И укрепишася паче мене. Эти слова ближе изъясняют стих предыдущий. Или: живут значит—здоровы, а умножишася—возрастают силами.
И умножишася ненавидящии мя без правды. Не только живы и благоденствуют, но и умножаются. Но они несправедливо ненавидят меня, потому что не имеют ничего такого, в чем бы могли обвинить меня.
21. Воздающии ми злая возблагая, оболгаху мя, зане гонях благостыню. Это он говорит об Авессаломе, за любовь отеческую отплатившем завистью и восстанием, как об этом повествуется в книге Царств. Под благостыней он здесь разумеет правду.
22. Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене. Ибо я лишен всякой благовременной помощи и в Тебе только имею помощника и стража.
23. Вонми в помощь мою, Господи спасения моего. Властитель, говорит, жизни моей и спасения! Потщись помочь мне. Таково изъяснение сего псалма! По истории и буквально оно относится к Давиду. Впрочем этот псалом приличен и всем находящимся во грехах. Друзьями и ближними их можем называть добрых ангелов, которые радуются добродетелям нашим и хранят нас; а когда увидят нас согрешающими, идут впереди нас печальные и, быв прежде весьма близки к нам, после удаляются от нас. По удалении от нас ангелов приближаются злые духи и понуждают нас делать большие грехи, сказывая в уши сердца нашего слова, то есть, помыслы пустые и злые и строя нам ковы. Те из христиан, которые имеют ум добрый и внимательный, заключают слух души своей, не давая и ответа злым помышлениям демонов; но умственно молчат и не позволяют внутреннему слову, изрекаемому в сердце, говорить. Одного только Бога они призывают на помощь себе и защиту от демонов. Те же демоны, поскольку внимательные грешники избирают доброе покаяние, снова за сиеe причиняют им еще более зол многими внешними и внутренними искушениями и сверх того клевещут на них пред всеми людьми, что они грешники.
В конец Идифуму, песнь Давиду
Почему этот псалом, принадлежа Давиду, в надписи усвояется Идифуму, мы довольно о том сказали в начале книги под главою 5-ю (т.е. Давид, написав псалом, отдавал его для изучения священному певцу Идифуму). Другая надпись в этом псалме—в конец сделана потому, что Давид, жалуясь на ничтожность человеческой жизни, говорит о конце ее так: скажи мне, Господи, конец мой и какое число дней моих и прочее, где просит, по словам Астерия, об удостоении его уготованного святым успокоения.
Ст. 2. Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим. И сей псалом изрек Давид, воспоминая свои страдания во время своего бегства от возмутившегося против него сына его Авессалома. Я, говорит, бегая отцеубийцы сына своего, сказал в самом себе: впредь стану хранить пути языка моего, то есть, слова мои, чтобы мне не грешить более устами своими и не говорить ни одного слова противного по малодушно, или гневу. Ибо наказанием за то наказал меня Господь, так что понесенное мною мучение есть для меня поучение *). А что слова называются путями (ибо они, по словам Златоустого указывают путь к делам), в том уверяет великий Павел из послания к Коринфянам: для сего послал я к вам Тимофея, который напомнит вам о путях моих во Христе (то есть о словах моей проповеди), как я учу во всякой церкви (1Кор.4,17) **).
*) Быть может Давид говорит, это— что он должен хранить себя от греха посредством языка—потому, что имел дерзость сказать (как мы это сказали согласно с Вел. Василием прежде) сии слова: Я сказал в изобилии моем, что не поколеблюсь. Слова Исихия: Это прилично всякому пророку и учителю—хранить свои пути, то есть, пути и ходы дел, чтобы не уклониться на сторону зла и не согрешить языком, делая противное своим словам. Ибо по истине грешит языком, кто словом обвиняет зло, а делом оправдывает, потому что, делая оное, он вместе с жизнью опорочивает и учение свое. И Оригена: Начало каждого почти греха есть слово: посему кто вознамерился хранить пути слов своих, следствием сего будет иметь очищение от действительных грехов (в изд. Своде).
**) На сие прилично привести рассказ Кассиодора. Так он пишет: Преподобный Памва, не зная чтения пошел к одному, чтоб ему объяснил псалмы. Но услышав сии слова Давида, он не захотел учиться более, сказав, что, когда изучусь этому стиху (псалма) на деле, этого достаточно будет для моего спасения. По прошествии шести месяцев найдя его, учитель его спросил: почему столько времени не приходишь получать уроки? Преподобный на сие отвечал: я до сих пор не мог изучить заповеданного в оном стихе. По миновании многих лет спросил его другой: выучил ли этот стих? Он отвечал: да; однако ж едва чрев 49 лет и то с принуждением я мог выучить его на деле: успев в этом, с того времени, прибавил он, что я ни говорил, ни в чем не раскаивался.
Положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною. Самое удобное и легкое орудие греха есть язык, потому то Давид принял великое старание об исправлении его. Грешником он называет Семея или за нерадивую и греховную жизнь его, или за показанное им посредством открытого поношения Давида бесстыдство и дерзость, поелику этот бесстыдный, идя по следам Давида, злословил его и бросал на него камнями с пылью. Итак, Давид говорит, что я, принимая ругательства от Семея, молчал и не сказал ему противного слова.
8. Онемех и смирихся, и умолчах от благ. Добровольно, говорит, я сделался немым и не отвечал поносителю моему Семею, памятуя, что за грехи мои попустил ему Бог восстать на меня с ругательствами. При том сказал—я умолчал—от благ, то есть, от благости моей, ибо, имея возможность защищать свою честь и наказать Семея, я этого не сделал по благости и милосердно своему, почему, когда Авесса, сын Саруи, устремился к умерщвлении Семея, был остановлен Давидом, сказавшим ему: оставьте его и так, пусть проклинает, ибо Господь сказал проклинать Давида; и кто скажет, для чего ты так сделал? (2Цар.16, 10) *).
*) Великий Василий это изъясняет так: Когда восстал, говорит, против меня грешник, я не раздражался и не отмщевал, и не стоял наравне с поносителем моим, но молчал, потому что был вне всякого добра (т.е. я—злословимый) и, вместо мщения злословившим меня, я напоминал себе о грехе. Феодорит: Когда пеня злословил он, мне пришел на память грех, на который я дерзнул. Некто другой: Когда он нападал, тогда я молчал, не почитая мщение благом. Ибо это значит—от благ, потому что терпящему обиду, мщение кажется добром. Или: когда грешник на меня восстал, то онемев на слова, я умолчал о тех благах, о которых начал речь. Или: от добрых учений о вере, потому что не должно отвечать на спорные слова. Или сказано по обычаю употребления похвальных наименований (вместо означающих худое что либо) от благ вместо—от зол. Или, по переводу Симмаха: не будучи в добром состоянии и не имея смелости, я вспоминал слова: согрешил, молчи (в изд. Своде). А. иные изъясняют это так: я умолчал от благ вместо: по причине благ, которые доставляет в таковых случаях молчание. Прибавим из Oригeнa: умолчал, говорит, чтобы та болезнь, которую я имел от чувства, когда освобождался от грехов, не возобновилась чрез укоризны его. Также Григорий Богослов в слове о мире: я онемел и смирился, потому что был далек от всякого блага; почему по его изъяснению предлог—от (от благ) означаешь тоже, что отвне .
И болезнь моя обновися. Когда, говорит, Семей меня бесчестил и проклинал, возобновилась в душе моей скорбь о грехах моих, потому что тогда стал я видеть ясно, что выполняю наказание за грехи мои.
4. Согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь. Когда, говорит, я терпел поношение от Семея, у меня воспламенялось сердце яростию, по словам божественного Кирилла; но я был великодушен и запретил гневу. Сказав—во мне— он сим открывает, что он не обнаружил гнева своего. Вовсе не возмущаться гневом по причине ругательства—это дело совершенного человека; а не обнаруживать гнева, но заключив его в сердце, переносить ругательства в молчании, это свойственно, по словам того же Кирилла, успевающему в добродетели. Когда, говорит, скажем, согласно с Феодоритом, я рассуждаю и воспоминаю о грехах, произведенных мною и постигших меня бедствиях за оные, то в сердце моем всегда возгорается огонь печали, который жжет мою душу *).
*) По словам Григория Нисского и преподобного Нила, размышление о божественных словах Духа, когда мы их как бы утончаем, разжигая и испытывая оные, истребляет вещество худых помыслов и производит умственный огонь, который, согревая ум, приготовляет его к сильной молитве и представляет прошения Богу с разумом. Ибо, в ком размышление о божественных словах вожено огнем Давида, у того, возгоравшись огонь любви к духовному созерцании, сильное стремление свое превращает в высокий пламень. Оригена: Размышляя, говорит, о божественных словах, я горел, как Клеопа и бывшие с ним, говорящее: Не сердце ли наше горело в нас? или: воспламенялся печалью и не говорил, согласно с сими словами: гневайтеся и не coгрешайте, ибо не страдать от гнева—это выше нас, а—с разумом—это возможно святым (в изд. Своде). Также Феодорита: Воспоминая, говорит, о грехе своем, я возгорался огнем печали. И Пахимериса: Ибо если бы сердце мое не было согрето непрестанным размышлением о любимом предмете и обращением и кружением около него, то не воспламенился бы огонь возвышения и совершенства, согласно с сказанным: и в размышлении моем возгорится огонь (под 10-ю главою Дионисия о Небесной Иерархии).
