личнымъ образованиемъ, но онъ обладалъ достаточно широкимъ умственнымъ кругозоромъ, чтобы покровительствовать наукамъ и искусству. По своимъ религиознымъ воззрениямъ онъ былъ убежденный христианинъ и искренность своей веры засвидетельствовалъ отказомъ участвовать въ языческихъ церемонияхъ Юлиана, за что и долженъ былъ покинуть службу. Однако, въ его характере не было и тени какого–либо фанатизма. Въ его правление язычники чувствовали себя такъ же хорошо, какъ и представители различныхъ догматическихъ партий въ христианской церкви. Его религиозная политика отличалась самой широкой толерантностью. Онъ отказался удалить съ места немногихъ несочувствующихъ никейскому символу епископовъ, но всемъ церквамъ предоставилъ право свободно избирать себе никейскихъ предстоятелей. Этого одного было достаточно, чтобы никейское учение, за ничтожными исключениями, восторжествовало на всемъ Западе. Оппозиция никейскому собору не имела здесь подъ собой никакой почвы и была насаждена насильственными мерами Констанция; безпартийная политика Валентиниана, лишивъ ее поддержки двора, отняла у нея ту единственную опору, на какой она держалась, и все, сделанное Констанциемъ для устранения никейскаго символа на Западе, при Валентиниане само собой потеряло силу. Западъ опять сталъ никейскимъ.
Иное течение приняли догматическия движения въ восточной половине империи, доставшейся Валенту. Если на западе при ничтожномъ значении здесь арианства и общей наклонности къ никейскому учению, одинъ уже принципъ невмешательства, строго выдерживаемый Валентинианомъ, необходимо велъ къ полному умиротворению церкви, то на Востоке, центре догматическихъ движений, применение толерантной политики грозило большими затруднениями. Среди всехъ спорившихъ здесь сторонъ не было ни одной, которая по своей численности, внутреннему единству и моральной силе могла бы составить собой естественный оплотъ церковнаго мира. Каждая сторона находила равносильный себе противовесъ въ другой или третьей и, темъ не менее, каждая стремилась къ исключительному преобладанию надъ другими. При полномъ отсутствии государственнаго контроля и руководства такое положение дела легко могло разрешиться въ нескончаемую борьбу всехъ противъ всехъ, одинаково опасную, какъ для церкви, такъ и для государства. Самый ходъ вещей, такимъ образомъ, обязывалъ восточнаго правителя энергично взяться за церковные вопросы и примкнуть къ какой–либо партии, чтобы на ней основать единство церкви и государства.
Выборъ Валента палъ на омиевъ. Отчасти на эту сторону влекли Валента уже его личныя симпатии. Его жена, Домника, была явной арианкой; при дворе влиятельныя места заняты были также противниками никейскаго символа; самъ Валентъ въ 367 году, объятый страхомъ предъ походомъ на готовъ, принялъ крещение отъ руки Евдоксия константинопольскаго, главы омийской партии, а этотъ поступокъ въ тотъ векъ, когда большинство христианъ предпочитало до смерти или до тяжкой болезни оставаться въ звании оглашаемыхъ, говорилъ уже объ определенной настроенности религиозныхъ убеждений императора. Но оглядываясь на тогдашния события съ высоты XX столетия, можно видеть, что въ данномъ случае собственныя расположения императора вполне совпадали съ наличнымъ положениемъ церковныхъ отношений. Въ самомъ деле, на какой бы иной партии, кроме омиевъ, могъ опереться восточный государь въ своемъ стремлении охранить единство церкви и государства? Для насъ ясно, что уже въ эпоху Валента церковное будущее на Востоке, какъ и на Западе, принадлежало никейцамъ, но этотъ неизбежный результатъ всей предшествующей истории для современниковъ событий далеко не рисовался съ такою наглядностью, какъ онъ рисуется для насъ. Поворотъ въ сторону никейцевъ, начавшийся въ рядахъ восточныхъ деятелей еще въ последние годы царствования Констанция, совершался въ глубине церковной жизни и мало чемъ давалъ знать ο себе на поверхности ея. Изъ восточныхъ областей никейское учение безраздельно господствовало только въ Египте, но править империей, центръ населения которой сосредоточивался въ азиатскихъ провинцияхъ, было невозможно при помощи одного Еги–пта. Новоникейская же партия, возникавшая въ малоазийскихъ церквахъ, была еще слаба и пока еще не имела своего вождя, около котораго могла бы соединиться. Две другия партии, удерживавшия за собой значение на Востоке, — аномэйство и омиусианство, — также не да–вали въ себе гарантий за то, чтобы на нихъ основать миръ церкви. Объ аномэйстве не могло быть и речи: со времени Юлиана и Иовиана аномэи составляли собой малочисленный и замкнутый кружокъ, лишенный всякаго влияния въ церковныхъ делахъ. Что же касается до омиусианъ, этой все еще самой сильной партии на Востоке, — то дескредитировавъ себе при Констанции въ глазахъ лучшихъ людей своею податливостью, они въ царствование иовиана значительно сократились и въ своей численности, при чемъ наиболее влиятельные представители ихъ или умерли или присоединились къ никейцамъ. Оставались, такимъ образомъ, одни омии. Занявъ еще при Констанции все видныя кафедры на Востоке, омии сохраняли за собой это господствующее положение въ восточной церкви, какъ при Юлиане, такъ и при его преемнике Иовиане, и когда Валентъ прибылъ на Востокъ въ качестве императора, онъ увиделъ на верху церковной жизни омиевъ. Въ столице империи, Константинополе, властвовалъ Евдоксий, человекъ опытный въ политике и скоро достигший влияния на царя. Къ омиямъ же склонялся и дворъ, и самъ Валенть, — и судьба догматическихъ партий на Востоке на все время царствования Валента была решена.
Гегемония омиевъ не ложилась тяжелымъ ярмомъ на судьбу другихъ партий. По самому существу своихъ примирительныхъ воззрений омии не расположены были крутыми и насильственными мерами поддерживать свое исключительное преобладание въ церкви, довольствуясь темъ влияниемъ, какое предоставлено было имъ дворомъ на первыхъ порахъ. Возникнувъ какъ компромиссъ между разрозненными партиями Востока и опираясь въ своей власти на людей, дорожившихъ установившимся миромъ, омии по необходимости должны были править путемъ уступокъ и молчаливаго соглашения съ требованиями жизни, потому что всякая другая политика могла бы подорвать ихъ собственную позицию. Самая формула ихъ, допускавшая всевозможныя толкования, позволяла имъ мириться со многими по существу противными имъ явлениями церковной жизни, лишь бы только по форме они не выходили за пределы терпимаго. Наконецъ, и по своему составу эта партия была не многочисленная, державшаяся на верху лишь благодаря соперничеству прочихъ партий, и потому обязанная вести себя такъ, чтобы это соперничество не перешло въ единодушный союзъ, направленный противъ ея гегемонии. — Съ другой стороны, и императоръ Валентъ не принадлежалъ къ числу государей, для которыхъ возможна была бы решительная церковная политика въ духе Констанция. Его царствование было не изъ спокойныхъ. Обязанный трономъ близкому родству съ Валентинианомъ, Валентъ, не обладавший ни однимъ изъ техъ достоинствъ, какия возвели его брата на престолъ, прежде всего долженъ былъ заботиться объ упрочении своего собственнаго положения. Уже при избрании его въ соправители на совете военачальниковъ раздавались голоса, протестовавшие противъ пренебрежения интересами государства ради родственныхъ чувствъ. Вскоре после его возвращения на Востокъ, когда дела империи побудили его на время отбыть въ Антиохию, чтобы наблюдать за персидской границей, въ самой столице его, Константинополе, вспыхнулъ открытый бунтъ, поднягый Прокопиемъ, дальнимъ родственникомъ Юлиана. Къ этимъ внутреннимъ неурядицамъ присоединились еще и внешния неудачи: готы напирали на империю съ Дуная и грозили ей серьезной опасностью, а императоръ, вместо того, чтобы дать имъ отпоръ, устраивалъ унизительныя для римскаго имени полюбовныя сделки съ варварами, вызывая еще большее неудовольствие среди населения. При такихъусловияхъ всякия решительныя и строгия меры касательно церковныхъ споровъ были способны только увеличить сумму общихъ нестроений. Это понималъ даже такой недальновидный политикъ, какъ Валенть. Къ тому же отрезвляющимъ образомъ долженъ былъ влиять на него и примеръ западнаго императора Валентиниана, воздерживавшагося отъ всякаго вмешательства въ дела церкви. При всехъ своихъ недостаткахъ Валентъ имелъ то не–сомненное достоинство, что онъ благоговелъ предъ авторитетомъ своего старшаго брата, выведшаго его изъ неизвестности. Эта черта настолько была знакома его современникамъ, что даже придворные Валента пользовались ей, когда хотели сказать царю комплиментъ.
