В течение нескольких недель я боролся с депрессией, вызванной все ухудшающимся состоянием. Мое лицо стало бледным, я исхудал и потерял много сил. Пища вызывала во мне отвращение, и страх сжимал мое сердце каждый раз, когда мне приходилось проглатывать кусок. Часто я вставал от стола, даже не прикоснувшись к еде. Вскоре мой дневной рацион был сведен к одной или двум чашкам молока и нескольким апельсинам, Я знал, что не смогу долго протянуть на такой скудной диете, но ничего не мог с собой поделать. Я сгорал изнутри, но не представлял, как умерить пламя. Я сократил прием пищи, но при этом расход энергии значительно возрос. Я находился в состоянии постоянного беспокойства и не мог просидеть на одном месте более получаса. Когда я все же заставлял себя сидеть, не двигаясь, внимание тут же направлялось к странному поведению моего ума. Чувство страха, ни на миг не покидавшее меня, сразу же усиливалось, и сердце начинало бешено колотиться в груди. Мне нужно было чем-то отвлечь внимание, чтобы не думать об ужасе своего положения.
Чтобы не давать уму обращаться к самому себе, я стал много гулять. Искупавшись утром, я тут же отправлялся на прогулку, чтобы развеяться после бессонной ночи, когда я вынужден был неподвижно лежать в кровати наедине с жуткими видениями, разворачивающимися перед моим внутренним взором. По дороге я встречал немало своих знакомых, тоже совершающих прогулку, но при этом весело беседуя и смеясь. Будучи не в состоянии разделить их веселье, я безмолвно проходил мимо, ограничиваясь лишь кивком в Знак приветствия. Я не испытывал интереса ни к кому. Ненормальность собственного положения всецело занимала мой ум. Дням я иногда заходил в свою комнату или выходил в сад, разглядывая различные предметы, но не мог сосредоточиться хотя бы непродолжительное время ни на одном. Я считал шаги, глядя то на пол, то на стены, то на потолок, и, напрягая всю оставшуюся силу воли, пытался не дать своему уму оставаться неподвижным, Я отчаянно боялся собственного вышедшего из-под контроля ума.
Но сколько еще могла продолжаться эта борьба? Как долго мог я сопротивляться безумию, поглощающему меня? Мое изможденное тело с каждым днем становилось все слабее — ноги дрожали и подгибались во время ходьбы, и все же я заставлял себя ходить, спасаясь от ужаса, готового сжать мое сердце, как только мой ум пытался осознать свое состояние. Моя память ослабела, и я мог запнуться во время разговора, с трудом подыскивая нужные слова. В самые тяжелые минуты я хмурил лоб и сдвигал брови, а в глазах появлялся дикий блеск, от этого лицо приобретало маниакальное выражение. По несколько раз в день я изучал свое лицо в зеркале, щупал пульс и с ужасом замечал, что состояние неизменно ухудшается. Не представляю, что поддерживало мою волю, если даже во время острейших приступов страха я ухитрялся контролировать свои поступки и жесты. Ни один человек не догадывался, что происходит в моей душе. Я знал о том, что один лишь шаг отделяет меня от настоящего безумия, но все же скрывал от всех свое состояние. Я безмолвно сносил невыносимую муку, проливал незримые слезы, обвиняя себя снова и снова в том, что сделал шаг в неведомое, не позаботившись предварительно узнать об опасностях, ожидающих человека на этом пути.
Но даже в минуты наибольшего упадка сил, даже когда мое состояние достигло критической точки, какая-то неведомая внутренняя сила не позволила мне обратиться за советом к врачу. В те дни в Джамму не было психиатра, но если бы и был, я все равно не пошел бы к нему на прием. И хорошо, что не пошел. Даже моих скромных познаний в медицине было достаточно, чтобы понять, что болезнь эта не могла быть отнесена ни к чисто физической, ни к чисто психической сфере. Причина ее крылась в измененной нервной деятельности моего организма, и от этого ни один врач не мог предписать лекарств. С другой стороны, малейшая ошибка в лечении этого необычайно опасного состояния, когда весь организм был разлажен и не поддавался контролю, могла бы привести к роковым последствиям. И учитывая совершенно неизвестную медицине и недиагностируемую причину болезни, ошибка была бы неизбежной.
Опытный врач исходя из симптомов болезни строит свое лечение на стереотипном поведении организма пациента. Физиологические процессы протекают в определенном ритме, который в нормальных условиях поддерживает организм. В моем же случае пострадал основной механизм, ответственный за ритмы и стереотипное поведение организма, в результате чего анархия, воцарившаяся во всех отделах организма, не поддавалась никакому описанию. Тогда я еще не знал этого и лишь позже понял, что практика медитации привела в действие механизм, который автоматически начал трансформировать мой ум, готовя его к расширению сознания. Это был столь же естественный биологический процесс, как и неизменный закон эволюционного развития видов или рост ребенка. К несчастью, тогда я об этом еще не догадывался. Да и сейчас эти секреты мало кому известны, хотя, судя по всему, адепты древности прекрасно знали, как поступать в случаях, когда в результате занятий Йогой у людей возникали подобные состояния.
Я каждый день тщательно оценивал свое состояние, убеждаясь в том, что все это действительно произошло, а не разыгралось в моем воображении. Подобно тому, как человек, попав в невероятную ситуацию, щипает себя, чтобы убедиться, что это ему не снится, я оценивал свои физические симптомы, чтобы найти подтверждение своему психическому состоянию. Глупо было предположить, что я стал жертвой галлюцинации. Последующие события, как и мое нынешнее состояние, полностью исключали эту возможность. Нет, этот кризис не мог быть плодом моего воображения. Он имел физиологическую основу и захватывал всю органическую структуру моего тела. Были задействованы все части моего организма — от мозга до самых незначительных органов. От штормов, вызванных высвобожденными мной силами, штормов, проносившихся по всем системам, не было спасения ни днем, ни ночью.
В наше время вряд ли найдешь пример, когда после пробуждения Кундалини беспрерывно горящий в человеке змеиный огонь производил бы в нем ту трансформацию, на которую намекали в своих рассказах мудрецы Древней Индии. Но, несомненно, бывали случаи спорадической активизации Шакти. Мистики и святые разных стран, с детства впадавшие в экстатические трансы и переживавшие трансцендентальные видения, относятся к данной категории. Медиумы, обладающие даром ясновидения, чтения мыслей и иными сверхъестественными способностями, обязаны всем этим пробужденной Кундалини, действующей в ограниченных рамках, без открытия высшего центра, затмевающего собой все сознание. То же относится и к гениям, определенные зоны мозга которых питаются этой энергией, что стимулирует их к интеллектуальной или артистической деятельности.
Во всех перечисленных выше случаях поток этой мощной жизненной энергии ограничивается или регулируется таким образом, что в деятельности системы не возникает никаких нарушений. Мистикам же, чей мозг иногда подвергается воздействию очень сильного потока, подобные состояния известны с рождения, и их нервная система приспосабливается к этому еще в детстве, когда человек не осознает перемен в своей психике и теле, а следовательно, и не страшится их. Но и последние нередко испытывают кризис и вынуждены пройти сквозь муки, прежде чем обретают устойчивую ясность ума и способность понятно выразить свои переживания, выделившие их среди прочих смертных. Все остальные, принадлежащие к этой категории, не переживают озарений и не осознают движения потоков. Исключение составляют лишь экспериментальные случаи, но там поток жизненной энергии слишком ограничен, чтобы произвести эти странные эффекты.
Популярные книги по Йоге, прочитанные мной несколько лет назад, не содержали в себе и намека на подобное развитие событий. Их авторы ограничили себя описанием различных поз и методов, заимствованных из древних источников. Иные утверждали, что имеют опыт практики, и уверенно обучали других тому, чего толком не знали сами. В некоторых из таких книг содержались краткие ссылки на Кундалини-Йогу. Обычно авторы посвящали одной из наименее известных и наиболее трудных форм Йоги всего несколько страниц или короткую главу, где говорилось, что Кундалини представляет собой жизненную космическую энергию, покоящуюся в человеческом теле у основания позвоночника, ниже половых органов в форме свернувшейся змеи. Она спит, закрывая ртом отверстие Сушумны, нитевидного протока, проходящего через центр спинного мозга к центру сознания на макушке головы. Пробудившись, Кундалини, подобно молнии, поднимается вдоль Сушумны, унося с собой всю жизненную энергию тела (которое в это время становится холодным и безжизненным, утратив частично или полностью свои жизненные функции), чтобы соединиться со своим божественным супругом Шивой, обитающим в последнем, или седьмом, центре — в мозгу. Во время этого процесса воплощенное «я», освободившись из плена плоти, приходит в состояние экстаза, или Самадхи, осознавая свое бессмертие и единство с вездесущим высшим сознанием. Лишь в одной или двух книгах говорилось об опасностях, подстерегающих человека на этом пути. Но ни характер этой опасности, ни способы ее преодоления авторы не описали.
